Андерсен
Шрифт:
Я всё ещё ничего не чувствовал. Ничего определённого.
Пока не случилось это.
Я девять месяцев плавал, зависал в этой жидкости приятной температуры и привык к ней больше, чем осознавал. Я даже глотал её, не чувствуя никакого определённого вкуса. Мой рассудок знал, что это состояние не будет длиться бесконечно, но мой организм не хотел в это верить.
Мой организм испугался больше, чем я сам. Если такое возможно.
Никакого предвестия этому не было. Такого, чтобы я заметил. Но вдруг в какой-то момент оказалось, что воды
Плодный пузырь. Какое смешное слово. Как будто яблоко или груша могут мочиться.
Хелене вскрикнула, закричала на Макс. Как будто то, что сейчас случилось, произошло по ошибке Макс.
А что случило сь?
Я не привык чувствовать мир вокруг меня так отчётливо. Всякий раз, когда Хелене меняла положение, это чувствовалось так, будто кто-то тряс парусину палатки, в которой я запутался. К этому добавилось её волнение, которое болезненно передавалось мне. Иод на открытую рану.
Я в опасности?
«Езжай скорее! – кричит Хелене. – Почему ты не едешь быстрее?»
И вот она лежит на спине, но я всё равно чувствую каждое её движение. Её несут или везут. «Арно, – скулит она. – Пусть приедет Арно».
Ей отвечает успокаивающий голос. Я не могу понять, что он говорит. Он говорит с иностранным акцентом.
«Арно», – то и дело повторяет Хелене.
Это звучит как заклинание.
Теперь она молчит. Ей сделали укол или дали какое-то лекарство. У меня это средство вызвало приятную беззаботность. Розовенькое такое лекарство.
В моей голове крутится одна и та же мысль. Одна и та же, как мелодия. «Это не начало конца, – думается мне, – это конец начала».
Интересно, как выглядит Хелене?
II
16 июля 2003 года. 51 сантиметр. 3248 граммов.
Я всегда посмеивался над людьми, которые в своих объявлениях о рождении сообщают как важнейшую информацию длину и вес новорождённого. Как будто они не ребёнка родили на свет, а рыбу выудили.
Теперь я делаю точно так же. Я так горд его пятьюдесятью одним сантиметром, как спортсмен гордится олимпийским рекордом, а вес 3248 граммов я бы внёс в Книгу рекордов Гиннеса.
При этом я знаю, конечно: у нас абсолютно нормальный, средний ребёнок. В одной только этой больнице за истекшие сутки родилось четверо таких. Но из всех нормальных, средних детей он – самый красивый и неповторимый.
Сразу после рождения совершенно автоматически проверяют, всё ли у малыша действительно в порядке. Так же, как при получении нового компьютера распаковываешь его и первым делом смотришь комплектность, все ли кабели и разъёмы к нему прилагаются.
Они приложили всё. Абсолютно первоклассный продукт.
Когда он впервые взглянул на свет божий, он не заплакал. Даже когда акушерка шлёпнула его по попе, он только обиженно квакнул. Как будто хотел пожаловаться на недостойное обращение.
Когда она сунула мне моего сына в руки, я не смел до него дотронуться. Ведь знаешь, что новорождённый – маленький, но знаешь это лишь теоретически. Что
Я не из тех людей, которые показывают свои чувства, Хелене меня уже не раз упрекала в этом, но слёзы у меня так и полились. Ей было не лучше моего, но в то же время сияние на её лице не поддавалось описанию. Лицо ещё бледное и измученное напряжением родов, но совершенно счастливое. Не удивительно, что мадонне с младенцем поклоняются.
51 сантиметр. 3248 граммов. Голубые глаза. Но это может ещё измениться, сказала акушерка. Она говорит, почти все дети при рождении имеют голубые глаза. Цвет волос тоже ещё неопределённый. Сейчас он белокурый, волосы гораздо светлее, чем у любого другого в наших семьях. Самые первые волосики выпадут, как мне объяснили, а то, что появится потом, может иметь совсем другой цвет.
Но в настоящий момент всё выглядит так, будто аист принёс его не тем родителям.
Йонас.
Имя пока что ему не подходит. Слишком взрослое для такого маленького создания. До такого имени ещё надо дорасти.
Наш Йонас.
Мы с Хелене решили, что никогда не будем разговаривать с ним на младенческом языке, чтобы ему потом не пришлось второй раз учить каждое слово, сперва «гав-гав», а потом «собака». Но когда видишь его кукольное личико, то понимаешь, как трудно будет придерживаться такого намерения. Я догадываюсь, что ещё множество вещей мы в итоге будем делать совсем не так, как предполагали.
Новые родители – это бета-тестеры. Всегда потом оказывается, что программы функционируют не так, как должны были.
Хелене была возмущена моим сравнением. Я, дескать, испорчен моей профессией, а наш сын вовсе никакой не компьютер. Я без возражений с ней согласился, хотя нахожу сравнение не таким уж плохим. Такой только что родившийся младенец действительно в чём-то похож на новенький компьютер, в него только что инсталлирована операционная система, а блок памяти совершенно пустой. Но Хелене слишком слаба для дискуссии. Рожать детей – физическая перегрузка. Мужчины бы вообще этого не выдержали. Если бы детей приходилось рожать нам, человечество уже давно бы вымерло.
Всё это было особенно тревожно, потому что роды у Хелене начались, естественно, в тот момент, когда я был у нашего клиента на другом конце города. Если мне придёт извещение о штрафе за превышение скорости, я пошлю в полицию копию свидетельства о рождении.
По дороге в больницу (Макс её отвозила туда) лопнул плодный пузырь, и поначалу, конечно, была объявлена тревога. Но когда они добрались до больницы, всё снова было под контролем. И люди там отнеслись к этому совершенно спокойно. Я спрашиваю себя, то ли их действительно ничем не удивишь, то ли это лишь поза, что бы успокоить будущих родителей. Когда меня вызывают к клиенту, у которого полетела система, я ведь тоже разыгрываю из себе гуру, даже если ни малейшего понятия не имею, в чём кроется ошибка.