Аналогичный мир - 4
Шрифт:
Колька снова сделал лежак креслом, высоким, чтобы Семён был вровень с остальными, поставили и накрыли стол и, наконец, сели. Эркин, Андрей и Колька уже в рубашках, Колобка и Алису не только умыли, но и переодели, Эсфирь и Женя тоже привели себя в порядок.
На обед были окрошка молодая варёная картошка с холодным варёным языком.
— А это что? — удивился Колька, разглядывая серые ломтики.
— Это язык, — объяснила Женя.
— Не мой, — тут же прибавил Андрей. — Мой при мне.
— Это-то понятно, — рассмеялся Колька.
— Твой
Семён покрутил головой.
— Однако шикуем. Он же дорогой, женя.
— Зато без костей, — улыбнулась Женя. — Никаких отходов.
И пили чай с «молодым» свежесваренным вареньем.
О покосе заговорил Эркин.
— И далеко твой луг?
— Не очень. Затемно выйдем, вовремя дойдём.
— Ага, — кивнул Эркин. — Коса-то у тебя есть?
— Две косы, — поправил Андрей, подкладывая себе варенья.
— А ты умеешь? — удивился Эркин.
— Не боись, — кратко ответил Андрей.
— Будут, — так же коротко, — подвёл черту Колька.
Больше о этом говорить не стали. Будет — так будет, а если и что, то на неделе обговорить всегда можно.
После обеда Эсфирь унесла Колобка спать. Он что-то недовольно гудел, но глаза у него ещё за столом закрылись.
— Маленькие дети обязательно после обеда спят, — елейным голосом сказала Алиса.
— Верно, племяшка, — ухмыльнулся Андрей. — Давай сейчас постелем тебе, а я песенку спою.
— Фигушки! Я большая! — Алиса быстренько соскочила с табуретки и перебежала за спину Эркина. — И поёт пусть Эрик. Он поёт, а ты орёшь по-дурацки и песни у тебя дурацкие.
Тут Андрей обиделся всерьёз, покраснел, надулся… но Эркин, мягко хлопнув его по плечу, встал.
— Давай со столом поможем.
Алисе он ничего не сказал, даже не посмотрел на неё, но она поняла, что получилось нехорошо, и, недовольно хмурясь, оглянулась на маму. Но мама её тоже в упор не замечает, и дядя Семён не смотрит, и дядя Коля… ну, почему взрослые всегда заодно? Теперь придётся просить прощения. Из-за чего — непонятно, но придётся. И, когда все встали и началась суматоха с посудой, попробовала дёрнуть Андрея за рукав, но опять не заметил, даже не посмотрел.
— Сёма, — предложил Колька. — Давай в дом, а то жарко уж очень.
— Да, — кивнул Семён. — Давай, Коль.
И уже Колька, подражая Эркину, посадил Семёна и поднял его на себе, понёс в дом. Эсфирь придержала дверь.
В доме было после сада полутемно и прохладно. Эсфирь как-то незаметно успела проветрить горницу и перестелить Семёну. Колька уложил брата, укрыл одеялом. Они были вдвоём, и Семён зашептал:
— Коль, с деньгами-то… неудобно.
— Они не возьмут, — так же тихо ответил Колька. — И не думай.
— Неудобно, — повторил Семён. — Ты поговори всё-таки. Помочь помочью, а всё-таки… ну, не сейчас, потом… или фруктами там, ягодами… хоть как-то…
— Потом, — неохотно согласился Колька. — Отдохнёшь?
— Да, задёрни меня, посплю.
И,
Эсфирь с Женей разлили остывшее варенье по банкам. И четыре из них — как Эсфирь не настаивала, чтобы Женя взяла половину — составили в корзинку, переложив газетой, чтобы не побились. А корзину завтра занесёт…
— Да ладно вам…
— Нет уж, нет уж…
— Из-за корзинки гонять…
— На покос пойдём, тогда и занесу, — решил Эркин. — Колька, неделю обойдёшься?
— А то нет, — фыркнул Колька.
Женя, сразу сообразив, горячо поддержала Эркина, и Эсфирь отступила.
Попрощались, ещё раз полюбовались постройкой и ушли.
Корзинку с вареньем нёс Эркин: Андрею варенье доверять рискованно, к тому же у него ящик с инструментом. Али са шла рядом с Женей, держась за её руку. Её до сих пор и не отругали, и не простили, так что совсем непонятно. Но неприятно. Всё было так хорошо, а почему-то стало плохо.
— Андрей, — заговорил вдруг Эркин, — а что такое… сябры? Ну, этот, Куприяныч, нас так назвал.
— Ну-ну, — Андрей задумчиво пожевал губу. — Ну, я думаю, вроде… Там, — он кивком головы указал куда-то в сторону, — там говорили: кореша. Это друзья, нет, больше, чем друзья, говорили: жрут вместе, значит, во всём доверяются, ещё… земляки, земели…
— Земляк? Это я знаю, — кивнул Эркин. — Я понял, Андрей, — улыбнулся, — догадался.
Они говорили тихо, шедшие впереди Женя с Алисой не оборачивались, И Андрей спросил, ещё больше понизив голос, по-английски:
— А у вас там, ну, ты понял, как этот называлось?
— Никак, — так же тихо по-английски ответил Эркин. — У нас этого не было.
— Что, совсем не дружили? — удивился Андрей. — Быть же такого не может.
Эркин невесело улыбнулся.
— Показывать было нельзя. Никому. И… и вдруг завтра тебя или его продадут. И… ладно, потом, хорошо? — перешёл он на русский.
Андрей кивнул.
— Хорошо, конечно, Эркин.
В самом деле, что он за дурак, затеял такой разговор. Не кол времени и не к месту.
Они уже подходили к дому. Бегали и играли дети, на лавочках сидели болтающие старухи, из открытых окон разговоры и обрывки песен, на лоджиях курят и перекликаются мужчины. Субботний вечер, гуляй сколько душе угодно, завтра — выходной. Здороваясь со знакомыми, разговаривая о погоде и о всяких незначащих пустяках вчетвером вошли в подъезд, поднялись по лестнице, прошли по коридору и, наконец, вошли в квартиру. Полутёмную и приятно прохладную после дневной жары. Это Женя оставила утром шторы задёрнутыми, вот комнаты и не нагрелись. И хоть ещё не поздно совсем, но всех сразу потянуло ко сну.