Анаконда
Шрифт:
И в этом не было логики, а была обычная англосаксонская легкомысленность, неумение, в отличие от немцев, просчитать вариант на пару ходов вперед.
В подвале фленсбургской тюрьмы сидели не какие-то крупные нацистские преступники, а обычные офицеры, захваченные в плен в последние дни и еще не отправленные в лагерь военнопленных. Здесь с них снимались предварительные, селекционные допросы. И один шпак, гражданский, которого надо было проверить на предмет денацификации. Он был захвачен после комендантского часа этой ночью.
При таком контингенте особой тревоги за своих подопечных
От туалета шла невообразимая вонь, поскольку водопровод после многочисленных бомбардировок Фленсбурга давно не работал.
Дежурный капрал, а он один бодрствовал в эти ночные часы, плотно закрыл дверь в коридор, чтобы не дышать, как он говорил, «нацистским дерьмом». И его понять можно.
И Краузе тоже. Капрал не хотел дышать всю ночь испражнениями заключенных, а Краузе хотел дышать и эту, и все последующие ночи. Для этого ему нужно было бежать до рассвета.
Очередной раз он забарабанил в обитую железом дверь, требуя выпустить его в туалет.
Очередной раз капрал, плотно закрыв дверь караульного помещения, чтобы спящие офицеры и солдаты не задохнулись от вони, испускаемой неисправно работающим желудком этого германского засранца, прошаркал башмаками по коридору и, протирая глаза, недовольно морщась, открыл дверь камеры.
Однако на этот раз его визит оказался и последним.
Краузе легко оторвал от пола тяжелый табурет и, не обращая внимания на мелькнувшую в голубых глазах капрала мольбу о пощаде, опустил с громким, так казалось в тишине, хрустом на белокурую, уже начавшую лысеть голову капрала.
Удачно ударил. Убил наповал. Но кровью и мозговым веществом не запачкал френч и бриджи.
Одежда капрала была нужна Краузе. Вначале он переоделся в его форму, а потом не поленился переодеть в свою тело еще теплого англичанина, с трудом поднял массивное туловище и усадил капрала на стуле боком к дверному глазку, чтобы не сразу бросалась в глаза его перекошенная от удара физиономия.
Тщательно заперев дверь, не стараясь идти тихо, небрежно прошаркал ботинками на толстой подошве по истоптанному коридору, открыл длинным, с хитроумной бородкой ключом дверь и выглянул во двор.
По-прежнему молотил дождь.
Краузе проверил, насколько надежно привязан на животе драгоценный груз. Отдернул палец, нащупал острый предмет и вытянул его под свет лампочки, тускло светившей под потолком на лестнице.
На ладони сотнями огней заискрились крупные брильянты, окружавшие таинственно светившийся, казалось, не отражающий, а поглощающий электрический свет огромный зеленый камень — изумруд. Брошь была божественно хороша. Но Краузе думал не о красоте, а об удобстве. Закрыл брошь, чтобы острое жало иглы более не могло его поцарапать, уложил ее в уютное чрево шерстяного платка, в который были закутаны драгоценности, по его мнению, трофеи, принадлежавшие рейху. Временно поверженному рейху. «Пусть весь мир лежит в развалинах, мы победим», — мысленно пропел Краузе и шагнул в темноту, под моросящий дождь.
28 — 29 МАРТА 1997 Г. ФИНАНСОВЫЙ ГЕНИЙ
ПО КЛИЧКЕ МАДАМ
Таи Махон не говорил по-русски. Так что без Насти он на переговорах с русскими как без рук. Эта поговорка в отношении Тао Махона выглядела несколько двусмысленно, поскольку рук у Таи просто не было. Нет, никаких там восточных ужасов. Их не отрубили по неким жестоким азиатским законам за воровство. Их не отгрызли крокодилы во время пыток, устроенных конкурентами. Не отсекли острым тайским мечом во время поединка.
Таи Махон еще в детстве потерял руки. Нашел вместе с одногодками оставленный японцами снаряд, попытался его погреть на костре, чтобы растопить тол, нужный для глушения рыбы в Туонге, мутные воды которой затрудняли обычную рыбную ловлю. Да что-то не рассчитал. Двое друзей погибли, один потерял ногу, а вот он, Таи, — обе руки по локоть. Так и бедовал бы с культями, если бы не ушел в криминальный бизнес. Постепенно торговля наркотиками и брильянтами принесла столь ощутимые доходы, что он смог «нарастить» себе руки в Институте трансплантации органов в японском городе Иокогаме. Руки были замечательными биороботами, почти неотличимыми от настоящих.
И только близкие люди и давние партнеры знали, что тонкие желтые пальцы, умеющие писать, держать сигарету, есть палочками рис и делать еще тысячи операций, управляются крохотными приборами, вживленными в культи на уровне локтей.
Боль и тревога, застывшие в глазах не склонного к экзальтации Таи Махона, объяснялись просто. Пока Мадам летела на остров Пхукет, может быть, в ту минуту, когда она пересекала экватор, в далеком от Таиланда, расположенном много севернее Сеуле произошли события, которые не могли не встревожить Таи Махона: корейские мафиози взяли транспорт с героином, направленным из Таиланда через Корею во Владивосток. Наркотик был надежно закамуфлирован. Из Таиланда в Сеул его направляли внутри аккуратных бревнышек ценного дерева тапуинкамо.
Уже на острове Чад Жу До, возле берегов Кореи, наркотик перепаковывали в японские автомобили, которыми Корея совершенно официально торговала с Россией.
И все было хорошо, пока местная корейская мафия «Пхень-Го-Кари» не возмутилась, что иностранцы наживают состояния на территории древней корейской земли, и не вышла на тропу войны.
Только что из Сеула пришло известие: бригады «Пхень-Го- Кари» захватили в открытом море транспорт с автомобилями. Героин, которым были набиты все части японских машин, стоил в тысячи раз дороже автомобилей. Синдикат, созданный два года назад Мадам и Таи Махоном, потерпел чудовищные убытки.
Погиб сопровождавший груз племянник Таи. Поскольку детей он не имел, племянник был за сына.
Мадам впервые видела Махона, наводящего ужас на всю Юго-Восточную Азию, таким расслабленным, опустошенным и растерянным.
Смерть племянника просто растоптала его. А чудовищные финансовые потери потрясли.
«Самые крутые мужики, — подумала одновременно с раздражением и торжеством Мадам, — теряются в нештатных ситуациях. Все-таки у нас, у баб, нервишки покрепче».
Благодаря Насте она вскоре выкачала из Таи всю нужную информацию. Странно было видеть, как дрожали его руки. Его ненастоящие, искусственные руки.