Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта
Шрифт:
Аналогичная схема применяется в том случае, когда «служащие банка» звонят вкладчику и просят его помочь в поимке «нечестного кассира». Для этого вкладчика просят сделать вид, будто он забирает свои сбережения. По легенде, деньги, предварительно помеченные, будут временно приняты на ответственное хранение «служащими банка» в качестве вещественного доказательства, уличающего кассира. Иногда деньги отдают [906] . В этом плане нет ничего сверхсложного, работает простая словесная формула, побуждающая простофилю делать то, что в других случаях он поостерегся бы делать. Его обманутое доверие — следствие того, что он увлечен мыслью, будто не просто совершает обычные банковские операции, но участвует в каком-то специально организованном заговоре. К тому же предупреждающий об опасности преступления, вероятно, будет исключен из круга потенциальных преступников, поскольку сообщающий об опасной ситуации привычно определяется как человек, находящийся вне ситуации, о которой он сообщает. Все эти приемы прекрасно работают, о чем свидетельствует пример, относящийся к середине XIX века.
906
О ряде таких афер сообщается в печати. См.: San Francisco Chronicle. 1965. February 27.
Эти господа [фальшивые участники аукциона], обычно именуемые Питерами Фанками [907] , вызывали немалую озабоченность муниципальных властей в 40-50-е годы XIX века, предпринималось множество безуспешных попыток прекратить торги всякой дрянью и дешевкой, на которых фанки грабили соотечественников на тысячи фунтов ежегодно. Однажды, в 1854 году, мэр Уэстервельт нанял много людей,
907
Funks — прозвище подручных аукциониста, специально набавляющих цену для разжигания азарта покупателей. — Прим. ред.
908
Asbury Н. Sucker’s progress. New York: Dodd, Mead & Co., 1938. p. 182. Бостонский душитель звонил в дверь и обращался с просьбой к женщине сообщить, не видела ли она подозрительного мужчину, заглядывавшего в окна, и не мог бы ее муж помочь ему в поисках этого типа. Так он получал нужные ему сведения и, кроме того, разумно обосновывал свое появление. См.: Frank G. The Boston strangler. New York: New American Library, 1966. p. 335.
Еще один вариант такого же обмана прослеживается в роли, которую разыгрывает agent provocateur [909] ; хорошо известен и современный опыт взаимодействия полиции и правительственных органов с радикальными движениями. Как уже говорилось, такой агент активно участвует в мелких выступлениях и планировании крупных акций, что обеспечивает ему не только материал для доносов, но и крышу в конспиративной среде, позволяя пользоваться доверием и групповой поддержкой [910] .
909
Agent provocateur (фр.) — провокатор. — Прим. ред.
910
Здесь воспроизводятся стандартные структурные возможности, описанные в формальной социологии. Примером может служить старая история с Охранным отделением («Охранкой») в России. Когда в 1917 году Временное правительство создало комиссию по расследованию деятельности Охранного отделения, на свет выплыло следующее: «Руководители охранки заявили, что они никогда не поддерживали „провокаций“, а те, кого комиссия считает провокаторами, были просто „секретными сотрудниками“. Полицейское начальство настаивало, что эти агенты использовались исключительно в целях политической разведки, для сбора сведений о нелегальной политической деятельности, и не получали инструкций принимать активное участие в революционной работе. Однако бывшие агенты охранки признавались на допросах, что любому секретному сотруднику было чрезвычайно трудно более или менее продолжительное время сохранять бездеятельную позицию внутри революционной группы, было необходимо иметь прикрытие, создающее хотя бы видимость активности. Поэтому агенты охранки организовывали покушения, подстрекали к забастовкам и печатали прокламации, призывавшие к кровавой революции. Более того, поскольку агентам Охранного отделения, раскрывшим нелегальную типографию, выплачивали наградные, то полицейские чиновники не считали необычным делом организовать такую типографию самим, на деньги полиции, чтобы впоследствии ее „разоблачить“ и претендовать на положенное вознаграждение из полицейских фондов. Так или иначе, охранка систематически подрывала тот самый правопорядок, который была призвана охранять При фантастическом масштабе провокаций, равно как и других нелепостей, поощряемых политической полицией во время коллапса империи, охранка по сути дела просто использовала рутинную технику оперативно-розыскной деятельности, применяемую во всем мире гражданской полицией при расследовании обычных преступлений». См.: Hingley R. The Russian secret police. New York: Simon and Schuster, 1970. p. 113. Возможно, автор книги опрометчиво представил работу русского Охранного отделения в абсурдном и фантастическом ключе.
