Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания

Грищенко Александр Игоревич

3. ПОБИВАНИЯ И ПРОРИЦАНИЯ

Был у Эгеата юный брат по имени Стратокл, который испросил разрешение у цезаря не служить в войске, потому что хотел изучать философию, и для того прибыл из Италии в Патры. Весь преторий взволновался из-за его приезда, да и сам Эгеат его уже очень давно не видел, а потому весьма обрадовался появлению брата. С великой радостью встретила Стратокла и Максимилла: она вышла ему навстречу из своих покоев и на правах хозяйки проводила в дом, — а Стратокл в ответ, как и было принято, приступил к исполнению своих дружеских обязанностей, учтиво обходя и приветствуя всех домочадцев и друзей дома.

Пока

Стратокл осваивался в Патрах и навещал соседей, его любимый раб, юный и прекрасный Алкман, был внезапно поражён бесом: он в безумии содрал с себя все одежды, улёгся в отхожем месте и вывалялся в нечистотах. Когда вернулся Стратокл в дом Эгеата и увидел это, то горю его не было предела.

— О, лучше бы мне было по пути сюда, — кричал он, — утонуть в пучине морской, чем видеть моего дорогого Алкмана в таком состоянии! Как же я теперь буду находиться рядом с ним, столь безумным и грязным! Нет мне без него никакой жизни! — И Стратокл при этих словах стал бить себя по лицу, расцарапал себе все щёки, взъерошил на голове волосы и со стонами побежал по дому, а слуги его решили пригласить для исцеления Алкмана всяких колдунов.

Услышала тогда Максимилла о несчастье Стратокла, вышла из своих покоев и, смутившись сама, говорит ему:

— Не волнуйся так, брат, за своего любимца: скоро он будет спасён! Поселился в нашем городе один благочестивейший муж, который не только изгоняет бесов, но и исцеляет любую самую отвратительную и ужасную болезнь. Я очень верю в него, — она, конечно, имела в виду блаженного Андрея, — потому что на себе испытала его силу.

Тут и служанка её Ифидама, обняв рыдающего Стратокла, стала заверять его в том же, а сама смотрела, как бы он не наложил на себя руки.

В это время как раз зашёл к Максимилле апостол Андрей со своими учениками: он уже давно договорился о встрече с Максимиллой. Только он переступил порог дома, как тревога овладела им:

— Поспешим же, братья! Какая-то нечистая сила бьётся внутри. — И, вбежав без спроса в комнаты рабов, он увидел, как, весь в пене, корчится на полу обезображенный Алкман.

Вокруг уже собралась плотная толпа, так что Андрею пришлось локтями прокладывать себе дорогу к бесноватому. Слуги Эгеата, знавшие Андрея, с благоговейным поклоном отступали в сторону, словно перед каким-то божеством, а рабы Стратокла, увидев, что сквозь них протискивается какой-то оборванец, надавали ему затрещин — но люди Эгеата тут же уняли их и объяснили, на кого те дерзнули поднять руку.

— Ладно, — успокоились рабы Стратокла, — поглядим, что он сейчас будет делать, — и в ожидании уставились на Андрея.

Тотчас доложили Максимилле о приходе блаженного апостола, и она радостно вскочила с места и бросилась к Стратоклу:

— Иди же погляди, как исцелится твой любимец!

Ободрённый, пошёл он к Алкману и, увидев, что тот окружён огромной толпой, сочинил по этому поводу гексаметр:

Зрелищем стал ты, Алкман, в Ахейские Патры приидя!

Андрей же, завидев Максимиллу, сказал ей ласково:

— Вот, чадо моё, самое чудесное и удивительное — взирать на то, как от страшного смятения и глубокого заблуждения обращаются к вере в Бога. Отрадно мне видеть, как излечиваются все те страдания, с коими уже смирились в отчаянии. Смотри же — это и происходит сейчас: стоят приглашённые Стратоклом знахари и колдуны, бессильные перед недугом Алкмана. А знаешь, почему не смогли они изгнать беса из несчастного раба? Потому что сами они охвачены бесами! Знайте

же это, люди: ваши чародеи — сущие шарлатаны.

Все стоявшие вокруг подивились словам Андрея, а он продолжил такой молитвой:

Боже, злым колдунам не внемлющий; Боже, обманщиков не приемлющий; Боже, чуждых молитв избегающий; Боже, рабов Своих верных слышащий; Боже, Своих всегда одаряющий, — Ныне исполни моё Ты прошение: Беса сего из раба Стратоклова Перед народом патрским выгони, С чем не управились беса сородичи!

И пропищал тогда бес голосом Алкмана:

— Бегу я, бегу отсюда вон, раб Божий Андрей, и не только из этого миловидного юноши бегу, но и совсем из города. Где ты поселился, там нам уж нечего делать!

— Мало мне того, чтоб ты один этот город покинул! — прикрикнул на него Андрей. — Где ступала нога моих братьев-апо-столов, там тоже не смей появляться.

Ничего не ответив, вылетел бес из Алкмана, и тот, схватившись за руку святого апостола, твёрдо встал на ноги и пошёл.

К нему сполна вернулся его разум и членораздельная речь, но что с ним было всё это время, он не помнил, потому и спросил своего господина:

— Отчего здесь столько народу?

— Лучше тебе, милый мой, того не знать, — ответил ему тот. — Довольно с нас и того, что мы только что увидели.

Тут Максимилла взяла за руки Андрея и Стратокла и повела их в свой покой, последовали за ними и прочие ученики. Сев вокруг Андрея, все с замиранием сердца устремили на него свои взоры, дабы он сказал им что-нибудь. Максимилла, по правде говоря, уверовав сама, желала и Стратокла привести к вере и для этого старалась разговорить апостола, ведь смятённый юноша находился пока под сильным влиянием брата, а тот погряз в богохульстве и презрении ко всему вышнему.

— О дитя моё Стратокл! — начал Андрей. — Прекрасно я вижу, как приведён ты весь в движение из-за всего произошедшего. Знаю я и то, что должен вывести на свет нового человека, покоящегося пока в тебе. Уже само то, что ты в полном недоумении размышляешь о случившемся — как, мол, такое могло быть, — важнейший признак того, что душа твоя пришла в смятение. Признаться, меня радует твоё недоумение, радуют твои сомнения, мне приятно твоё изумление. Разрешись же чадом, которое носишь! К чему предаваться одним лишь родовым мукам! Знай, что не новичок я, подобно твоим эллинским философам, в искусстве не только повивальном, но и прорицальном. Рождаешь ты то, что мне любо; молчишь о том, что я говорю; а что у тебя сейчас внутри — я воспитаю. Ведь знаю я, кто молчит, и знаю, кто молча желает истины. Уже говорит со мною неслышно твой новый человек; уже видно мне всё то, что терпел он много лет: стыдится он своей прежней веры, горюет о своей прежней жизни, пустыми считает все свои прежние убеждения, недоумевая при этом, какова же настоящая вера, и смело порицает своих прежних пустых богов, и страдает, сделавшись ради учения неугомонным скитальцем, рабом своих привязанностей ко всему внешнему. Что теперь его прежняя философия? Теперь он понял, что она напрасна, видит, что она пуста и низменна! Теперь он знает, что не сулит она его душе никакой пользы. Так что же? Не это ли говорит, о Стратокл, тот человек, который уже выходит из тебя?