Анаконда
Шрифт:
Ей не составило труда, используя небольшое зеркальце и ряд простеньких аргументов, убедить изуродованную девушку в том, что выбор новой профессии у нее достаточно ограничен.
А после жуткого избиения в подземном переходе у телеграфа Миле еще пуще хотелось жить красиво и счастливо. Спасти тонущий корабль ее жизни могло только богатство.
Оказалось, что больше, чем путанам, платят только киллерам. Причем значительно. А работа не противнее, да и не опаснее.
На второй день после выхода из больницы, переночевав у гостеприимной Лисы Алисы, Мила ножницами в туалетной комнате ночного ресторана «Метелица» на Новом Арбате убила одну накрашенную профурсетку. Отследив ее по приметам, данным Алисой, когда та, закрывшись в кабинке, настроилась наконец-то ширнуться, Мила, перегнувшись из своей кабинки по пояс, всадила маникюрные ножницы с прямыми и острыми лезвиями в сонную артерию девицы.
Это была репетиция больших дел. Мелочевка. Сучка, перешедшая дорогу Мадам в мелкооптовой торговле героином в центре Москвы, была бесперспективна с точки зрения перевоспитания (Мадам не терпела среди торговцев мелкими партиями наркоманов). И потому была обречена.
Заплатили за нее немного, по «меню» московских киллеров, по и немало, с точки зрения несостоявшейся путаны: за пару минут — тысяча баксов. Да за это время один минет с трудом успеешь сделать. За минеты же много не давали. Даже знойные южане.
Мила стала профессионалкой. И работала в бригаде Лисы Алисы.
Через полгода она зарабатывала уже по десять тысяч баксов за акцию.
Не потому, что стала убивать искуснее; просто в силу роста профессионализма ей стали доверять более сложные дела. А за крупных «сазанов» и плата выше. Она клеила нужных клиентов, подпаивала их клофелином, травила мышьяком, резала бритвой п, наконец, натренировавшись в частном, принадлежавшем Мадам тире, подстреливала тех, на кого указывала Мадам.
Через год она была уже личным киллером Хозяйки. То есть получила право сама выбирать вид оружия, время и место ликвидации объекта.
Ей стали поручать устранение очень дорогих клиентов, за которых заказчики платят от пятидесяти до двухсот пятидесяти тысяч баксов.
Теперь лицензии передавались ей без посредника — чтобы не засветить, исключить случайность.
Это значило, что ею дорожат. Что даже в случае неудачи не будет отдан приказ чистильщику ликвидировать киллера.
И только разбогатев, имея на счету сто тысяч долларов и в кубышке полмиллиона, она решилась навестить историческую родину.
В Петрозаводск Мила приехала, сделав пластическую операцию, обошедшуюся ей в кругленькую сумму, зато следов от шрамов почти не осталось; рассосались почище чем на сеансе Кашпировского.
Она приехала в Петрозаводск в двухместном купе «СВ» фирменного поезда «Карелия», в так называемом «бизнес-классе», когда в купе даже горячий завтрак подают. На вокзале ее ждала заказанная из Москвы машина, единственный в столице Карелии «Линкольн», подаваемый из частного автопарка Марти Лайтинена лишь на большие торжества.
Проводник вынес на площадь имени Гагарина с перрона несколько больших коробок подарков. Коробки были такие большие, что только в «Линкольн» и можно втиснуть.
Сестра, подружки по СПТУ и вернувшийся из армии Славка Каргуев были в атасе.
— Я тащусь с тебя по стекловате! — с пафосом воскликнула подруга Ира, увидев Милку в костюме от Версаче и в настоящих брильянтах.
А Славка предложил «хоть завтра в загс».
Но ей это было уже «до лампочки».
А вот на Диму, хахаля сестриного, Мила глаз положила. И по скольку сестра с утра до вечера сидела безвылазно в стеклянной клетке кассы универмага «Карелия», то соблазнить ее сожителя, прятавшегося в светлое время суток в ее однокомнатной квартире, не составило труда. А соблазнив, привязалась. Неделя «отпуска» кончалась, а Мила уже не хотела возвращаться в Москву без Димы.
Состоялся обмен информацией, после чего Дима дал согласие работать с Милой.
Заключительной фазой Милиного отпуска должен был быть эффектный выход «на работу». И не в Москве, а в Петрозаводске.
Ей заказали вора в законе Сутулого, перешедшего дорогу Хозяйке в торговле костомукшским окатышем и калевальским пиловочником с Финляндией.
Сутулый был приговорен.
Он никогда не расставался с четырьмя охранниками, дюжими «быками», сопровождавшими его повсюду с раннего утра и но позднего вечера.
Охранники сидели в вестибюле первого этажа гостиницы, в холле второго, и еще двое дежурили перед дверью номера, в котором Сутулый после тяжелого дня встреч со своими контрагента и с глухим хрипом и стоном всю ночь пытался кончить на местной проститутке по имени Марта Бескончак.
Сутулый как-то не учел, что окно без решеток.
Дима взял лестницу в институте «Гипролес» напротив гостиницы, приставил к окну и сделал четыре выстрела из «глока» с глушняком.
Дико заорала Марта, когда кровь из пробитого горла Сутулого хлынула не ее белую в мелких желтых веснушках грудь.
В номер влетел ошалелый охранник. Дима выстрелил ему в сердце. А вошедшая в номер Мила сделала контрольные выстрелы во всех троих.
Охранник в холле смотрел телевизор и ничего не слышал.
Так Дима стал киллером. В структуре Хозяйки его стали напевать Димой Эфесским. Он так и продолжал работать в паре с Милой, когда стрелял из винтовки с оптическим прицелом в вышедшего из тайного наркопритона Ираклия Нинадирадзе, а Мила делала контрольный выстрел уже в упор. Он работал с Милой, когда по приказу Хозяйки они убирали Бурбона, Шарика, Симеона. А ведь это все были воры в законе, авторитеты. У них охрана была не из додиков составлена, а из крутых и моченых.
Но каждый раз пуля Димы настигала их — в бане, на стульчаке туалетной комнаты ресторана, в квартире любовницы, на оживленной улице, на пустынной площади, в салоне шестисотого «Мерседеса» и даже, как в случае с Сутулым, на путане.
И каждый раз, какой бы насыщенной и крутой ни была охрана, через мгновение после выстрела Димы появлялась Мила и делала «контрольку».
Все это кончилось плохо.
Милу убили во время одной из операций. Не повезло. Охранник оказался расторопнее.
А на следующей операции менты повязали Диму. Оставшись без напарницы, он словно бы лишился своего талисмана: пропал кураж.