Аналогичный мир
Шрифт:
— Мало ли чего не любишь, — хмыкнул Эркин. — Я вон полицию не люблю, а могу что? Вон торчит, жаба грёбаная.
— Торчит, — согласился Андрей. — Так после вчерашнего они тут с неделю проторчат, не меньше.
— Интересно! — не мог успокоиться Эркин. — Мне интересно, кто полицию навёл? Шума же не было.
— Увидел из окна кто, — еле заметным движением головы Андрей показал в сторону трёхэтажной конторы. — Оттуда всё видно. И звякнул.
— Я б ему звякнул, — вздохнул Эркин.
— Не ты один, — хохотнул Андрей. — Ну, пошёл?
— Пошёл!
— Ещё пошёл!
— Есть! — выдохнул Эркин.
Очередной
— Давай их все сейчас перекатим сюда, чтоб за каждым не бегать.
— Идёт.
Солнце начинало припекать, и края баков отпечатывались на груди чёрными жирными от пота полосами. Рубашку Эркин сразу снял, ещё со вчерашнего дня зная, что перемажется, и штаны потому надел старые, пожалел джинсы. Андрею хуже. Ему раздеваться нельзя. Хорошо, рукавицы дали, хоть пальцы он убережёт.
— Держи.
— Есть. На меня подай.
— Бери.
— Пошёл?
— Пошёл.
Плату обещали неплохую. Как-то неопределённо: сказали, что не обидят, и если уложатся в срок, то надбавят. Но имперские здесь вряд ли сунут. На станции всегда кредитками платят, а русским-то уж точно имперскими не с руки, но могут за рукавицы вычесть…
Андрей прикусывает губу. Видно, курить хочет, но вчера он пачку только вытащил, как наорали и пригрозили прогнать.
— Терпишь?
— Терплю. Пошёл.
— Есть.
Если они быстро управятся, если с оплатой не прижмут, и если сегодня ещё перехватят такую же, то завтра он сможет с утра пойти к тому белому. И тогда завтрашний заработок он отдаст Жене. Хватит ему жрать и денег на жратву не давать. Женя ему отдельно не варит, а ест он больше их обеих. Лишь бы не надул беляк. Но вроде не должен…
…Коренастый, в полуармейском, шляпа надвинута на лоб и оттуда поблескивают как две льдинки светлые глаза, в зубах зажата сигарета, ноги расставлены для упора и руки на поясе с кольцами для кобуры, ножа, плети. Так стоят надзиратели. И не подошёл бы он к такому, если бы не разложенная обувь. Сапоги, туфли, ботинки, шлёпанцы… И кроссовки. Есть совсем новые, есть похуже, но куда лучше рвани, что в цветном ряду. Он подошёл и встал чуть сбоку, потоптался, привлекая внимание.
— Ну? — бросил, не глядя на него, белый. — Работы нет.
Кроссовки ещё только в магазине на Главной улице, куда цветным путь заказан, и он решил рискнуть.
— Кроссовки нужны, сэр, — тихо сказал он.
— Кому? — белый ответил неожиданно тихо.
— Себе, сэр.
Белый покосился на него, не поворачивая головы, пыхнул сигаретой и… и ответил.
— Сотня.
Сто кредиток, столько он за раз в руках не держал, и даже не представлял такую пачку на ощупь, но кивнул.
— Имперскими можно, сэр?
— Пересчитаю. И не все.
— Хорошо, сэр.
Белый ещё раз посмотрел на него и еле заметно усмехнулся.
— Подходи, как наберёшь. Придержу тебе, — и громко. — Иди, сказал. Нет работы.
— Да, сэр, — попятился он и быстро ушел…
…И считает теперь, аж голова пухнет. Как этот ещё имперские пересчитает. И чего-то белый будто боялся. Ну, это не его забота.
— Взял?
— Взял.
— Есть.
Андрей тихо присвистывает сквозь зубы. Эркин замечает приближающуюся фигуру в сине-зелёном мундире и отвечает тихим глухим прищёлкиванием языка. Обменявшись сигналами тревоги, они продолжают ворочать баки. Их уже совсем немного осталось, но и места на платформе мало, и стоят они так тесно, что трудно привязывать. Полицейский проходит мимо, поигрывая дубинкой, и Андрей совсем тихо, так что слышно только Эркину, посылает в мундирную спину длинное замысловатое ругательство. Эркин беззвучно смеётся, подмигивает Андрею.
— Пошёл на меня.
— Пошёл.
— Дай вправо.
— Бери. Взял?
— Есть.
— Пошёл. Ещё пошёл.
— Вправо дай. Ну!
Последний бак встаёт на место, и они быстро, словно он убежит, обкручивают его тросом и закрепляют растяжки.
Всё! Сделали!
Андрей подбрасывает вверх и ловит рукавицы и оглушительно с переливом свистит. Просто от радости. Но в конторе со звоном распахиваются окна, и к ним уже бежит полицейский.
Но военный в непривычной — русской? — форме успевает раньше, как, скажи, из-под земли выскочил, и полицейский, убедившись в своей ненужности, уходит.
— Молодцы парни, — военный сдвигает фуражку на затылок и переходит на английский. — Держите. По полсотни каждому.
Эркин стягивает рукавицы и нерешительно — такие они грязные — протягивает их офицеру.
— Вот, сэр…
— Оставьте себе, — машет тот рукой. — Ну, молодцы, ну выручили. Как раз успели. Вот, ещё вам, — и достаёт по пачке сигарет. — Попробуйте русских. И вот ещё, — бездонные у него карманы, что ли? — Паёк армейский. Поедите.
Рукавицы, пачка сигарет, блестящий брикет в фольге и радужная бумажка, а рук всего две. И Эркину ещё рубашку не забыть взять, а Андрею ящик. За этой суматохой, разбирая свалившееся на них богатство, они как-то не заметили, что платформу с баками прицепили к паровозу, а офицер куда-то ушёл. И полицейский уже снова идёт на них. Эркин щёлкает языком.
— Отваливаем, — соглашается Андрей. — Кидай всё ко мне. Потом разберёмся.
Найдя в одном из станционных закоулков кран, они с наслаждением умылись. У Андрея даже волосы были грязные. И пристроились тут же в тени от штабеля старых шпал.
Эркин спрятал кредитку в карман и подтолкнул ногой ящик.
— Давай пожрём, что ли.
— Давай. Уломались.
Андрей достал брикеты. Повертел свой.
— Попробуем армейского. Не ел такого?
Эркин мотнул головой, аккуратно надрывая фольгу по запечатанному краю. И как из-под земли появилась оборванная негритяночка с торчащими во все стороны косичками и ведром тёмно-бурой жидкости. И карапуз с ведром воды и связкой кружек.
— А вот кофе, парни, — запела девчонка, — кофе с устатку. Хорошее кофе.
Андрей нашарил деньги.
— Налей две.
Мальчишка ополоснул в своём ведре и подал девчонке две кружки. Та поставила ведро, вытащила из-за пояса черпак — кружку на палке — и, сосредоточенно надувая губы, налила и подала им кофе.
— Пейте на здоровье. В самый раз с устатку.
— Братишка? — Андрей кивком показал на мальчишку.
— Ага, — девчонка пересчитала деньги и ссыпала монетки в подвешенный на шее мешочек. — Кофе хорошее, мамка варит. Без обману.