Я приводил, можно сказать, классические примеры наивности инсайдера. Этот список можно расширить за счет менее известных форм. В разведывательной работе используется так называемая запасная легенда, то есть фиктивная версия, которую агент может пустить в ход в момент, когда его первоначальная легенда рушится и любое продолжение ее бессмысленно [911] . В странах, где налоговые махинации считаются высоким искусством, бизнесмены, по некоторым сведениям, могут вести сразу три бухгалтерии: одна для учета реального бизнеса, чтобы знать истинное положение дел; другая предназначена для налогового инспектора; третья — тоже для налоговой инспекции, когда она укрепится в своих подозрениях о подтасовке баланса [912] . Аферами чревато даже одно из самых мирных мужских занятий — доставка молочных продуктов. Несвежесть продуктов какой-либо фирмы обнаруживается перед домохозяйкой только для того, чтобы она смогла убедиться в том, что наконец-то получила доступ к надежным сведениям о качестве продуктов [913] .
911
Pinto О. Spy-catcher. New York: Harper & Brothers, 1952. p. 42–43.
912
Из статьи о налоговых аферах в Испании: San Francisco Chronicle. 1966. 20 February.
913
Bigus O.E. The milkman and His customer: A cultivated relationship // Urban Life and Culture. 1972. vol. 1. p. 149–150.
Как хорошо инсценированный информационный взрыв может увлечь слушателей и зрителей (это вполне удалось «диктору» в радиопередаче «Война миров») [914] , так он может сформировать уверенность, будто человек, переживший крушение фрейма, уже не в состоянии притворяться и лицемерить, иначе он не казался бы таким сломленным. Этим же объясняется и продуманная стратегия потери самообладания и контроля над собой при рассмотрении арбитражного дела или согласовании коллективного договора. (Перекрестные допросы, проводимые «добрым» и «злым» следователями, содержат специфическую версию наивного инсайдера.) Возможно, этим обусловлена особенность официальных общественных мероприятий (social occasions): когда люди собираются вместе при всех регалиях и держат себя с надлежащей помпезностью, неизбежно воспроизводятся действия за рамками установленной сцены — некоторые присутствующие обходятся друг с другом по-прежнему без церемоний, и в совокупности все это порождает уверенность, что, хотя официальные мероприятия обычно отдают фальшью, вот это мероприятие не фальшивое.
914
Утром 30 октября 1938 года миллионы американцев услышали по радио о вторжении марсиан. Передачу «Война миров» вел знаменитый актер Орсон Уэллс. Началась паника. Это был психологический эксперимент, поставленный П. Лазарсфельдом, Ф. Стэнтоном и X. Кэнтрилом. Результаты эксперимента изложены в монографии: Cantril Н. The invasion from Mars; A study in the psychology of panic / With the complete script of Orson Welles broadcast; With the assistance of H. Gaudet, H. Herzog. Princeton, Princeton University Press, 1940. — Прим. ред.
