Анаконда
Шрифт:
Он заставил себя не думать об этом, но вдруг из груди его вырвался дикий протяжный вопль, перешедший в визг напуганного ребенка: по ногам стремительно взбирался неудержимый поток черных муравьев. Земля вокруг потемнела от кровожадной «напасти», и счетовод почувствовал, как под кальсонами поднимаются вверх ее всепожирающие полчища…
Два дня спустя крестный нашел наконец начисто обглоданный скелет, прикрытый одеждой Бенинкасы. «Напасть», все еще рыскавшая в тех местах, и пустые восковые мешочки достаточно ясно говорили о происшедшей драме.
Дикий мед не всегда обладает дурманящими свойствами, но такие случаи, однако, бывают.
Букашки
До того рокового дня, когда в дело вмешался натуралист, ферма мосье Робена являла собой чудо совершенства. Широко раскинулись плантации мате, и хотя растения были еще совсем молодыми, не вызывало сомнения, что они принесут богатый урожай. Были на ферме и участки, засаженные кофейными деревьями — ценный опыт, впервые проводившийся в этом районе.
Но самым удивительным на ферме была банановая роща. Следуя кубинской системе разведения бананов, мосье Робен не допускал, чтобы одно растение имело более трех отпрысков, ибо известно, что дай банану волю, и он окружит себя десятью, а то и пятнадцатью ростками. А столь многочисленное потомство ведет к истощению почвы, недостатку света и, в результате, к ухудшению плодов.
Однако местные жители никогда не трогали свои банановые рощи, полагая, что, если растение стремится окружить себя детьми, у него имеются на то свои основания, гораздо более веские, чем требования агрономии. В этом мосье Робен был вполне с ними согласен; и едва растение пускало два ростка, как он спешил подготовить ямки для тех, которым еще только предстояло появиться на свет. Отделенные от породившего их ствола, они, в свою очередь, создадут новую семью.
И если на плантациях местных жителей бананы, подобно плодовитым матерям, у которых в конце концов рождаются рахитичные дети, приносили мелкие безвкусные бананчики, небольшие и хорошо подкормленные семьи мосье Робена гнулись под тяжестью роскошных плодов.
Недешево обошлось мосье Робену подобное процветание: много было пролито пота и испорчено изрядное количество напильников при точке лопат и кирок.
Все пять пеонов, работавшие на ферме, были местные жители, но мосье Робену удалось убедить их в необходимости всех этих работ, и он считал, что сделал доброе дело. В результате, с октября по май месяц в Посадас доставлялось до трех-четырех тысяч банановых веток.
Итак, положение мосье Робена и его банановой рощи казалось вполне надежным, когда в Мисьонес прибыл ученый-натуралист Фриц Франке, выдающийся энтомолог, сотрудник парижского Музея естествоведения. Это был светловолосый молодой человек, очень высокий, очень худой, в поднятых на лоб очках и огромного размера ботинках. На нем были короткие штаны, и его сопровождали жена и сеттер в серебряном ошейнике.
Молодой ученый явился к мосье Робену с блестящими рекомендациями; тот отдал в полное его распоряжение свою ферму на берегу Ябебири и приказал надсмотрщику оказывать выдающемуся гостю всяческую помощь.
Вот каким образом очутился среди нас Фриц Франке. Поначалу пеоны нашли ужасно смешным этого длинноногого ребенка,
Несколько дней спустя одному из них пришло в голову показать натуралисту найденного им жучка. Посмеиваясь в душе над немцем, пеон принес ему свою находку; но оказалось, что жучок принадлежал к какой-то редкой группе жесткокрылых, и в знак благодарности парень получил от герра Франке пять патронов. Он ушел, однако вскоре вернулся в сопровождении своих товарищей.
— Выходит, хозяин… тебе нравятся букашки? — спросил он.
— О, конечно! Приносите мне все, что вам попадется. Я в долгу не останусь.
— Нет, хозяин, нам от тебя ничего не надо. Дон Робен велел помогать тебе…
Это было началом катастрофы. На протяжении двух месяцев, не теряя ни секунды на уход за кирками, все пять пеонов всецело посвятили себя ловле букашек. Они несли натуралисту бабочек, гусениц, личинок, жуков, мушек и всех прочих насекомых, попадавшихся им на глаза. Это было непрерывное хождение с фермы на ранчо и с ранчо на ферму. Обезумевший от радости Франке, видя страсть новоявленных натуралистов, пообещал подарить им всем по ружью.
Но пеоны не нуждались в поощрении. Это занятие они находили гораздо более увлекательным, чем копание в земле, и на ферме не оставалось уже ни одного нетронутого ствола, ни одного не сдвинутого с места камня. Коробки натуралиста наполнялись с невиданной быстротой, так что к концу января ученый счел завершенной свою коллекцию и возвратился в Посадас.
— А как пеоны? — поинтересовался мосье Робен. — Вы остались ими довольны?
— О, разумеется!.. У вас превосходные парни.
Тогда мосье Робен решил съездить на ферму, чтобы отблагодарить людей. Пеонов он застал в состоянии, близком к безумию: их страсть к ловле насекомых была в самом разгаре. А некогда цветущий питомник кофейных деревьев исчез в густых зарослях тростника. Растения, обожженные горячим дыханием земли, либо вовсе погибли, либо не выросли ни на вершок. Банановая роща заросла травой, лианами, молодой лесной порослью, среди которых бананы задыхались и гибли, окруженные своими многочисленными рахитичными отпрысками. С веток, у которых не было сил напоить соком свои плоды, свисали маленькие почерневшие бананчики.
И это все, что осталось мосье Робену от его еще три месяца назад образцовой фермы.
Глубоко раздосадованный представившимся его взору зрелищем, мосье Робен выгнал прочь всех пеонов, которых свела с ума наука его ученого гостя.
Но семя попало на благодатную почву. Некоторое время спустя один из пас нанял двух пеонов, некогда работавших на ферме мосье Робена. Им поручили срочно отремонтировать проволочную ограду, и парни, вооружившись сверлами, буравами, английским ключом и прочими инструментами, отправились на работу. Но не прошло и получаса, как один из них явился с пойманным им жучком. Его поблагодарили, и парень вернулся к ограде. Через четверть часа появился второй с еще одним жучком в руках.