Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания
Шрифт:
— Где это «там»?
— Ну, там…Потому что всё, как было, он поведал. Сижу, говорит, на кровати, когда вы меня держали, а слева вдруг полезли какие-то чернявые — то ли негры, то ли кавказцы, то ли вообще какие-то чурки нерусские. Бесы, одним словом. Одни из них были косые, другие — с мёртвыми-премёртвыми зенками, а у третьих глазища кровью налились. У одних обе губы были налиты кровью, аж распухли, а у других — только одна: у кого верхняя, а у кого нижняя. И вот эти человечки начали, говорит, меня тащить с постельки, и совсем я подпал под их власть, хотя сперва их и не боялся-то. Но потом они как повязали меня по рукам и ногам, как исколотили до синяков, так и дотащили до какой-то жуткой расщелины: узенькая такая расщелина, а дна не видать, но где-то там, слыхать, течёт адская река и вся скрежещет. На одном из склонов расщелины той была узенькая тропинка, на ней даже стопочка не помещалась, и по этой тропинке силком тащили бесы батюшку Кузьму Меня, говорил он, так и заваливало набок, чуть я не свалился в ту бездну, а потом меня, значит, притащили в самое начало этой страшной расщелины, там были огромные ворота, чуть приоткрытые, а у них сидел чёрный великан — сам сатана! Глазами косит, они у него кровью налиты и пламя пущают, а из носу дым валит, язык изо рта висит на локоть, правая рука
— Страсти-то какие! Неужто так всё и было?
— Ещё бы! Старец Кузьма великий старец был, не чета нынешним, самого государя видел, а энергетика-то у него какая была — ой-ой-ой… Так вот, только хотел его хватануть этот сатана, как явились откуда ни возьмись два благообразных таких старца — сразу по ним видно, что святые апостолы Андрей и Иоанн, потому что именно так их и пишут на иконах. Как увидал их отец мрака и погибели, так и сбежал оттуда, а батюшку Кузьму взяли святые апостолы под белы ручки и повели через те ворота. За воротами был город, прошли через него и оказались вроде как на лугу, а там красотища такая… неописуемая… Посреди того лужка сидел ещё один старец, благообразный-благолепный такой, а вокруг него толпы детишек скачут и резвятся. Кто бы это был, а? Сам праотец Авраам, а то место, где он сидел с детками, — это, значит, по-древнебиблейски Лона-Авраамля называется. Поклонился праотцу батюшка Кузьма, и пошли они дальше, через огромнейшую берёзовую рощу, а берёзок-то в ней, белых-белых — так и слепит глаза! — видимо-невидимо, и васильки кругом цветут, и ромашки какие-то, и гераньки. А у каждого деревца, у каждого кустика стоял шалашик, а перед шалашиком — столик со всякими вкусностями, прям как на рынке у метро. Сидят там все и пируют, и многих узнал батюшка Кузьма: кто из его собственного монастыря был, кто из села по соседству (благочестивое там, знаете ли, село), а кого он когда-то во дворце у государя встречал — и все как один покойнички.
— Что же это за роща была?
— А та, про которую сказано: «В дому Отца Моего обители многи суть».
— И далеко ль завели батюшку Кузьму святые апостолы?
— Ох, далеко. До такого прекрасного города довели, что слов нет выразить его красоту. Двенадцать стен окружало тот город, сияли они цветами двенадцати драгоценных камней! А ворота в том городе — что не золотые, то серебряные. За воротами — площадь из чистого золота, вокруг неё — сплошь золотые дома. Во всём городе свет неописуемый, благоуханье божественное, но ни человека, ни животного, ни птички — как вымер город. А всё потому, что жители все на пиру — во дворце. Да, был там на краю города шикарный дворец, а в нём всё богато и роскошно, и внутри длинный-предлинный зал, в котором стоит огромный стол, весь из чистых рубинов и изумрудов, а за ним сидят сплошь одни святые Господни. На том краю стола был вроде как балкончик, а оттуда яркий-преяркий свет идёт, ничего не видать, кто там сидит. И вот, говорит батюшка Кузьма, подлетели ко мне ангелы Божии, видом ни мужчины, ни женщины, и говорят: садись, мол, с нами за стол, покушай, — а сами грозные, что молнии, блестят, сверкают. Святые апостолы, которые вели меня сюда, сами сели и начали пировать, а я пока в сторонке стою, жду, что решит Сам, потому что ангелы улетели к Нему, видать, спросить, что со мной дальше делать. А за тем столом много было знакомых — и миряне, и монахи, некоторые даже из Спасо-Омутнянской пустыни, такая святая обитель! И вот через пару часов вернулись ангелы: так, мол, и так, верните батюшку Кузьму назад, больно уж его оплакивают чада, пускай ещё поживёт, а заместо него заберём к себе батюшку Луку из соседней обители — Спасо-Кукоцкой.
— И какого же батюшку в итоге забрали?