5. Фальшивые связи. Выше было показано, что фундаментальное свойство опыта таково, что дела и слова сохраняют связь с их источником, и обычно эта связь воспринимается нами как нечто такое, что само собой разумеется, обеспечивается контекстом действия и гарантирует закрепление деятельности (anchoring of activity). Любопытно заметить, что, хотя это свойство опыта часто пытаются нарушать — понарошку (например, можно изменять голос, звоня своему другу по телефону), серьезные нарушения такого рода, по всей вероятности, встречаются редко, например «проделки» (pranks) во время президентских кампаний 1968-го и 1972 годов оказываются скорее исключениями из правила [915] . Это дело
915
Насколько известно, обе партии использовали следующие приемы: рассылались приглашения на собрания с выпивкой и закуской, которые никогда не планировалось проводить; на обеды, устраиваемые для сбора средств в фонд партии, официальных гостей привозили в лимузинах, а на обедах кроме них никто не присутствовал; противники какого-либо кандидата нанимали людей, которые учиняли из ряда вон выходящие бесчинства якобы в его поддержку; демонстранты, не имевшие никакого отношения к данной партии, выходили на улицу с плакатами, обнаруживающими внутрипартийные раздоры; публиковались вредные материалы от имени несуществующих организаций, якобы представляющих экстремистское крыло политического противника; журналистские удостоверения использовались в качестве прикрытия для шпионажа; посредством поддельных подписей, краденых бланков и фальшивых пресс-релизов разжигались внутренние конфликты в партии политического противника.
6. Ловушки в структуре фрейма (frame traps). Когда человека неправильно поняли и другие неверно интерпретируют его слова и действия, он, по всей вероятности, должен исправиться или объясниться. Это меняет ситуацию. Когда же человек ошибается в определении мира по каким-то иным причинам, надо ждать коррекций со стороны окружающих. Переструктурирование восприятия может потребоваться и в том случае, когда обнаружен обман, причем обман может быть установлен самим обманутым, признан обманщиком или разоблачен третьей стороной. Все эти операции помогают прояснить фрейм. Я должен особо отметить, что мир может быть организован (преднамеренно или по умолчанию) таким образом, что ложные взгляды, как бы они ни возникли, будут постоянно подтверждаться новыми и новыми свидетельствами и каждая попытка исправить ситуацию будет возвращать нас к исходному положению дел, тогда человек обнаруживает, что попал в ловушку, из которой не вырваться.
Понятие ловушки-фрейма принято пояснять шуточным вопросом: «Перестали ли вы бить свою жену?» Более поучительна следующая история, в которой четко отображена практическая реализация фрейма ресторанного мошенника и шулера по имени Мэйджор Клэнси.
Однажды Клэнси заходит в магазин суконщика во дворе церкви Святого Павла, набирает очень много сукна, чтобы сшить новые ливреи, все это переносят в его карету, он говорит суконщику, что сейчас у него не хватает денег, чтобы расплатиться, но если он пошлет с ним одного из своих подмастерьев, он расплатится дома. Мейджор отъезжает, молодой подмастерье следует за его каретой — он не знает места назначения. Но мошенник вместо своей квартиры направляется в цирюльню, поднимается наверх постричься и побриться и после бритья дает цирюльнику пять шиллингов с такими словами: не думайте, мол, что я даю вам так много только за ваши труды брадобрея; нет, у меня есть для вас более серьезное дело, которое прошу выполнить со всем возможным усердием и прилежанием, за это вы будете щедро вознаграждены. Дело вот в чем. Как только я уйду, вы позовите наверх молодого человека, который ждет меня внизу. Он чересчур стыдлив, и вам вряд ли удастся убедить его признаться в своей дурной болезни, пока вы не принудите его силой. Поэтому запритесь с ним в строжайшем уединении и осмотрите его, и если вы найдете, как я подозреваю, что с ним не все ладно, вы должны применить такие лекарства для его выздоровления, какие сочтете нужными, а я хорошо вам заплачу за хлопоты. Хирург-цирюльник обещает позаботиться о парне, а Мейджор выходит к карете и предлагает подмастерью пойти с цирюльником, который, мол, уладит его дело. Молодой человек шаркает ножкой, кланяется и идет с цирюльником, который приводит его в комнату, запирает дверь и начинает читать проповедь в том духе, что каким же надо быть болваном, чтобы распутничать так рано. Парень думает, что собеседник спятил и краснеет до ушей. «Ну-ну, — говорит на это цирюльник, — твоя притворная скромность не поможет тебе отвертеться, твой хозяин рассказал мне о твоих штучках, и я тебя осмотрю». Бедный малый доходит до мысли, что цирюльник одержим дьяволом, пытается спросить, в чем дело, чего от него хотят, объясняет, что он пришел просто получить хозяйские деньги за сукно. Цирюльник твердит, что выполняет наказы его хозяина и доберется до его «сифона» и раз уж его наняли лечить, то он исполнит свой долг. Парень клянется и божится, что у него нет сифилиса, что его настоящий хозяин живет на подворье церкви Святого Павла и послал его с джентльменом, который зашел побриться, чтобы получить деньги за проданное сукно. Все это не сбивает цирюльника с курса: он должен установить истину и он осмотрит больного во что бы то ни стало. Диспут закончился потасовкой. Но цирюльник был более тяжел и здоров по сравнению с пациентом, в конце концов ему удалось стянуть с того штаны и осмотреть. При обследовании он нашел парня чистым и здоровым как в первый день творения. Цирюльник удовлетворился тем, что сделал свое дело. Но бедный парень, оскорбленный таким обращением, в расстроенных чувствах вернулся к своему хозяину и рассказал ему всю историю, как вместо денег он получил хорошую трепку и долгий прием у лекаря-цирюльника, который осмотрел его в поисках сифилиса. Хозяину, который и сам не знал, как быть в такой ситуации, не оставалось ничего другого, как посмеяться над этим случаем и смириться с потерей [916] .
