Андрей Миронов: баловень судьбы
Шрифт:
«Все было немножко мелодраматично. Как в плохом романе. В тот день после спектакля я раздавал автографы, а мои канадские друзья ждали несколькими кварталами дальше в машине. Желающих было довольно много, я подписался раз десять и сказал: „Извините, я должен на минутку уйти, но я вернусь“. И пошел. Но они пошли за мной. Я прибавил шагу, наконец, побежал, и они бежали за мной. Это было так комично! Я начал смеяться, остановился и еще несколько раз подписался. А если серьезно – меня очень, очень волновала судьба моей труппы. Я очень уважал свою тогдашнюю партнершу Ирину Колпакову, но я не имел возможности и не посмел сказать ей. Впрочем, интуитивно я понимал, что на допросе ей будет
Сразу после побега, чтобы снять стресс, я напился. Мы поехали на одну ферму, и я нажрался вдребезги. Мешал разные напитки, не шел спать до пяти-шести утра… А на следующее утро уже начал действовать рассудок. Но чувства вины я не испытывал…»
Но вернемся к Андрею Миронову. В Тарту он пробыл до начала июля, после чего вернулся в Москву, где Театр сатиры открывал свой очередной сезон в Москве. Столь раннее открытие объяснялось объективными причинами: театр хотел успеть завершить подготовку к приближающемуся юбилею – 50-летию со дня рождения театра (начало октября). В день открытия, 6 июля, показывали спектакль «Маленькие комедии большого дома», где Миронов играл роль Мужа-подкаблучника. Этот же спектакль игрался и вечером следующего дня. Затем Миронов снова уехал в Тарту, чтобы отсняться в очередных эпизодах «Соломенной шляпки».
10 июля Миронов снова был в Москве и вечером играл в «Дон Жуане». 12-го это была «Женитьба Фигаро». Затем Миронов уехал в Тарту, где снимали финал «Шляпки»: после прощальной песни Фадинар должен был бросить шляпку в камеру. Однако как Миронов ни старался, точно попасть в цель у него никак не получалось. В итоге, когда после очередного промаха его нервы не выдержали, он предложил режиссеру изменить сцену. «Давайте я просто повешу ее на ворота и удалюсь». На том и порешили.
15 июля Миронов снова был в Москве и играл «Женитьбу Фигаро». Далее шли: 16-го – «Таблетку под язык», 17-го – «Ревизор», 19-го – «Таблетку под язык», 21-го – «Маленькие комедии…», 22-го – «Ревизор», 24-го – «Маленькие комедии…», 26-го – «Таблетку под язык», 27-го – «Женитьба Фигаро», 28-го – «У времени в плену», 29-го – «Маленькие комедии…», 30-го – «Дон Жуан», 31-го – «Ревизор».
Август начался для Миронова с «Ревизора» – он играл его 2-го. 4-го это был «Дон Жуан», 5-го – «Маленькие комедии…», 7-го – «Таблетку под язык», 9-го и 10-го – «Женитьба Фигаро», 12-го – «Таблетку под язык», 13-го – «Ревизор», 14-го – «Дон Жуан».
В августе Миронов съездил в Ленинград, где принял участие в озвучании роли Фадинара в «Соломенной шляпке». Это заняло у него несколько дней. На этом его работа в фильме была закончена. Полный гонорар Миронова за эту роль составил 2560 рублей (другие исполнители получили следующие суммы: В. Стржельчик – 2150 руб., Е. Копелян – 825 руб., З. Гердт – 720 руб., Л. Гурченко – 600 руб., И. Кваша – 375 руб., Е. Васильева – 375 руб., А. Фрейндлих – 300 руб.).
17—18 августа Миронов играл в «Маленьких комедиях…», 21-го – в «Женитьбе Фигаро», 23-го – в «Ревизоре», 25-го – в cпектакле «Таблетку под язык», 26-го и 31-го – в «Маленьких комедиях…»
С «Комедий» начался для Миронова и сентябрь – он играл в них 1-го днем. 2-го это был спектакль «У времени в плену», 3-го – «Ревизор», 6-го и 9-го – «Маленькие комедии…», 10-го – «Ревизор», 11-го – «Таблетку под язык», 13-го – «Дон Жуан», 15-го – «Таблетку под язык», 16-го – «Женитьба Фигаро», 18-го – «Дон Жуан», 21-го – «Женитьба Фигаро».