— Конечно, как и обещали ангелы Божии, батюшку Луку. Это потом братья из Спасо-Омутнянской пустыни специально проверяли: послали они в Спасо-Кукоцкий монастырь узнать, скончался ли батюшка Лука. Так и есть, скончался, и как раз в то самое время, когда батюшка Кузьма якобы бредил. Ну так вот, подхватили сразу нашего богоносного старца Кузьму святые апостолы Андрей и Иоанн и повели назад. Вышли они, значит, из того райского града другим путём, идут мимо семи озёр, а в тех озёрах жуткие казни и жестокие муки: в одном — мрак кромешный, в другом — огонь палящий, в третьем — туман вонючий, в четвёртом — черви кишат, а в оставшихся ещё что-то в том же роде. И все семь озёр были полны людей, которые жалостливо стонали и горестно рыдали. Миновали они эти озёра, потом ещё какую-то потустороннюю местность прошли и наконец очутились в той самой Лоне-Авраамле. Поздоровался батюшка Кузьма с Авраамом, а тут апостолы ему, Андрей да Иоанн, — на, мол, золотую чашу с вином, испей-ка, да смотри не захмелей, и бери ещё три ломтя хлеба. Один, говорит, я ломоть обмакнул в вино — сладкое-пресладкое! — и съел, а вино всё выпил и ни пьяниночки в голове не почувствовал, такое чудесное вино, а пиянство — страшный грех, если что, ох и страшный! Два же других куска хлеба сунул себе батюшка Кузьма за пазуху: их он потом и искал на себе, как очнулся в келье своей. А как именно очнулся, не помнит. Помнит только, что провели его святые апостолы мимо того сатаны, а он и скрипит зубами ему вслед: «Убежал, — вопит, — ты теперь от меня. Но ничего, ужо я до тебя доберусь! Как начну теперь искушать и тебя, и твой монастырь!» Вот и всё. А на Спасо-Омутнянскую пустынь потом действительно искушения от патриархии посыпались, но это всё потому, что Господь попустил. Без Его-то попущения ничегошеньки не случается!
— Ого! А знаете ли вы, что вам такое этот ваш батюшка Евсевий рассказал, нет?
— Как что, я же сразу сказала: видение старца Кузьмы Спасо-Омутнянского. Очень духоносный старчик был…
— Да нет, это же известный греческий апокалипсис, который в рукописях озаглавлен «Видение Космы, блаженнейшего монаха, который прежде был спальничим императора Александра, а затем постригся в обители Пресвятой Богородицы в феме Оптиматов, называемой Евсевиевой, страшное и весьма полезное». И жил этот Косма более тысячи лет тому назад, в середине десятого века. Само видение, кстати, точно датировано: третье июня 933 года. А так у вас, надо признать, очень близко к тексту пересказано — обычно много больше искажений. Связь же апостола Андрея с Иоанном известна ещё с так называемого Канона Муратори. Да и греческая традиция…
— Хватит православным голову морочить! Греки какие-то, Автоматы-Муратории — не наши это всё императоры!
— Нет, пусть ещё чего-нибудь расскажет. А то вот стоим мы тут за чем-то святым, а сами толком-то и не знаем. Слышал, что к главе Андрея Первозванного, а что
— Тут не знать, тут верить надо!
— Па-а-а-п, ну расскажи им, а? Ты же знаешь сам, ты же мне рассказывал.
— Помолчи, Андрюша. Не видишь, смущаем, понимаешь ли, народ Божий…
— Нет, гражданин, зря вы так. Почему людям стесняетесь рассказать, раз знаете? Типа неинтеллигентно?
— Да нет, что вы! Если и правда интересно, я, конечно, могу рассказать…
— Уж обяжете. Всё равно без дела тут стоим: я вот даже и молиться толком-то не умею.
— Ну, глава… В общем, когда апостола Андрея распял в Патрах Ахейских проконсул Эгеат, то жена последнего Макси-милла и его брат Стратокл погребли останки Первозванного неподалёку от места казни. Причём замечу, распяли апостола не на косом кресте, который у нас называют андреевским, а на прямом, только не гвоздями его прибили, а просто верёвками привязали. Андреевский же крест появился только веке в двенадцатом, в Бургундии.
— Вот это да. Значит, и на флаге, и на ордене крест у нас, выходит, неправильный?
— Ну не то чтобы неправильный, просто не очень древний, да и на Руси его не знали. Это уже потом его Пётр Первый из Европы заимствовал.
— Хорош уже крест наш хаять. Про мощи давай!
— Ладно-ладно, мощи Андрея так и лежали в этих Патрах, покуда император Констанций, сын Константина Великого, не перевёз их в Константинополь, в храм Святых Апостолов, где они навсегда и упокоились. Но в Патрах продолжали чтить Первозванного апостола. Так, один благочестивый монах при храме апостола предсказал царство будущему императору Василию Македонянину. А в начале девятого века апостол, по преданию, вообще чудесным образом спас город Патры от славянской осады. Но это уже не так интересно, а вот мощи…
— Как же это неинтересно?! Тем более про древних- про славян. Я слышал, они всю эту древнюю греческую цивилизацию и основали. Расскажите, пожалуйста.
