Андрей Беспамятный - Кастинг Ивана Грозного
Шрифт:
— Угу, — задумчиво кивнул Илья Федотович, накалывая ножом кусочки мяса и отправляя в рот. Пожалуй, он узнал все, что хотел. И где татары, и когда кованая рать выступать против них будет. Утром — это лепо. Кони и холопы отдохнуть успеют, со свежими силами в сечу пойдут.
Вот только почему степные разбойники третий день на месте стоят, не двигаются? Странно это. На уловку хитрую похоже…
Агриппину родители иногда все еще называли Рипой. Но теперь все реже и реже. Вместе с маленьким именем для нее были связаны все детские воспоминания: как качалась на веревке под яблонями, как плела веночки, пытаясь украсить ими то маму,
Босоногое в прямом смысле этого слова, поскольку вместе со взрослым именем она приобретала и взрослые одежды. Если раньше на все случаи жизни Рипе хватало ситцевой и полотняной рубашки, то у Агриппины появились сапожки и лапти для жаркой погоды, она наравне с матерью могла пользоваться большими валенками, рубашка у нее теперь была сатиновая, которую она уже сама вышила разноцветным катурлином. Сарафанов имелось и вовсе два — один простой, на каждый день, и один из паволоки. Платков так и вовсе пять. Обычный повойник, повойник с набитным рисунком, платок теплый, платок шерстяной, пуховый платок. Без платка девушке ведь нельзя, грех простоволосой ходить. Ну и, разумеется, еще пару юбок они с матерью сшили, полушубок овчинный отец стачал. Хоть и не суконный, как у бояр, зато теплый.
Правда, о теплой одежонке думать было еще рано. Лето, чай, в разгаре. А потому к колодцу Агриппина шествовала в обычном повойнике и сарафане холщовом, простеньком. Черпанув общинной кадкой воды, она перелила ее в свои ведра, подцепила их коромыслом, привычным рывком подняла на плечо, тронулась по тропинке, аккуратно переставляя ноги.
Мимо промчался конь, но стук копыт замедлился, вернулся назад…
— Рипа? Давай помогу …
Черноволосый Степка, живущий через улицу, спрыгнул с коня, одернул рубаху, сунул за пояс плеть. Девушка, не поднимая головы, искоса посмотрела на него, улыбнулась, раздумывая, и наконец разрешила:
— Ладно, помоги…
Себе Рипа цену знала. Далеко не у каждой девушки в Богородском такие пронзительные зеленые глаза, как у нее. Нос и губы красивые, грех жаловаться. Веснушек нет, ветрянка тоже стороной минула. Коса толстая до самого пояса, подружкам на зависть, грудь последний год так выдалась, даже страшно иногда становится, да и статью Бог не обидел. Так отчего же и не покапризничать, не повыбирать себе молодца по сердцу? Пятнадцатый год уже, скоро сватов встречать можно будет. Один раз согласишься — потом всю судьбу под согласие это отдать придется. Степка что? Он ей, конечно, нравился. С детства бок о бок росли. Видела, что нравится ему, да ведь на нем свет клином не сошелся. Вон, Тимофей Масленников, рыжий, как огонь, и нахальный, как мартовский кот, тоже ничего и тоже увивается. Купец тут, молодой и богатый, тоже погулять уговаривал. Да токмо видно было, что поблудить гость залетный хочет, без серьезности, потому сразу и погнала, восхитив своей снисходительной гордостью всю улицу.
— Так дашь коромысло-то?
— Чего уж, бери… — Рипа передала ношу соседу, еле успевшему пригладить непослушные вихры и прижать их шапкой.
— Тепло нынче… — заметил Степа, шагая рядом по траве. — Вечер, мыслю, теплый будет.
— Может, и теплый, — опять покосилась на него с улыбкой девушка.
А в общем, хороший он все-таки парень. Добрый, работящий.
— Так, может, погуляем вечером? — осторожно поинтересовался Степа.
— Может, и погуляем… — Короткая тропинка от колодца уже привела их к калитке.
— Ну, так я подойду вечером? — снимая коромысло, поинтересовался паренек.
— Ну-у… — поколебалась девушка. — Ну-у, ладно. Токмо недолго погуляем. На берегу посидим, да и хватит.
— Ага, — с готовностью кивнул Степка и побежал к коню.
Рипа проводила его взглядом, вошла во двор.
Разумеется, одной пары кадушек не хватило: только курам воды налила, поросятам, лошадям да Полкану в плошку плеснула. А еще нужно было козам и корове воду приготовить, чтобы после пастбища сразу напиться могли, и напиться тепленькой, потом еще для готовки той же скотине принесть, самим для рукомойника, да для супа, да пол и посуду помыть. В общем, четыре раза до колодца туда и обратно, и Степки рядом уже не имелось. Опосля следовало у коровы навоз выгрести, на кучу для гниения перекинуть, свиной загон тоже очистить. Всем соломы свежей на пол застелить. Хорошо хоть, у коз и лошадок, кормилиц, постоянно ковыряться не нужно. Раз в три дня убрал, и им хорошо.
Закончив во дворе, Агриппина села ощипывать курицу, которую мать собиралась завтра сварить, а закончив с птицей и присыпав голую тушку солью, побежала к колыбельке кормить Илью, братика. Когда тот вырастет, то, наверное, станет крепким парнем, защитником и работником — да токмо счас, в три месяца, кроме как в мох писаться да титьку требовать ничего не умеет. А мамка за прялкой сидит, ей к малышу бегать недосуг. Пряжа, это ведь дело такое — если отвлекаться, бросать работу, вся нить потом в колтунчиках окажется. Как вскочил — вот тебе и узелок.
— Горшки в печь поставь, — попросила мама, после того как Рипа сунула малышу вымоченную в молоке тряпицу, — мужики скоро с поля вернутся.
Девушка кивнула, взялась за ухват, переставляя заготовленный ужин в раскаленное с утра жерло печи, после чего побежала собирать яйца, а затем занялась тестом для пирогов. А то скотина вернется, так ее сразу доить потребуется, времени потом не станет.
Присесть удалось только вечером, за ужином, когда мать выставила на стол горшок, полный гречневой каши с солониной, мелко нарезанную капусту в продолговатой ношве и миску запеченных яиц — каждому по паре.
Впрочем, много печь не потребовалось, покамест их было всего четверо: мать с отцом, она да Сергей, старший брат. Из остальных детей никто до отрочества не дожил. Вот разве Илья вторым помощником станет. Дочь — она ведь как птица, подрастет, да и улетит из гнезда, свое вить.
— Я пойду, погуляю до темноты? — облизав ложку, спросил Сергей.
— И я! — тут же встрепенулась Рипа.
— Коли вдвоем, то ступайте, — пригладил бороду отец. — Да токмо не задерживайтесь! К ночи не вернетесь, дверь на засов запру.
Девушка кинулась к своему сундуку, в котором потихоньку копила себе приданое, достала нарядный сарафан, на плечи накинула темно-вишневый теплый платок, вплела в косу украшенную мелким бисером ленту. Сергей тем временем переоделся в атласную косоворотку, взамен полотняных порток надел черные шерстяные. Хорошими сапогами обзавестись он пока не успел, не холоп боярский, чтобы на всем готовом жить. Приходилось гулять в поршнях самодельных. Правда, скроенных аккуратно, а не на скору руку, как зачастую для детей мастерят.