916
Lucas Т. Lives of the gamesters (1714) // Games and gamesters of the Restoration. London: George Routledge and Sons, 1930. p. 135–136.
Этот случай, хотя и вызывает сомнения, показывает, каким образом протесты против ложной трактовки ситуации только убеждают адресатов в правильности именно такой трактовки. Аналогичным образом действует убеждение в душевном помешательстве, и здесь протесты квалифицируются как симптомы. В более деликатном варианте несогласие пациента с толкованием болезни, предлагаемым (явно или неявно) терапевтом, может быть прочитано последним как сопротивление — психическая особенность, которая обусловливает чудесное превращение словесного несогласия с терапевтом в доказательство его правоты [917] . По сути, в повседневном поведении проявляется та же тенденция: как правило, образ, приписываемый нами другому, позволяет не считаться с его несогласием и иными формами выражения взглядов, его мнение интерпретируется как априорное «что и следует ожидать». Так возникают самоподтверждающиеся интерпретативные категории. Поистине, в подобных случаях мы имеем дело с сюжетом сказки о девочке, у которой при каждом слове изо рта выскакивали жабы [918] : каждое новое объяснение только обнаруживает то, от чего пытаются откреститься.
917
В художественной литературе имеется множество сюжетов, созданных вокруг темы ловушек; есть интересная статья о том, как два психотерапевта лечили друг друга и у каждого из них оставалось впечатление, что он лечит, а не его лечат. См.: Kaiser Н. Emergency: Seven dialogues reflecting the essence of psychotherapy in an extreme adventure // Psychiatry. 1962. vol. 25. p. 97–118.
918
Образ заимствован, по всей вероятности, из сказки Якоба Гримма «Три человечка в лесу». — Прим. ред.
Переработка негативного опыта в некоторых областях искусства, подробно рассмотренная в последней главе, содержит много материалов о ловушках в структуре фрейма. Здесь нужно сделать два предварительных замечания. Во-первых, критики всегда могут сказать, что любое произведение искусства, которое сегодня считается полностью признанным и выдающимся, лет десять назад яростно отрицалось как вообще искусство. Искусствоведы хорошо осведомлены о таких противоречивых оценках. Во-вторых, участие в выставках, спектаклях и других публичных презентациях произведений искусства определенно требует мобилизации ресурсов и ожиданий особых впечатлений. С учетом этих двух оговорок можно показать, что ценители искусства сами могут оказаться в замешательстве, когда встанут перед необходимостью публично определить свое отношение к тому, что кажется им бессмыслицей. Они должны сформулировать свое мнение в ситуации, где нет определенности в эстетическом неприятии произведения, поэтому для уверенности вынуждены обнаруживать свои сомнения перед самими собой. Полностью отдавшись спектаклю, они становятся заложниками игры, смысл которой поучителен хотя бы тем, что, избрав подобный путь, можно влипнуть куда угодно.