Анастасия, или Кому выгоден миф о гибели Романовых
Шрифт:
На праздники иногда ездили в Петербург в соборы, но ни одному из них не отдавали предпочтение. Из икон в столичных храмах очень почитали Владимирскую, Казанскую, Донскую. Приносили иконам дары: кружева, салфеточки и редкие цветы, подношения клались сверху икон, сбоку и внизу. Такие подношения делались на праздники, и если своих изделий не было, то покупали кружева из валянсьена — нежные, как паутиночка, но очень прочные.
Перед причастием говели, не ели скоромное. Пример в том, как следует говеть, подавала горничная Аграфена Васильева, эта пожилая женщина, очень верующая, увлекла однажды мою сестру Марию. Случилось так, что Мария побаливала, а она была немножко болезненной, покашливала, и ей захотелось поговеть вместе с Аграфенушкой на Великий пост. Первую неделю поста они вставали в три часа утра
В храм приезжали всей семьей. Исповедовались у разных батюшек, никому предпочтение не отдавали, государь на этом настаивал. Подходя к церкви, снимали шляпы и повязывали платочки. Маме нравилось, чтобы мы ходили в шляпках, государь настаивал, чтобы в храмах были в платочках. Во время службы родители стояли впереди, отец — справа, мама — слева, Алексей — возле отца. Когда брат был маленький, он приходил в церковь с игрушками, спрячет их в карманах и потом потихоньку играет. Младшие девочки стояли перед старшими, чтобы мы не шалили. Ольга плакала в храме, о своих несбывшихся мечтах уехать в Сибирь и стать учительницей. Случалось и так, что в храме женщины стояли по одну сторону, мужчины — по другую.
Государь любил подпевать хору, мы, девочки, стеснялись это делать. Не было случая, чтобы всю или хотя бы половину службы мы стояли на коленях, самое большое — десять минут. К кресту подходили по старшинству, но среди народа. Сначала государь, потом остальные. В церковь нас сопровождали служащие и военные, но не более семи человек: государь не любил, когда много. Чаще других знакомых с нами ходила подруга мамы Гендрикова, на праздники обязательно были граф Капнист, племянник генерала Путятина. Вырубова — не любительница ходить в церковь и потому находила причину: говорила, что больная, или что приехали родственники издалека. Возвращались во дворец в час дня, завтракали и пили чай.
По святым местам ездили в Саровскую обитель, к оптинским старцам, к преподобному Сергию. Чаще это случалось на Троицу или Вознесение, последний праздник государь любил особенно.
В Троице-Сергиевой лавре было красиво, множество цветов: роз, азалий, лилий, камелий — последние цветы без запаха. Еще имелись замечательные фонтанчики.
В Москве государю нравилось бывать в соборе Василия Блаженного и в Успенском в Кремле. Нищим подавали обязательно. Алешенька дарил мальчикам свои игрушки, мы — деньги, по двадцать пять копеек, по пятьдесят копеек или по рублю…
Александровский дворец в Царском Селе — старый. Четырехэтажный, с двориком, садом и большим парком, примыкавшим к нему. Мы жили на втором этаже, на первом — прислуга, на третьем находилась канцелярия, на четвертом — музей. На втором этаже расположены были еще комнаты для гостей и домовая церковь.
Мы вставали в восемь часов утра, обычно просыпались сами, девочки будили друг друга, затем немного занимались гимнастикой у себя в комнате или в другом месте, умывались и чистили зубы. Вечером к этому добавлялось еще мытье ног. Для девочек была отдельная ванная комната, там стояли ванные и был душ. Я не любила часто принимать душ, мочить голову, потому что потом говорили: «Не выходи, простудишься». Нас заставляли мыть голову через три дня, за этим следила кастелянша. По утрам старшие девочки делали холодные обтирания: намочатся и вытираются специальными мочалочками по несколько раз. После обтирания умывались и шли на молитву, обычно молились у себя в комнатах, иногда в домовой церкви, в большой комнате на втором этаже, там всегда горели лампады и читался псалтырь день и ночь. Молодая монашка из Святогорского монастыря Агния, жившая в маленькой келейке при домовой церкви, следила за этим. По воскресным и другим праздничным дням мы часто ходили в церковь в Царском Селе, ближайшая во имя Архистратига Михаила, там был замечательный образ Архистратига, или отправлялись в Петербург в Казанский, Исаакиевский или другие соборы.
