Anamnesis morbi. (История болезни)
Шрифт:
В приемном отделении было тихо. Лишь противно потрескивала и подмигивала испорченная лампа дневного света на потолке длинного коридора, наводя тоску на любого, имевшего неосторожность попасть сюда ночью. Впрочем, сейчас отделение было пустынным. Только в комнате дежурных фельдшеров бубнили голоса. Туда мы и направились.
Полусонный доктор Симакин лениво препирался о чем-то со своими подопечными. Наше появление внесло некоторое оживление. Фельдшера выползли из кресел и зашмыгали по отделению. Я услышал, как загрохотала по мраморному полу каталка, направляясь
— Что слышно? Подъезжают?
Симакин зевнул и кивнул головой.
— Да, звонили только что еще раз. Просили встретить на пандусе и помочь в машине. Не оживает у них клиент никак.
— Ладно, мы пошли.
— Удачи! — Симакин, видимо, не совсем проснулся и потому был непривычно добр.
Наша троица направилась к выходу. Снаружи царила удушливая июльская ночь. В больничном саду надрывались сверчки (или цикады, я никогда в них не разбирался), почти перекрывая своим треском приближающийся звук сирены.
За деревьями у ворот замелькали синие всполохи. «Скорая» приближалась, неся в себе очередного болезного, решившего раньше времени отправиться в мир иной. И наших коллег, стоически препятствующих этому. Я передернулся: реанимировать в тесном салоне мчащегося трясущегося автомобиля… бр-р, вот уж сомнительное удовольствие!
Белый фургон, визжа сиреной и тормозами, резко остановился перед нами. Боковая дверь отъехала в сторону, открыв взору начинку слабо освещенного салона.
— Заходите скорей! — не оборачиваясь, крикнул врач, склонившийся над лежащим на носилках телом.
Я запрыгнул в салон. Следом, обнаруживая невиданную для такого большого тела прыть, влез Петрович. Последней впорхнула Кларочка, на ходу раскрывая свой чемоданчик. В машине стало совсем тесно.
— Добрый вечер! Что тут у вас? — спросил я, привычно нащупывая пульс на шее у клиента. И удивился.
Потому что пульс был — уверенный, ритмичный, хорошего наполнения. Более того, «умирающее» тело открыло глаза, уставилось на меня и улыбнулось. Лицо пациента показалось мне знакомым, но вспомнить его я не успел. Тело подняло руку и ткнуло меня в грудь чем-то твердым. Полыхнуло синим и раздался треск. Резкий запах озона был последним, что я почувствовал, прежде чем потерять сознание.
Доктор Симакин неторопливо вышел на улицу вслед за реанимационной бригадой. Смертельно хотелось спать: вот уже месяц, как он работал в убойном режиме «сутки через сутки». Мало того, иной раз приходилось еще и прихватывать следующий за дежурством день. А что делать: июль — самый разгар поры отпусков. Врачи разъехались кто куда, вот и приходится отдуваться «за себя и за того парня». Ну да ничего, продержаться в таком ритме еще две недели — и тоже в отпуск! Бросить все, да и махнуть к морю. Закрутить необременительный курортный романчик и на пару недель выпасть из поднадоевшей реальной жизни в ослепительную, но, к великому сожалению, весьма быстротечную жизнь отпускника…
Симакин зажмурился в блаженных мечтах. А когда вновь открыл глаза, увидел весьма странную картину. Реаниматоры один за другим скрылись в полумраке салона подъехавшей «скорой». Там несколько раз сверкнуло синим. Боковая дверь с грохотом захлопнулась, и машина, визжа прокручивающимися
Доктор отшатнулся и недоуменно проводил взглядом стремительно удаляющийся автомобиль. Сон как рукой сняло. Случившееся не имело никакого разумного объяснения. Кроме одного… У Симакина зародилось смутное, не оформившееся пока подозрение. Он опрометью бросился внутрь здания и, подбежав к телефону, набрал «03».
— «Скорая помощь», пятая, слушаю вас! — немедленно откликнулся приятный усталый голос.
— Это первая горбольница, дежурный врач Симакин!
— Слушаю вас, доктор! — после небольшой удивленной паузы ответила диспетчер.
— Скажите, вы направляли к нам только что бригаду с клинической смертью на борту? — выпалил в трубку Симакин и затаил дыхание в ожидании ответа.
На том конце провода наступила тишина. Потом последовал именно тот ответ, которого так боялся доктор:
— Нет, не направляли. У нас вообще сейчас нет ни одной машины в вашем районе. Вы ничего не путаете?
— Нет, спасибо. Всего доброго, — устало произнес Симакин и повесил трубку. Обвел пустым взглядом сгрудившихся вокруг фельдшеров, покачал головой и набрал новый номер:
— Алло, милиция? Первая городская больница беспокоит. У нас, кажется, реанимационную бригаду похитили…
Глава 13
21 июля, 02.45, Нероград,
машина «скорой помощи»
Машину тряхнуло на ухабе, и толчок тут же отозвался острой болью в помятых ребрах. Я открыл глаза.
В полупрозрачном верхнем люке санитарного «Мерседеса» быстро мелькали размытые желтые пятна уличных фонарей. Не успев удивиться новизне обстановки, я все вспомнил. И попытался вскочить. Ан нет, руки и ноги оказались накрепко привязанными к носилкам, на которых, собственно, я и лежал. Сменив, по всей видимости, на этом месте того типа, который так удачно изображал умирающего пациента. И который шарахнул меня разрядом электрошокера.
Тут до меня дошло, где я видел псевдобольного раньше: это же именно ему я сломал руку, когда тот тыкал в меня ножом на квартире у заварившего всю эту кашу Димаса. Ну да, точно! И шокер-то он держал в левой руке, в то время, как правая была скрыта под одеялом. То-то страдалец так злорадно щерился, перед тем как меня вырубить: ему месть была сладка!
Но я-то, я-то хорош — полез в машину, позабыв о всякой осторожности! И это после того, как за последние три дня меня дважды пытались прикончить и один раз — ограбить. Впрочем, последняя попытка у Охотничков удалась вполне, просто у меня дома не оказалось того, что они искали. Мало того, что сам сдуру залез в ловушку, так еще и Петровича с Кларочкой за собой потащил!
Я приподнял голову и огляделся. Так, чудненько, все тут. Справа от меня, на откидном кресле расположился Петрович. Вернее, его расположили, щедро обмотав серебристым скотчем, отчего мой приятель напоминал чудовищных размеров куколку непарного шелкопряда. Ванька все еще пребывал без сознания, и я переключил внимание на Кларочку.