Андрей Ярославич
Шрифт:
Мальчик шагнул вбок и вперед, поклонился отцу и вернулся на свое прежнее место.
Теперь его как бы чуть отпустили эти условия жесткие игры в горделивое величие, тиски расслабились. Он услышал ропот среди послов, будто громкий шелест какой-то. Но нельзя было разобрать слов. Однако он легко понял, что ропот этот — нарушение всех неписаных правил игры.
— Довольны ли вы? — обратился отец к этой группе послов.
Там происходило живое шевеление, роптание, вздымались руки, покачивали люди головами, губы живо шевелились, люди что-то говорили друг другу… Казалось, сомневались, спорили, нарушить ли правила игры открыто или все же держаться правил… Но отец заговорил, и смолкли, будто голос его плашмя, с размаха, словно большой меч, опустился на их ропот… Мгновенное молчание повисло и сорвалось…
— Довольны, князь! —
Андрей подивился выражению независимости в этом мужественном голосе. И голос будто показывал с этой иронией легкой, что понимает эту игру и принимает, потому что ведает в этой игре что-то скрытое, что неведомо Андрею, а отцу и послам этим — ведомо…
Князь и княгиня поднялись — огромные вызолоченные куклы. Выстроились должным образом стражники, бояре и боярыни владимирские, слуги и прислужницы. Княжеская чета покинула торжественно приемную палату…
Андрею было любопытно, что теперь станут делать приезжие, как поведут себя. Но оказалось, игра еще не кончилась. И теперь, по ее правилам неписаным, Андрей тоже должен был покинуть приемную палату быстро, но торжественно, с важностью. Лев промелькнул перед глазами. Выстроились все как подобает. Андрей пошел к двери, видя перед собой часть своей свиты — кольчуги и красные рубахи…
И снова захватило его торжественное передвижение по галереям и ступенькам, ковры под ногами и расписные стены…
И только у себя в спальном покое словно бы очнулся. Возбуждение отпустило. Но руки, ноги и все тело словно бы слегка занемели. Анка говорила, что кушанье поставлено, а Лев раздевал Андрея…
— Ну иди, что же ты! — Мальчик с досадой махнул рукой своей пестунье. Ведь не младенец он, чтобы она глядела, как его раздевают и одевают в будничное платье…
У себя Александр пытался все обдумать и предусмотреть. Да, конечно, хотя он и не видел разыгравшегося в приемной палате действа, но знал, как оно пройдет. Отец заранее обговорил с ним… Новгородцы опасаются нападения немецких рыцарей-крестоносцев. О, хорошо ведомо новгородцам, что любого, даже самого сильного князя прогнать можно, а вот пусть они попробуют выгнать немцев-орденцев! Нет уж, те ежели разок войдут, после не так скоро выйдут!..
Итак, выбор перед Новгородом встал: немцы-орденцы или один из Рюриковичей с дружиной. Новгородцы свой выбор делают с расчетом: сохранить себя как есть, вольность свою сберечь. И оттого выбирают слабейшую, по их мнению, сторону — русского князя. Стравить его с немцами, а как одолеет, можно ему и от ворот поворот… А ежели не одолеет, ежели попрут на земли новгородские крестоносцы всею силой… Тогда прости-прощай, богатый Новгород, не сиживать уж Рюриковичам на столе новгородском!.. Одного не разберут новгородские вольные насельники, дурьи головы их, не разберут никак, что ведь это прежде русский князь Рюрикович был для них сторона слабейшая, возможно было нанимать его с дружиною, а после сгонять с новгородского стола; но это прежде! А ныне за Рюриковичами стоит, пусть смутно еще, но иная сила, именуемая Ордою, единая надо всеми власть сильная с несметным войском. Ныне Рюриковичи — этой власти частица… А минует время, и будут солью могучей державы… Много крови утечет, но будут, будут!.. А новгородцы, ослепленные этим ребячески-богатырским желанием, этой жаждою сохранить вольность свою, не разбирают ничего, слепцы!.. Зари не видят!..