— Ну хорошо. Только ничего такого славяне не основывали, конечно. Но веке в восьмом — даже в начале девятого (от Рождества Христова, если что) славяне успели обосноваться в Греции, даже до конца её, до полуострова Пелопоннес дошли. О чуде же с апостолом Андреем сообщает в десятом веке Константин Багрянородный… Погодите, сейчас найду у себя на планшетнике, чтоб не соврать… Так-так… Константин Багрянородный, «Об управлении империей», перевод под редакцией покойного академика Литаврина… Вот, нашёл — глава сорок девятая, описываются события, по всей видимости, 805 года: «Спрашивающий, каким образом славяне были поставлены на службу и в подчинение церкви Патр, пусть узнает из настоящего описания. Когда скипетр ромеев держал Никифор, они, находясь в феме Пелопоннес и задумав восстание, захватили сначала дома соседних греков и учинили грабёж. Затем же, двинувшись на жителей города Патр, они разорили равнины у его стен и осадили сам город, имея с собою также африканских сарацин. Когда прошло достаточно времени и у находящихся внутри стен начал сказываться недостаток необходимого, и в воде, и в пище, они вынесли решение вступить с врагами в соглашение, получить заверение в безопасности и тогда подчинить им город. Поскольку, впрочем, тогдашний стратиг — то есть генерал-губернатор — находился на границе фемы в крепости Коринф и была надежда, что он придёт и нападёт на народ славян, ибо заранее был оповещён архонтами об их набеге, жители города постановили — прежде всего отправить посланцев в находящиеся к востоку части гор, понаблюдать и узнать, не приближается ли стратиг, дав наказы и знак посланному, чтобы он, если увидит идущего стратига, при своём возвращении склонил знамя как свидетельство о приходе стратига, а если этого нет, то чтобы держал знамя прямо, дабы впредь они не надеялись на приход стратига. Итак, лазутчик, уйдя и узнав, что стратиг не приближается, вернулся, держа знамя прямо. Однако по благости Божией, ради заступничества апостола Андрея, когда конь споткнулся и всадник покачнулся, знамя склонилось, и жители крепости, видя этот знак и с уверенностью полагая, что стратиг подходит, открыли ворота крепости и храбро бросились на славян. Воочию узрели они и Первозванного апостола, верхом на коне, вскачь несущегося на варваров. Разгромив, разумеется, их наголову, рассеяв и отогнав далеко от крепости, он обратил их в бегство. А варвары, видя это, будучи поражены и ошеломлены неудержимым натиском против них непобедимого и неодолимого воина, стратига, таксиарха — то есть командира по-нашему, — триумфатора и победоносца, Первозванного апостола Андрея, пришли в замешательство, дрогнули, ибо страх обуял их, и бежали в его всесвятой храм…» Та-а-а-к, здесь чуть пропустим… Храм этот, кстати, был за стенами города. Читаю дальше: «Василеве же, узнав об этом, распорядился так: «Поскольку разгром и полная победа одержаны апостолом, долгом является отдать ему всё воинство неприятелей, добычу и доспехи». И он повелел, чтобы и сами враги со всеми их семьями, родичами и всеми им принадлежащими, а также и всё их имущество были уделены храму апостола в митрополии Патр, в которой Первозванный ученик Христа свершил подвиг в борьбе…» К чему же это привело? А к тому, что с тех пор «отданные митрополии славяне кормят стратегов, василиков — то есть царских людей — и всех отправляемых народами в качестве заложников посланцев, имея для этого собственных стольников, поваров и всяких приготовителей пищи для стола, тогда как митрополия ничем не отягчается для этого, а славяне сами доставляли эти припасы согласно распределению и соучастию своей общины».
— Так вот до сих пор их и кормим, тунеядцев… А мощи что же?
— Про мощи в Патрах никаких упоминаний нет, кроме одного пустого апокрифа. Там сказано, что, когда мощи увозили, некий благочестивый горожанин откусил от них мизинец.
— А что? Я знаю одного такого батюшку: он много частичек святых мощей так в свой храм насобирал.
— В общем, когда латинские рыцари заняли Константинополь в 1204 году, то и Патры перешли под власть крестоносцев и вошли в состав Ахейского княжества. В самих Патрах сидел латинский архиепископ. Но в 1432 году их отвоевал деспот — это титул такой — деспот Морей Фома Палеолог, сын императора Мануила. Однако в 1453 году, после взятия Константинополя турками, он вместе с женой и детьми бежал на остров Корфу. А с собой он забрал голову апостола Андрея, которого очень почитал, и даже назвал в его честь своего сына. Кстати, другая дочь его, София, вышла замуж за великого князя Московского Ивана Васильевича, который первым стал называть себя царём, сейчас он больше известен как Иван Третий. Но вернёмся к Фоме. С Корфу он перебрался в Рим и принял католичество, а голову апостола подарил папе, за что получил орден Золотой розы и пенсию в триста дукатов в месяц. В честь этого перенесения главы произнёс проповедь великий византийский интеллектуал — кардинал Виссарион.