27 сентября в Театре сатиры состоялась премьера спектакля «Клоп». Вернее, спектакль был старый, но показывали его в новой сценической редакции. Поэтому в журналах режиссерского управления он значился под номером 1/753. То есть это было 753-е представление «Клопа» на сцене Театра сатиры, но в новой редакции. Как мы помним, в первой версии «Клопа» Миронов играл роль Присыпкина, но теперь на эту роль ввели актера Николая Пенькова, а Миронову досталась роль Олега Баяна. В лице Миронова Баян несколько помолодел, что было воспринято некоторыми апологетами канонического текста В. Маяковского в штыки. Например, Сергей Юткевич заявлял, что если Баян и Присыпкин ровесники – то нарушается система отношений между главными героями, задуманная драматургом. Дескать, Баян потому и страшен, что он оборотень, вылезший из щелей прошлого. Слово «прошлое» Юткевич трактовал в буквальном смысле, соотнося с дореволюционным временем.
Но были и такие, кому версия, предложенная Мироновым, пришлась по душе. Так, А. Шерель писал: «Миронов играл Баяна изобретательно, зло, с той вдохновенной импровизационной свободой, которая позволяла каждый жест, каждое слово роли поднять до символического обобщения. Нет, это не был демон-искуситель из третьеразрядного нэпманского кабаре. Это был лидер, вполне современный и легко узнаваемый вожак и законодатель для молодых и уже не очень молодых совмещан, прожигателей „красивой жизни“, искренне убежденных в том, что мир существует лишь для удовлетворения их желаний.
Мне кажется, что ни в одной другой работе, кроме Жадова, Миронов не поднимался до тех высот социальной остроты и значимости, которые он покорил в роли Баяна.
В этом персонаже были узнаваемы нувориши брежневской эпохи, ибо он выступал своеобразным идеалом, физически и духовно соответствующим запросам «новой буржуазии», которую формировала торговая мафия вместе с партбюрократией…
Андрей Миронов в образе Баяна дал фигуру, современную не времени написания пьесы, а 70-м и 80-м годам, обозначив едва ли не самую главную проблему развития всего нашего общества, – проблему сословного расслоения и сословной вседозволенности…»
А вот что писал по горячим следам этой роли другой критик – Н. Шалуташвили: «Образ Баяна Маяковский считал, наряду с Присыпкиным, центральной фигурой комедии. Так рассматривает этот образ и театр. Баян в исполнении А. Миронова – настоящий „самородок из домовладельцев“. Он дирижирует всем обывательским оркестром, занимает наступательную позицию, всюду выискивая поклонников „красивой жизни“. А. Миронов использует доведенную до совершенства пластику: вялая и извивающаяся походка, замысловатая жестикуляция – это на грани гротеска, хотя актер нигде ни на секунду не теряет чувства меры. Все точно, продуманно, каждая деталь служит глубокому разоблачению этого „художника фокстрота“, души „фешенебельного“ общества. Чего стоит совершенно виртуозно сыгранная А. Мироновым сцена в общежитии: он целует руку растерявшейся девушке, косынкой вытирает стул, а затем „изящно“ становится на него ногой… Каждая деталь, каждая сцена заслуженно сопровождается аплодисментами…»
Действительно, публика, приходившая на этот спектакль, была в восторге от игры Миронова. Все его эскапады, написанные много лет назад Маяковским, попадали точно в цель – разили пороки, которые были присущи тогдашнему советскому обществу. Мещанство, стяжательство, жажда красивой жизни исподволь проникала во все поры советского общества, и именно представителя такого племени и играл Миронов. Он учил работягу Присыпкина «изячной» красивой жизни и на этом поприще добивался больших успехов. Миронов играл свою роль легко, элегантно и доводил публику до гомерического хохота. Поэтому не случайно несколько эпизодов из этой роли Миронов будет использовать в своих концертах.