Anamnesis morbi. (История болезни)
Шрифт:
Замычав от боли, Тина наклонила голову, пытаясь рассмотреть ноги. Так и есть: снизу и до колен они туго спеленуты блестящим скотчем. Видимо, та же участь постигла и руки… От собственной беспомощности у Тины навернулись на глаза слезы.
Из приоткрытой двери подвала доносились приглушенные голоса и стук чего-то твердого и тяжелого. Тина прислушалась: похоже, ее незваные гости разбирали древнюю каменную кладку стен. Сколько же времени она тут пролежала?! И что они сделают с ней, когда найдут наконец свою амфору? Ясно одно: нужно срочно что-то предпринять, пока «адвокаты» копаются в подвале. Но что?
Тина попробовала высвободить руки.
Над ней в каких-нибудь нескольких сантиметрах находилась приоткрытая чугунная дверца духовки. А за ней — ружье с патронами. Уж она-то знает, как с ним обращаться: не зря Марк перед той единственной ее охотой долго учил Тину правильно заряжать в стволы смертоносные цилиндрики патронов и целиться в старую жестяную банку из-под оливок. Тина даже попала пару раз, изрешетив жестянку картечью. Только бы добраться до ружья!
Она невольно усмехнулась: нелепые мысли для крепко связанной женщины… она шевелится-то с трудом, а уж руки освободить — и вовсе нереально. Но делать что-то надо, она не собирается вот так просто позволить себя убить, будто теленка на бойне! Руки освободить не получается, ноги — тоже. А если начать со рта? Каким-то образом сорвать с губ скотч и… а что, собственно, потом? Кричать и звать на помощь? Бесполезно, их дом стоит на отшибе, да еще и ночной прибой надежно глушит все звуки. А на крик тут же выскочат из подвала Смит с Мессанжем… впрочем, наверняка на самом деле их зовут иначе. И быстренько заткнут ей рот более радикальным способом и навсегда… Нет, кричать нельзя.
Что же тогда? Позвонить в полицию? Но телефон в холле, добраться до него она может и не успеть. А если и доберется, — как снять трубку и набрать номер? Трубку — зубами, а номер — носом? Слабенький вариант, но попробовать стоит, других все равно нет.
Стоп! Тина мысленно одернула себя. В поисках выхода она забыла о сущей малости. Ее рот по-прежнему был заклеен, и пока она совершенно не представляла себе, как избавиться от стягивающей губы ленты. Думай, Тина, думай! Времени, возможно, совсем не осталось. Она прислушалась. Снизу по-прежнему доносились стук и невнятное бормотание. Судя по всему, бандиты пока не нашли тайник с амфорой. Это хорошо.
Тина скосила глаза на болтающийся конец скотча. Что, если прилепить его к чему-нибудь, а потом аккуратненько отслоить от губ? Как будто обертку от подтаявшего леденца… Пожалуй, может получиться!
Тина осмотрелась, выискивая подходящую поверхность. Пол не годился — к гладкой керамике скотч не приклеится. По этой же причине не подходила и каменная плита, в которую женщина по-прежнему упиралась головой. Что же еще? Ее взгляд наткнулся на массивный дубовый стол, под которым она пришла в себя. Ножки! Ножки стола вполне подойдут для ее замысла! Тина мысленно выругалась про себя: стоило тратить столько сил и времени для того, чтобы выползти из-под стола, к которому теперь придется возвращаться…
Обратный путь занял гораздо меньше времени. Во-первых, притупившаяся боль в затылке больше не заставляла ее надолго замирать после каждого движения, а во-вторых, Тина приобрела некоторый опыт передвижения ползком. Женщина довольно
Напрягая шею, Тина попыталась прилепить клейкую поверхность свободно болтающегося скотча к дереву. Ей пришлось раз десять мотнуть раскалывающейся от боли головой, прежде чем противная лента наконец самым кончиком прилипла к ножке. Тина осторожно перевела дух и слегка повернула голову, наматывая приклеившийся кусок на круглую точеную деревяшку. Получилось, теперь приклеился уже целый дюйм скотча. Пленница медленно поползла вокруг ножки стола, пока почти весь свободный кусок липучки не оказался приклеенным.
Затаив дыхание, Тина слегка натянула скотч, одновременно поворачивая голову… и с тихим ликованием почувствовала, что угол ее рта с легким треском освободился. Теперь главное — не спешить, чтобы вся ее ювелирная работа не пошла насмарку. Тина чуть подалась вперед, наматывая вновь освободившийся кусок ленты на спасительную ножку. И еще раз потянула, вызволив на сей раз рот почти до половины…
Внезапно она поняла, что уже несколько секунд не слышит стука из подвала. Замерев и перестав дышать, Тина напряженно вслушивалась в наступившую тишину. Наконец снизу донеслись глухие голоса: судя по интонациям, подельники о чем-то горячо спорили. Женщина пришла в ужас, она решила, что бандиты нашли тайник и вот-вот поднимутся наверх. Чтобы разделаться с нею!
В отчаянии она изо всех сил мотнула головой и почувствовала, что ее рот освободился полностью! Подавив непроизвольный радостный возглас, Тина прислушалась. И с огромным облегчением услышала возобновившийся стук. Тональность его слегка изменилась: похоже, негодяи переместились к другому участку стены. Пленница, облизывая потрескавшиеся губы, медленно поползла к холлу.
Перевалившись через невысокий порожек кухни, Тина замерла. Ее глаза, устремленные на тумбу с телефоном, стоящую у противоположной стены, заполнились слезами. Женщина зажмурилась и несколько раз сильно ударилась лбом о пол, силясь прогнать увиденный кошмар. Но, когда она вновь с робкой надеждой открыла глаза, то сквозь пелену слез увидела то же, что и прежде: оборванный телефонный шнур, тощей черной змейкой свернувшийся на полу.
Глава 12
21 июля, 01.05, Нероград,
отделение реанимации
Я вздрогнул, открыл глаза, но ничего не увидел. А между тем вокруг явно что-то происходило, я отчетливо слышал прямо над собой чье-то пыхтение. В темноте двигался смутный силуэт чего-то большого… вернее, кого-то большого. Жутко болела грудь, отчего-то рождались затейливые ассоциации с пляшущей на ней ротой солдат в кованых кирзовых сапогах. И почему-то вся левая рука была мокрой и противно холодной.
Темный силуэт надо мной развел руки… или лапы. Словом, верхние (передние?) конечности. Раздался знакомый нарастающий писк, внезапно оборвавшийся на верхней ноте. Темное существо ткнуло руками-лапами мне в грудь. Касание оказалось жестким и холодным… будто двумя железками. О черт!
— Стой, Петрович! — осененный догадкой, заорал я, смахивая с груди «утюги» дефибриллятора вместе с руками реанимирующего меня коллеги.
— Жив, Палыч? — недоверчиво спросила темнота голосом Ваньки.
— А то! У тебя помрешь, как же! — я закашлялся и схватился за грудь.