В девять часов — завтрак, все девочки собирались в столовой пить кофе, к завтраку подавали хлеб, масло, сыр, печенье. После первого завтрака выходили во дворик и играли
Из учителей мне больше нравился Жильяр — хороший преподаватель и человек. Приятный, добрый, приветливый, он со всеми находил общий язык, и я дружила с ним. После занятий выходили прогуляться в садик, в восемь часов — обед. В саду росли фруктовые деревья и были цветы, много цветов: розы, левкои, львиный зев, фиалки, ромашки, азалии, жасмин. Большие умные собаки Полкан и Буян (одна — серая, другая — коричневая с белыми пятнами) сторожили сад. Здесь были забавы: качели и гигантские шаги. Рядом с садом находились маленькие конюшни, там держали осликов и пони, там же, неподалеку, — зверинец, в котором были звери, даже и крупные — нет, не слон, которого приводили, жираф и медведь. Когда к нам приходили гости, мы отправлялись посмотреть на наших зверей. Один мальчик, сирота, племянник Петра Аркадьевича Столыпина, держал дома маленький зверинец, у него была особая комната, там даже жили два волчонка. Когда волчата подросли, их отдали в зоопарк. Однажды женщина, смотревшая за ними, оставила клетку открытой, и один волчонок убежал, но через три дня вернулся обратно — соскучился по своему товарищу.
Я познакомилась с Сенечкой на рождественском вечере у Родзянко. Мне было тринадцать лет, он — на год старше. Сенечка не любил возиться с детьми, предложил мне присесть и стал рассказывать о волчатах, морских свинках и попугаях. Я подружилась с ним, это был умный мальчик, впоследствии он закончил гимназию с золотой медалью. Сенечка приезжал к нам в гости через каждые два-три дня и привозил показать зверька в клеточке или птицу, и после увозил обратно. Однажды он подарил мне попугая, который мог говорить, его звали Цедрик. Утром я заходила в детскую и приветствовала его:
— Здравствуй, Цедрик.
— Здравствуй.
— Цедрик, скажи: Анастасия, — он молчит. — Цедрик, скажи: Анастасия, — прошу его.
— Анастась, Анастась, Анастась, — три раза назовет мое имя и замолчит.
— Скажи еще что-нибудь.
— Нет, — ответит, соскочит мне на голову, полетает по комнате и обратно в клеточку. Я рассказала Сенечке, что Цедрик мало разговаривает, он был удивлен: у него попугай хорошо говорил. Я думаю, он не стал говорить, потому что привык к Сенечке. Мальчик хотел его забрать, но я не отдала.
Иногда мы вместе с друзьями поднимались на крышу дворца, нас сопровождал какой-нибудь подходящий человек. Комендант дворца генерал Воейков был к нам, детям, расположен. Это был благородный человек, у него хороший характер, он никого не обижал.
На первом этаже дворца находились еще сапожная и швейная мастерские и прачечная. Иногда мы вместе с Алешенькой заходили туда посмотреть. В прачечной были пять женщин, хорошие мастерицы, умели хорошо стирать, крахмалить, гладить белье, государыня была ими очень довольна. Каждую субботу у нас меняли постель: этим заведовала кастелянша. Я застилала свою постель сама. В субботу же ходили в баню или в душ, но можно было пойти в любой день недели, старшие сестры ходили в другие дни. Алексей мылся отдельно от девочек, у него было особое место. В ванной комнате у нас, девочек, ванны не были накрыты марлей, как у государыни — голубенькой плотной марлей. У государя ванная комната была отдельной, он охотно принимал ванны, но больше любил русскую баню, где можно попариться, побить себя веничком, особенно если простудился.