Анаконда
Шрифт:
— Наслаждаться тут особо нечем, уж больно жестоко бьют. Хотя ты и говорил, что частично понарошку. Пойдем лучше пивка выпьем.
Они прошли в VIР-кафе, заказали по высокой кружке темного и очень вкусного портера и со вкусом минут пятнадцать протрепались обо всяких обыденных вещах. Сюда заходили многие зрители турнира, и для того, чтобы они не теряли связи с происходящим на ринге, в кафе шла радиотрансляция из зала, где проходил турнир. Так они, уже допивая свой портер, узнали, что главный приз завоевал русский, капитан милиции Андрей Семин, второе место занял аварец Гамзат Бадасов.
— Мы победили, — с удовлетворением
ДОЖДЬ В ШВАРЦВАЛЬДЕ. МАЙ 1997 Г. АВСТРИЯ
Замок барона фон Раумница в Шварцвальде — один из самых совершенных шедевров архитектора Брандбауэра и один из наиболее сохранившихся дворцово-парковых ансамблей Западной Австрии. До 1757 года замок принадлежал императорской фамилии. Подобно другим загородным дворцам венской знати, замок, усадьба, дворец, как ни назови, все будет правильно, по планировке, композиции, изяществу, обаянию каждой архитектурной детали восходит к французским и итальянским образцам. Во всяком случае, многочисленные туристы, которые до недавнего времени посещали замок, вспоминали и о Версале, и об итальянских виллах...
Предки барона фон Раумница начали скупать участки на склонах гор вокруг замка еще в 90-е годы XVII столетия. В начале XVIII века началось строительство дворцовых сооружений для первого вельможи страны. И когда любимая племянница императора вышла замуж за фельдмаршала фон Раумница, предка нынешнего барона, император подарил молодоженам поместье Шварцвальд.
С тех пор много воды утекло в сложной системе прудов, окружающих замок и созданных на основе когда-то неприступного оборонительного рва.
Много воды обрушилось на изысканный парковый ансамбль и покатые крыши дворца. Дожди здесь не такой уж редкий гость.
Много изменений произошло за эти столетия в менталитете баронов фон Раумниц. Если предки нынешнего барона писали сонеты и сочиняли сонаты для альта и фортепьяно, для виолы- дагамба, корнет-а-пистона, танцевали грациозные менуэты и любовались живописью лучших мастеров Европы, поколение баронов, жившее в XX веке, ничем таким изысканным похвастаться уже не могло.
Барон Карл Иоахим Фридрих Иоганн Мориц фон Раумниц, один из самых богатых людей в современной Центральной Европе, в свои восемьдесят семь лет выглядел максимум на пятьдесят семь. Стройная, подтянутая фигура без унции лишнего жира, гладкое лицо, ясные голубые глаза без намека на старческую катаракту. И даже волосы, светлые, шелковистые, не имели ни одного седого.
Но это, пожалуй, были единственные достоинства барона. В отличие от своих славных предков он не выигрывал сражений, не писал стихов, картин и музыки. Он не занимался спортом, не участвовал в благотворительных акциях. И вообще, если что в этой жизни и делал, то во славу и в усладу «себе, любименькому».
Барон фон Раумниц был единственным человеком в мире, которого любил, искренне, нежно и преданно... барон фон Раумниц.
Когда врачи вынесли ему окончательный вердикт: рак, нарушение липидного обмена, распространенный остеохондроз, сердечная и почечная недостаточность, он ни минуты не сомневался, выбирая средство сохранения жизни.
Прохиндей доктор Брункс, предложивший барону средство не просто спасения жизни, но резкого улучшения ее качества, сделал правильный выбор.
Проблем с финансированием исследований, проводимых в клинике Брункса, уже не возникало.
Итак, ежедневное обменное переливание крови. И ты вечно молод.
Единственная трудность — у барона была редкая группа крови: IV, резус отрицательный.
Со всего мира специальные агенты везли в клинику Брункса в Вене, а в последние недели прямо в клинику доктора Иона Чогряну в Шварцвальде, расположенную в подвалах замка барона фон Раумница, детей с этой группой крови.
И вот уже десять лет барон не старился. Огромные деньги помогали преодолевать неизбежные трудности.
При странных обстоятельствах погиб доктор Брункс. Но сеансы переливания аккуратно продолжал доктор Чогряну. В огне пожара погибла клиника, базовая для экспериментов доктора Брункса, где отбирался и обследовался состав будущих доноров. Но и пожар в Яссах не отразился на здоровье Карла фон Раумница. Правда, на время пришлось приостановить обменные переливания ряду других пациентов Брункса и Чогряну. Но не барону. Ему каждый день исправно привозили ребенка, мальчика или девочку шести-двенадцати лет из разных стран мира и после проведения тестов и обследований состава крови делали обменное переливание. Мог идти дождь, как сегодня, или с неба падали бы жареные перепелки; мог умереть доктор Брункс или взорваться клиника в Яссах, жизнь продолжалась. Жизнь барона фон Раумница.
Этот пронырливый Франц Мейнинг с вечно потеющими ладонями... Ну, руку ему можно и не пожимать, ограничиваясь аристократическим легким наклоном головы. Но он молодец, этот Мейнинг. Нашел после пожара в Яссах другой источник. Эта Анна Ми-тро-фа-но-вна... Она просто ангел-хранитель. Приток детей из России поставлен на поток. Теперь можно не беспокоиться о будущем.
Правда, мальчишка, которого привезли вчера и кровь которого должны переливать барону завтра, опять оказался дауном. Но Чогряну утверждает, что это не отразится на качестве крови. Надо посмотреть его.
Барон приказал подать строгий деловой костюм. Он намерен посетить в подвалах замка клинику доктора Чогряну.
Барон давно запретил пускать на территорию замка туристов. В парке, во дворе замка, в его залах было прохладно и пусто.
Он прошел мимо портретов его предков кисти Веласкеса, Рейнхарта, Раубсбоха и фон Крейнера. Разные эпохи, разные костюмы, оружие, драгоценности, а лица одни. Словно один и тот же человек в костюмах различных эпох. Удивительное дело — гены, наследственность.
Кровь в бароне давно была чужая. Вся. А гены — старинные, связывающие его с несколькими поколениями европейской знати.
Ион в белоснежном халате встретил его при входе в клинику, сам открыл, набрав ряд сложных шифров, массивные двери, проводил в коридор, в котором шесть дверей вели в крохотные палаты для доноров. Из шестерых пациентов клиники уже трое были дауны.
— Куски мяса. У них мозги, как сметана, — пренебрежительно заметил барон, разглядывая пациентов через дверные «глазки». — Никаких мозгов, только подкорка. У них что, и родители были такие придурки?