Анатомия страха
Шрифт:
А если не будет остановлено?
Вместе с кровью тело покинет жизнь. С каждой каплей будет уходить то, что составляло целый мир: мечты и надежды, мысли и чувства. А еще - воспоминания, стыд и боль. Новой звездой вспыхнет раскаяние - и все исчезнет.
Ты не боишься крови - и с тобой будет совсем по-другому. Но знать, что смерть совсем рядом, что в любую минуту она может подойти вплотную и улыбнуться тебе, знать, что этого не избежать, - вот что страшнее самой смерти».
Олег медленно скомкал листок
Он вытер слезы и выглянул на улицу. Такси стояло прямо у подъезда.
Скорчившись на заднем сидении, Олег впал в какое-то оцепенение. Он не узнавал знакомых мест. По улицам шли люди, но он не видел их. Они остались вдвоем - одни во всем мире: он и Сиверцев. И еще смерть, которую Димка выпустил, как джинна из бутылки. Но где-то за гранью страшного мира жил человек, который мог помочь. Который мог загнать смерть обратно в ее логово. Вся надежда была только на него.
Попросив таксиста подождать, Олег зашел в редакцию, быстро нацарапал на бланке объявление, заплатил и снова сел в такси. Не дождавшись указаний, шофер повернулся к нему:
– Куда едем?
– А?
– Очнулся Олег и посмотрел на часы: половина двенадцатого.
– На Смоленское.
Таксист резко взял с места, Олег уцепился рукой за сидение и только тут заметил, что сжимает в руке какую-то бумажку. Это была квитанция об оплате за объявление. Он машинально развернул ее и похолодел, увидев, что написано в строке «Ф.И.О. плательщика». Он не думал, когда писал, и даже не заметил, что написал.
Он назвал себя Архиповым!
Черная вонючая жижа, выплеснувшаяся на примятый желто-зеленый мох.
Испуганное лицо Светланы - белее, чем ее белый пушистый свитер.
И они трое - как молодые голодные волки, почуявшие вкус крови...
– Боже!
– простонал Олег сквозь зубы.
– Нет! Пожалуйста, нет!
– Вы что-то сказали?
– спросил таксист.
– Да. Не надо на кладбище. Обратно на Светлановский. И побыстрее.
Дальше все было как в тумане - как ночь бурного кутежа. Олег помнил, что такси останавливалось у банкомата и он, кажется, снимал деньги. Где это было? Сколько денег? Кажется, он заплатил таксисту, а потом попросил соседа купить «Абсолюта». Одну бутылку? Две? Три?
Уже ночью он очнулся. На столе стояла нераспечатанная бутылка, еще одна - пустая - валялась под столом. На тарелке - нарезанная кривыми толстыми ломтями колбаса, рядом открытая банка красной икры и маринованные миноги. Но к еде он практически и не притронулся.
Олег уже не знал, кого боится больше - Сиверцева или себя самого. Себя в прошлом - у которого на совести... На совести? Вот ты и сказал! Он тупо таращился на пыльный экран выключенного телевизора и, как холодные граненые бусины, перекатывал во рту слова, которые всегда были для него синонимами слабости и подчинения: совесть, вина, сожаление...
Кожа привыкала к теплой воде и, ежась мурашками, просила сделать погорячее: еще чуточку! И еще! За потемневшую от старости и сырости пластиковую занавеску пробирался холодный воздух. Наталья присела на корточки и подтянула колени к груди. Колючие струйки падали на спину, пробирались под пластиковую шапочку. Она сняла ее и подняла лицо навстречу воде. Так бы и сидеть здесь, в этом теплом мирке, пахнущем сырой штукатуркой, ограниченном грязной занавеской и тусклыми кафельными стенами. И не выходить никогда.
Но выйти все-таки пришлось. Дрожа от холода, Наталья скинула халат и встала перед большим зеркалом, вделанным в дверцу допотопного шифоньера. Как странно! Ведь ей приходится не меньше полутора часов в день проводить перед зеркалом. Но когда она в последний раз рассматривала себя как женщину? Так сразу и не вспомнить. Давно. Очень давно. Пожалуй, ни разу с тех пор, как умер Коля. Неужели?
Она вообще не ощущала себя женщиной. Сорок один, скоро сорок два... А бабий век недолог. Надо же, ведь она уже могла бы быть бабушкой... Бабушка... Кто бы поверил! Маленькая собачка до старости щенок. Лет тридцать, не больше. А если постараться, то и меньше.
Наталья повернулась, критически осмотрела себя сбоку, приблизила к зеркалу лицо. Инвентаризация? И что мы имеем? Седины почти нет, да и откуда ей взяться с постоянными окрасками-перекрасками. Как только не облысела еще! Морщин почти нет. А ведь как переживала когда-то из-за жирной кожи, вечно нос блестел. С ума сойти, как наши недостатки со временем превращаются в достоинства! И шея в порядке, пластики могут отдыхать. Грудь... Конечно, не то, что было раньше, но очень еще даже прилично. По крайней мере, раздеться не стыдно. Ребра не торчат, живота нет. Талия - вот она, имеется. Можно бы и поменьше, но и так ничего. А вот бедра наоборот узковаты, как у девчонки. Сейчас так модно. С ногами хуже. Если в колготках или в брюках - то все в порядке. А вот когда голые... Особо стесняться нечего, но видно, что хозяйка немало на них находила и настояла. Зато ступни - мечта, вот чем она всегда гордилась. Тридцать четвертый размер, узенькие, просто Золушкина ножка.
А в общем и в целом, Наталья Николаевна, очень даже неплохо для пятого десятка!
Только вот кому все это надо?
Она поплотнее завернулась в халат, натянула шерстяные носки и, как нахохлившийся воробей, угнездилась в кресле.
Интересно, а в меня еще можно влюбиться? Не просто захотеть, а по-настоящему влюбиться?
Наталья улыбнулась этой мысли и удивилась ей. Нельзя сказать, чтобы мужчины не интересовались ею, скорее наоборот. Но вот сама она редко обращала внимание на их заинтересованные взгляды. Они скорее пугали, чем радовали - и она прекрасно знала, почему.