Но пусть почувствуют для начала, что Рюрикович с дружиною — не игрушка младенческая, не коник деревянный с всадником раскорякой, выкрашенный в красную краску. Пожелали — позвали, пожелали — изгнали, еще занадобилось — позвали сызнова!.. Нет, этак дело не пойдет! Ныне отец показал им, что и вольности ихой предел поставлен… Изгнали Александра, а ныне явились как ни в чем не бывало рядиться, сызнова нанимать себе князя с дружиной!.. Но отец показал им, кто ныне — власть! Явились за сыном его; думали, он им послушно предоставит Александра, словно воеводу наемного!.. Ан нет! Явились к великому князю за сыном его, что ж, возьмите сына, только по его, великокняжескому, выбору! Дает малолетку вам в князья и полководцы, покоряйтесь! Конечно, это ненадолго, посидит Чика в Новгороде, после отъедет к отцу, и тогда уж отойдет черед забавы ребяческой, Александр явится сильным правителем с войском!.. После той битвы на Неве он уже не полагает себя одним из многих Рюриковичей,
Отец… Отцу верит Александр. Отцовский разум — подлинно золотой… Да вот беда — сердце у князя Феодора-Ярослава — ретивое, не уходилось. А правителю сердце его — первый враг! Своего Андрейку любит отец. И не кроются ли за этим посылом в большой Новгород малого Андрейки замыслы некие… Не мечтается ли отцу стеснить Александра ради своего любимца?.. Неужели?.. Нет, невозможно! Отец слишком умен!.. Отец знает, что Александр не остановится ни перед чем!.. Темница, кандалы, пальцы, жесткие убийцы, сомкнутые на шее соперника-противника… Ни перед чем! Будь то мать родная, жена, сыновья, братья… Но одного никак нельзя позволить себе — доверия безоглядного. Даже к отцу!..
Александр был приглашен отцом отобедать в столовой палате князя. Трапеза была сложена скромная, вина вовсе не подали, пива мало совсем. Александр понял, почему отец велел поставить кушанье не в уютном столовом покое, а в палате, где устраивались пиры малого разряда. Хотя они помещались за столом одни, но ощущали себя не просто людьми, отцом и сыном за трапезой, но правителями, долженствующими помнить о делах правления…
Но сегодня Александр чувствовал себя сильнее отца. Отец явно тревожился за своего Андрейку. И эта простая сердечная тревога о сыне лишала Ярослава силы, потребной правителю. Ярославу хотелось в ответ на свою тревогу ощутить простое человеческое тепло; ослабевший от этой тревоги, он искал невольно опоры…
«Ведь и Александр Андрейку моего любит… Но правитель в Александре — сильнее человека!.. А если бы иначе было?.. Но что бы тогда был Александр? Жизнь его лишилась бы смысла. Ибо он — правитель и полководец, и в этом только — смысл его жизни!..»
Кажется, все обговорили. Наутро должны были собирать в Новгород Андрея. Александр возвращался в Переяславль.
Ярослав едва подавлял мучительное желание услышать теплые слова сочувствия и ободрения себе… Ведь он любимого сына посылает в это осиное гнездо!.. Но ежели… Ежели буйным новгородцам глянется Андрейка… А чем черт не шутит!.. Тогда не только Нижний и мордовские земли, которые заново придется отвоевывать, тогда и Новгород — Андрейке!.. И Суздаль, да, и Суздаль… Ярослав поймал себя на том, что не разум, а сердце ретивое у него сейчас в работе… Княжеские уделы с городами — не игрушки, не тарели с заедками, какие он своему Андрейке посылает. Надо именно сейчас, пока Ярослав еще в живых, сделать все, чтобы в будущем Андрей обретался в безопасности. Ведь не сможет его любимец постоять за себя, не сможет… А братец родной, Святослав-Гавриил, вроде сейчас покорный, послушливый, а умри Ярослав… Об Александре и говорить нечего!.. Нет, не дарить Андрейку бестолково городами да весями, а дать ему удел верный, и чтоб никто не посмел тронуть… А может, и не след сейчас Андрейку — в Новгород? Упаси Господи, глянется новгородцам… Тогда Александр погубит его!.. Нет, и думать нечего ни о чем таком! Ярослав знает свою игру. Андрейка долго в Новгороде не задержится. С ним пошлет Ярослав людей верных, пестуна его Льва, Темера-толмача, Михаила, милостника своего давнего… Немцы-орденцы вскоре непременно начнут собираться в поход. Если уж вперед двинулись, как остановиться… Разве что силой остановят двинувшихся вперед… Начнут собираться… И тогда — непременно — новое посольство новгородское в стольный Владимир… И тогда Ярослав вызовет им из Переяславля своего старшего сына, Александра… И тем, кого он отпустит беречь Андрейку, наказать накрепко… Нет, одному кому-то… Льву-пестуну!..
Ярослав глянул на Александра, будто бы тот мог подслушать отцовы мысли… Но Александр сидел спокойно и, кажется, думал о чем-то простом, едва ли не о жене и сыне, едва ли не о делах домашних…
Князь спросил сына о невестке, о младенце-внуке Василии… Александр отвечал, что они хороши.
— Я чаю, ты доволен, — заметил Ярослав, — слухи дошли, в Новгороде у тебя всего одна была наложница…
— Где уж мне жить на широкую ногу, как дед Всеволод, которого Большим Гнездом недаром-то прозвали! Иные у меня заботы.