Андрей Белый: между мифом и судьбой
Шрифт:
А также – в стихотворении «Орфей и аргонавты» (1904), где Брюсов сохраняет гораздо большую, чем Белый, верность древнегреческому сюжету: перечисляет многочисленных участников похода, распределяет между ними функции по управлению кораблем, а золотое руно – так же, как в мифе, оставляет всего лишь ценным предметом, который необходимо добыть и патриотически «вернуть Отчизне»:
Боги позволили, Арго достроен,Отдан канат произволу зыбей.Станешь ли ты между смелых, как воин,Скал чарователь, Орфей?Тифис, держи неуклонно кормило!Мели выглядывай, зоркий Линкей!Тиграм и камням довольно служилаЛира твоя, о Орфей!Мощен Геракл, благороден Менотий,Мудр многоопытный старец Нелей, —Ты же провидел в священной дремотеПуть предстоящий, Орфей!Слава Язону! руно золотоеЖаждет вернуть он отчизне своей.В день, когда вышли на подвиг герои,Будь93
Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 1. С. 394–395.
В 1906 году на обеде в честь выхода первого номера журнала «Золотое Руно» Брюсов, желая подчеркнуть, что символизм завоевал себе место на литературной сцене и тем самым достиг заветной цели, заявил, что золотое руно «уже вырвано в Колхиде у злого дракона, уже стало достоянием родной страны» 94 .
Характерно и то, что для Брюсова во всех трех стихотворениях главным аргонавтическим героем является духовный лидер, певец Орфей 95 (или Арион) или кормщик Язон, которые Белым-мифологом были совершенно проигнорированы. Но поразительно при этом, что в той же речи 1906 года Брюсов говорит об «Арго» как о крылатом корабле, заимствуя образ у Белого 96 , а себя причисляет к аргонавтам-символистам, не забывая при этом подчеркнуть, что был на этом пути первопроходцем и вождем:
94
Лавров А. В. «Золотое Руно» // Лавров А. В. Русские символисты: Этюды и разыскания. М.: Прогресс-Плеяда, 2007. С. 460.
95
Любимый Брюсовым Орфей присутствует и в других его стихотворениях, не связанных непосредственно с аргонавтическим сюжетом.
96
Не исключено, что с процитированным выше письмом Белого Брюсову от 17 апреля 1903 г. мог быть связан и образ «лодочки» (из брюсовской речи), на которой аргонавты вышли в путь за символизмом.
Тринадцать лет тому назад, осенью 1893 года я работал над изданием тоненькой, крохотной книжки, носившей бессильное и дерзкое название «Русские символисты». <…> Началась борьба, сначала незаметная, потом замеченная лишь для того, чтобы тоже подвергнуться всякого рода нападкам. И длилась она 13 лет, все разрастаясь, захватывая все более обширные пространства, привлекая все более значительное число сторонников.
Сегодня <…> я сознаю наконец, что борьба, в которой я имел честь участвовать вместе со своими сотоварищами, была не бесплодной, была не безнадежной. <…> За каким Золотым Руном едем мы. Если за тем, за которым 13 лет назад выехали мы в утлой лодочке, – то оно уже вырвано в Колхиде у злого дракона, уже стало достоянием родной страны. <…> Неужели дело нового издания только распространять идеи, высказанные раньше другими? О, тогда ваш Арго будет не крылаты<м> кораблем – а громад<ным> склепом <…> 97 .
97
Лавров А. В. «Золотое Руно». С. 459–460.
Наиболее точно аргонавтический дух Брюсов передал за год до этого выступления в стихотворении «К народу» (1905), где возникает «быстрокрылый Арго», на котором поэты мечтали устремиться в лазурную высь («до сапфирного мира»). Однако об этой мечте Брюсов пишет как о юношеском заблуждении, как о том прошлом, от которого он сознательно и бесповоротно отказался:
Давно я оставил высоты,Где я и отважные товарищи мои,Мы строили быстрокрылый Арго, —Птицу пустынных полетов, —Мечтая перелететь на хребте ееПропасть от нашего крайнего кряжаДо сапфирного мира безвестной вершины.Давно я с тобой, в твоем теченьи, народ <…> 98 .98
Брюсов В. Я. Собрание сочинений. Т. 3. С. 286–287.
