Аналогичный мир
Шрифт:
— А ты что подарила сегодня маме? — обратилась Рози к Алисе.
Алиса оторвалась от куклы и подняла на гостью глаза. Что ж, такая заслуживает честного ответа.
— Я её сегодня весь день слушаюсь.
Рози ахнула и залилась таким весёлым искренним смехом, что засмеялись и Женя, и Алиса.
— И как ты её назовешь, Элис? — спросила Рози.
— Как тебя, — сразу ответила Алиса и вежливо добавила, покосившись на мать. — Вы мне позволите, мэм?
— Ну конечно, Элис.
— Значит, её зовут мисс Рози, — сказала Женя и мягко подтолкнула Алису к её уголку.
— Большое
Женя принесла свежего кофе и новую порцию печенья.
И вроде бы тот же ни к чему не обязывающий разговор, но с Рози он немного другой и намного приятнее. И Женя чувствовала, что Рози пришла позже остальных не случайно. Ей надо о чём-то поговорить.
— Джен, я хотела бы… — Рози оглянулась на Алису. Та сидела на полу и тихо беседовала со своими куклами. — Я хотела бы обсудить с вами один вопрос.
— Пожалуйста, Рози, я с охотой помогу вам.
— Джен, я на Балу познакомилась. Он… ну словом, мы встречаемся. И мне неловко. Он не знает, что я… что у меня не было… — Рози покраснела и снова покосилась на Алису.
— Я понимаю, Рози, — успокоила её Женя. — Вы боитесь, что узнав, он вас бросит?
— Да. Ведь в первый раз это так больно и неприятно, что этот… ну с кем… что испытываешь к нему ненависть. И я не знаю, что мне делать. Раньше были Паласы. И вся проблема решалась очень легко.
— Даже слишком легко, — задумчиво сказала Женя.
— Да, возможно и так. Но, но что мне делать, Джен? Ведь Паласов нет. Я попробовала поговорить… с одной, вы её не знаете, но она очень опытна. В этих вопросах. И она посоветовала мне… Она говорит, что в городе есть… ну бывшие спальники. Немного. Уцелевшие. И что можно нанять для этого. Правда, это дорого, потому что они скрываются, и не будет выбора, как в Паласе. А только тот, кого она найдёт. Как вы думаете, Джен, может попробовать? Я чего-то боюсь. Но другого-то выхода нет.
Слушавшая вначале просто вежливо и добродушно, Женя вся напряглась. Но выдать себя нельзя. И она задумчиво, будто решая задачу, сказала.
— Я думаю, вам, Рози, не стоит с ней связываться. Вы рискуете потратить деньги и ничего не приобрести.
— Да, я тоже так думаю. Всё-таки в Паласах за ними следили, за здоровьем, чистотой, и вообще… Но как же тогда… с этим?
— Попробуйте поговорить… со своим другом. Если он действительно друг вам, он всё поймёт. И всё будет хорошо.
— Но… но Джен, я же тогда… если я с ним… я же возненавижу его.
Рози смотрела на неё с такой надеждой. А Женя, глядя перед собой остановившимися расширенными глазами, видела… смуглое напряжённое лицо… тёмные с длинными пальцами руки, скользящие по её животу… неожиданная улыбка, словно вспышкой молнии, освещающая это лицо и делающая его озорным и близким… играющие, переливающиеся под гладкой смуглой кожей мышцы… и тихий шёпот, где слова уже не важны… и это же тело, но тёмное, в пятнах синяков и ссадин, костлявое, жёсткое… опухшее перекошенное лицо, залитое кровью… Женя перевела дыхание, нашла глазами ждущее лицо Рози и улыбнулась.
— Когда любишь, то ничего больного, грязного, некрасивого уже нет. Если он вас любит, Рози,
— Да, Джен, вы, конечно, правы, — обрадовалась Рози. — И потом, ведь эти, спальники, я думаю, что они ничего, ну ничего не чувствуют. Вы понимаете? Ну, вот мы же печатаем и болтаем совсем о другом, нам всё равно, что печатать. И им так же, всё равно с кем… ну вы понимаете, Джен. Работа — это же совсем другое.
— Да, — кивнула Женя. — Работа, это совсем другое.
— Большое вам спасибо, Джен, вы так помогли мне. Конечно, я лучше поговорю с ним. Он такой добрый и умный…
Дальнейший разговор шёл как-то мимо сознания Жени. Она проводила гостью, переоделась сама и переодела Алису, убрала со стола. Потом стирала, играла с Алисой, шила, готовила. Но всё это так, это не она, а кто-то другой живёт заведённым порядком, а она сама… у неё сейчас одно. То страшное, что так легко, походя сказала Рози, и о чём она ни разу не подумала за эти шесть лет. Для него это было работой. Ра-бо-та! И Рози права, иначе и быть не могло. И на следующую ночь он был с другой, работал, и потом, и потом… И она для него как для неё очередной лист с текстом. Не больше. Он работал, работал хорошо, честно, она должна быть благодарна ему за его старания, но он только работал. Поэтому сейчас так невесомы его объятия, так отчуждённы губы. Поэтому он так охотно ушёл спать в кладовку. Да, он благодарен ей, заботлив, но… но она же совсем, ну совсем не чувствует в нем того… желания, что ли. В Хэмфри оно за десять шагов не то что чувствовалось, а прямо било разрядом, будто за провод взялась, било её, стоило ей оказаться рядом с Хэмфри. Но… но почему она решила, что права Рози? Что они не маньяки, а работники? Может… может, она просто не вызывает у него желания. Он не любит её, а просто… просто отрабатывает своё спасение. И не надо! И пусть так и будет! Он же не виноват, что она выдумала эту любовь. А её и не было вовсе! Просто… просто на неё даже маньяк не польстится!
Женя так яростно оттирала кастрюлю от пригоревшей каши, что заметила возвращение Эркина только, когда стукнула дверца плиты. Она обернулась и увидела его привычно сидящим на корточках перед топкой и поворачивающим, чтобы лучше горело, полено. И сразу раздражение, обида, неприязнь исчезли. Осталась только грустная щемящая нежность к этому смуглому черноволосому парню, что готов замучить, загнать себя на работе ради… ради чего? Лишь бы его не прогнали, разрешили жить рядом, спать на холодном полу в затхлой кладовке, так что ли? Ради той тарелки супа, на которую он каждый раз смотрит как на чудо?
Эркин почувствовал её взгляд и обернулся, посмотрел на неё снизу вверх.
— Ну, — Женя кашлянула, справляясь с голосом. — Как отпраздновал? Гулял?
— Да. С Андреем на пруд ходили, за городом. Купались.
Женя невольно улыбнулась его мальчишеской интонации.
— А ещё что? Было интересно?
Он как-то неуверенно пожал плечами.
— Да нет, пожалуй.
— Что так?
— Мы… мы не умеем праздновать. Так. Поели, выпили, не работали. И всё.
— Ну, — Женя ополаскивала кастрюлю, — танцы хоть были?