Анатомия призраков

Тейлор Эндрю

— Ничуть, не считая того, что он снова промок. Однако я очень зол на него за то, что он напугал вас. Малгрейв с ним наверху, помогает переодеться в сухую одежду. Надеюсь, он лично извинится перед вами до вашего отъезда. Но до того я принесу извинения от его и своего имени.

— В этом нет необходимости, — ответила Элинор. — Он застал меня врасплох. Поначалу он казался совсем прежним, хоть и немного угнетенным.

— О чем вы говорили, когда он утратил контроль над собой?

— Я упомянула его мать и то, как ее светлость скучает по нему. После

этого он издал тот глупый вопль и побежал. Как будто он ее боится.

— Нельзя надеяться, что он излечится всего за пару дней, мадам. А жаль! Что вы скажете леди Анне?

— Пока не знаю.

Внезапно Элинор ощутила страшную усталость и позволила Холдсворту проводить себя в коттедж. Она споткнулась, переступая через порог, и его рука немедленно подхватила ее под локоть. На мгновение она позволила себе опереться на него чуть более, чем необходимо. Ее ноги подкосились еще сильнее. Он подвел ее к стулу.

— Я по-прежнему считаю, что единственный способ вернуть ему рассудок — узнать, отчего он его потерял, — тихо произнес Джон, когда она села. — Мне кажется, он стал мне немного доверять. Совсем чуть-чуть, быть может, но это начало. Нам нужно больше времени, мадам. Легко забыть, какой долгий путь он уже прошел.

— Я так и скажу леди Анне.

Холдсворт сел рядом с ней и наклонился ближе. Она взглянула на него. Ощущение неизбежности происходящего пугало. Не это ли имела в виду Сильвия? Неутолимую потребность в другом человеке? Желание сблизиться, иррациональную силу влечения, которая имеет отношение к силе воли не более чем сама гравитация.

— Мадам? Принести вам стакан воды?

Элинор словно упала с утеса. Единственное, чего она не могла сделать, — вернуться на вершину утеса и продолжить свою прежнюю жизнь с ее привычными удобствами и неудобствами. Оставалось лишь гадать, когда она коснется земли и что с ней приключится от удара.

Тяжелые шаги приближались по дорожке перед коттеджем. Элинор отстранилась от Холдсворта и взяла «Ночные размышления», которые лежали рядом с ее локтем. Джон откинулся на спинку стула и забарабанил пальцами по столу. Оба изменили положение всего на пару дюймов, но в их движениях ощущалась внезапность, равно как и тревожная симметрия.

Крупная фигура Бена заполнила почти весь дверной проем. Слуга заслонил свет, словно вечер опустился с тропической стремительностью.

Он отвесил поклон.

— Пони готов, мадам.

30

За ужином Фрэнк начал пить. Он провозглашал тосты, пел песни. Он поощрял Холдсворта следовать его примеру, бокал за бокалом. Холдсворт счел, что это, несомненно, признак возвращающегося здоровья. Для молодого человека вполне естественно желать много пить, убеждал он себя. Фрэнк, находившийся на попечении Джермина с марта, в течение трех месяцев не имел возможности это делать.

Малгрейв накрыл для них стол под фруктовыми деревьями. Они осушили сначала одну бутылку, затем вторую. Фрэнк потребовал третью, велел принести четвертую и держать

ее наготове. Бурная беседа перемежалась периодами приятного молчания, которые становились все длиннее по мере того, как вечер перетекал в ночь.

Фрэнк был вполне весел, все более говорлив и разумен настолько, насколько ему позволяло вино. Его бросало из крайности в крайность: то он вел себя как надменный хозяин, то как неловкий доверчивый подросток. Последнее — чаще. Он описывал случаи из своего детства; в особенности распространялся о долгих визитах в дом деда, лорда Водена, в юго-западной части Англии. Заговорив об управлении поместьями, он выказал познания и энтузиазм. Он спросил Холдсворта о днях его ученичества, и тот неожиданно разговорился о том, как проводил время на реке с Недом Фармером и как они путешествовали вверх по Темзе.

С третьей бутылкой они приумолкли. Свет еле брезжил. Воздух был теплым и ароматным. Вода журчала чуть слышно. Малгрейв отправился в свою кровать на кухне. Одинокая свеча горела в окне коттеджа. В сером небе проклюнулись колючие точки звезд.

— Когда это случилось?

Холдсворт поднял глаза.

— Что?

Он больше не различал лица Фрэнка. Казалось, заговорила сама тень.

— Ваша жена, сэр, — пояснил Фрэнк; лицо его было размытым пятном. — Ваш сын.

Джон не ответил. Он услышал звон стекла и журчание вина.

— Видите ли, когда Сильвия умерла, я гадал, каково это — утонуть, — добавил голос в темноте. — И я подумал, вдруг вы тоже гадаете. Я… я не хотел причинить вам боль. Я хотел понять.

— Моя жена умерла в прошлом марте, сын — в прошлом ноябре, — ответил Холдсворт.

— Как их звали?

Холдсворт уставился в небо. Перед его глазами сверкнула очередная звезда.

— Мария, — он осушил свой бокал и протянул руку к бутылке. — Джорджи.

— Как они умерли?

Холдсворт рассказал ему. Рассказал этому богатому, испорченному, сумасшедшему мальчишке то, чего не знал даже Нед. Он рассказал о маленькой семье на Банксайд и магазине в Лиденхолле, о призрачном свете от реки и дне, когда Джорджи погиб на Козьей пристани. Он рассказал о поисках Марии и шарлатанке, которая паразитировала на ней, об «Анатомии призраков», тачке с подержанными книгами и могильной плите, которую он не мог себе позволить, пока ее светлость не дала ему денег. В темноте его голос словно принадлежал кому-то другому, а сам он стоял в стороне, слушая, но не обращая особого внимания, поскольку история ему уже знакома.

Фрэнк покрутил в руках штопор и очередную бутылку.

— Выходит, в этом нет ничего удивительного.

— В чем?

Олдершоу с тихим хлопком выдернул пробку из бутылки.

— В том, что вы не любите привидений.

— Теперь ваша очередь, — сказал Холдсворт.

— Моя очередь что?

— Рассказать мне о ваших призраках.

Олдершоу промолчал. Он пил.

— Сегодня подходящая ночь для рассказов о привидениях, — продолжил Джон. — Призракам полезно иногда подышать свежим воздухом.