Зато А. А. Блок в полной мере уловил пафос Белого и подхватил его. К юношеским стихам Блока московские символисты относились «восторженно <…>, считая поэта своим, „аргонавтом“» 99 . В мемуарах Белый воспроизвел и прокомментировал его самое аргонавтическое стихотворение (оно было прислано в письме от 9 апреля 1904 года 100 ):
<…> он посетил «воскресенья» мои (в свою бытность в Москве); и, вернувшись в Петербург, он прислал мне стихи, посвященные «Арго» с эпиграфом из стихов «Аргонавты» (моих) и написанные как гимн аргонавтам:
99
Андрей Белый. О Блоке. Воспоминания. Статьи. Дневники. Речи / Вступит. статья, сост., подгот. текста и коммент. А. В. Лаврова. М.: Автограф, 1997. С. 54.
100
См.: Белый – Блок. С. 143–144; 147 (прим.).
<…> Вот стихи Блока:
101
Андрей Белый. О Блоке. Воспоминания. Статьи. Дневники. Речи. С. 54–55.
Белый подчеркнул, что стихотворение было «пронизано аргонавтическим воздухом» и отражало «переживанья искателей Золотого Руна» 102 . Его последние строки – «Молча свяжем вместе руки, / Отлетим в лазурь» – свидетельствуют о приятии и развитии беловской идеи полета в небо к солнцу-руну.
1.5. «Где же ты, золотое руно?»: от Эллиса до Мандельштама
Естественно, что эстафету Белого попробовал подхватить и Эллис-поэт – «соавтор» аргонавтического мифа московских символистов и его фанатичный пропагандист («„Аргонавты“ имели печать: ее Эллис в экстазе прикладывал ко всему, что ему говорило: к стихам, к переплетам, к рукописям» 103 ). В стихотворении «Арго» (1905) он хоть и держится за греческий миф (корабль остается мореходным судном, а аргонавты – истомившейся в долгом пути командой мореплавателей), но вносит в него серьезные коррективы: экипаж «Арго» мечтает увидеть зарю, а чаемым золотым руном оказывается, как и у Белого, «солнечный щит», сначала отражающийся «в волнах» и потом «погрузившийся на дно».
102
Там же. С. 55.
103
Там же. С. 54.
104
Эллис. Стихотворения. Томск: Водолей, 1996. С. 105. В написанной позднее поэме «Мария» (1912) солнце также оказывается золотым руном: «Уж облака – без пастыря барашки – / одели мглою золото-руно <…>» (Там же. С. 179).
Это стихотворение открывало поэтический сборник Эллиса, подводящий итоги его творчеству 1905–1913 годов, и дало сборнику название – «Арго» 105 . В предисловии говорится о чувстве потерянного Рая, поисках новых путей жизни и искусства. «Утратив мерцание чистой мечты, душа не вернется на землю, ибо на земле нет ничего, чего не было бы в царстве грезы», – утверждает Эллис. Золотое руно видится ему как символ той мечты, к которой аргонавтическая душа некогда устремлялась, но (в отличие от Брюсова, полагавшего, что золотое руно уже добыто) не достигла, а потому погрузилась в пучину отчаяния:
105
Эллис. Арго. Две книги стихов и поэма. М.: Мусагет, 1914.
Тогда лишь встанет перед ней <душой> во всей своей неотразимой правде сознание, что она заблудилась безнадежно, что не обрести ей золотого руна, что прикован к месту и вечно будет стоять ее волшебный корабль Арго, что призрачным и ложным был весь ее путь с самого начала, и бодлеровское «Il est trop tard! 106 » и безумный смех Заратустры прозвучат над ней 107 .
Еще более робко трактует модную тему С. А. Соколов, владелец издательства «Гриф» и поэт, публиковавшийся под псевдонимом Кречетов. В стихотворении «Аргонавты» из сборника «Алая книга» (1907) он вроде бы попытался воплотить заветы Белого, устремив корабли героев «к заколдованным странам» «от старого плена»:
106
«Уже слишком поздно!» (франц.), из стихотворения Бодлера «Часы» («L’ Horloge»), в стихотворном переводе самого Эллиса – «О, поздно, слишком поздно!» (Бодлэр Ш. Цветы зла. М.: Заратустра, 1908. С. 212).
107
Эллис. Стихотворения. Томск: Водолей, 1996. С. 104.