Андрей Ярославич

Горская Ирина Андреевна

И сердце тревожилось, и душа волновалась…

А Ефросиния всегда оставалась с ним ровна, спокойна и ласкова. Но он чувствовал, что она привязалась к нему, так же как и он — к ней. Однажды они сидели за доской клетчатой, поочередно передвигая фигуры, и Ефросиния заговорила о Феодоре, о мордовском походе, о смерти Феодора…

— Я все знаю, Андрей, но надо молчать. Молчи и ты…

«А ведь и я, сам того не желая, сделался причиной страшной смерти брата», — думал мальчик.

До сих пор все близкие и хорошие люди берегли его — отец, Анка, Лев. А в тех, которые не берегли, конечно, было что-то дурное,

например, в Александре или в княгине Феодосии… Но Ефросиния, рассказав ему такое страшное, ведь тоже не поберегла его… И вдруг он понял, что она сама нуждалась в бережении. Она поделилась с ним, потому что ей было страшно все это носить в душе!.. А если бы он тогда не пошел в ее покой… как плохо было бы ей!.. Это было для него внове, то, что он словно бы оберегал ее, помог ей…

Кажется, и она взволновалась своей откровенностью, поднялась и подошла к налою. Книга была раскрыта греческая, какую прежде не видел Андрей. Она стала за налой и принялась читать. Когда она вот так читала, торжественно и взволнованно, у нее делался какой-то вскрикивающий, мелкий какой-то выговор звуков…

На этот раз она читала историю странную, изложенную красивыми длинными стихами, и начала она не с начала, однако Андрей все понял. Речь шла о древнем языческом царе Приаме. Его город Трою осаждал могучий богатырь Ахиллес. И Ахиллес в поединке убил храброго Гектора, сына Приама. И старик Приам отправился ночью в шатер Ахиллеса, за городские стены, — просить дозволения взять тело сына для погребения…

Впервые Андрей слышал такое. Он телесно ощущал волну теплоты, поднимавшуюся в его груди. Он уже не выдерживал. Он знал, что при Ефросинии он может дать себе волю, и слезы горючие хлынули из глаз на щеки. На мгновение он раскрыл глаза широко-широко и поднес сжатые кулаки к глазам… И снова — закрыл, и снова — раскрыл глаза, голубые, солнечные, пестрые. Слезы усилили голубизну, высветили темные крапинки и золотистые колечки вокруг зрачков…

«Что мне до этого? — думалось, будто в горячке. — Это, должно быть, сказка… Это вымысел!.. Но отчего же мне так больно от этого вымысла, отчего? Даже когда узнал о смерти брата родного, не было ведь так больно, не было! И мученическая кончина святого Андрея Боголюбского не потому ли так трогает сердце, что изложена словами соразмерными и ладными?..»

— Отчего так больно, отчего? — произнес тихо, вполголоса.

Она услышала, посмотрела на него, помолчала, не ответила и стала читать далее с еще большей выразительностью и торжественностью…

Но это была последняя их встреча. На другой день отец позвал его в свои покои. Сказал, что занятий с Ефросинией более не будет, она приняла решение о пострижении и вскоре покинет княжеский дворец… Отец понимал, что весть эта горька для сына. Поцеловал его в маковку. Сказал, что монастырь — лучший путь для вдовы, путь спасения души… И все отводил взгляд, не смотрел на Андрея…

Они думали о разном и таились друг от друга. Ярослав рад был, что дочь Михаила Черниговского наконец-то покинет его, Ярослава, дом…

«Почему она приняла это решение? — думал Андрей. — Неужели испугалась своего признания о Феодоре? Неужели могла подумать, будто я проговорюсь отцу, выдам ее? Или она давно хотела уйти?..»

Он чувствовал, что уход ее как-то связан и С ним. самим,

но как, не мог понять…

«Грустно мне без нее станет…» — подумал.

И тотчас новая мысль обожгла рассудок: о книгах!

«Теперь у меня не будет книг! Но как же это? Я без книг не смогу!.. Что же делать? Спросить отца?.. Попросить… Да!..»

И вдруг, словно по Божьей милости, отец сказал ему, что Ефросиния велела почти все свои книги передать Андрею!

Тотчас оживилось лицо мальчика улыбкой.

— Ты беги, Андрейка, к себе. — Отец тоже улыбнулся. — Сейчас книги принесут в твои покои.

Андрей и вправду кинулся бежать. И пусть отец посмеется над ним, всё равно!

Четверо слуг принесли книги в особом золоченом — по красному лаковому полю — заморском сундуке. Он приказал внести сундук в спальный покой и поставить у стены, чтобы он мог видеть с постели.

А пока раскрыл сундук, поднял крышку нетерпеливо… Здесь ли та книга греческая — о Приаме, Ахиллесе и Гекторе?.. Книга была здесь. И было известно имя человека, написавшего ее в стародавние еще времена, — Гомер. Но это не было писано рукою Гомера, а лишь переписано прилежным переписчиком. Андрей перетащил книгу на постель, прислонил к подушке, лег ничком и, подняв голову, подпер щеки кулачками сжатыми. Ушел в книгу… Повествование о поединках древних богатырей сменилось пространным описанием путешествия полководца Одиссея…

Анка вошла, всплеснула руками, когда он, услышав ее шаги, повернул голову и кулачки опустил. Она еще не успела ничего сказать, а он сам проговорил голосом, каким, на его слух, отец говорил со слугами:

— Ступай, позови мне Льва, и приходите оба!

Она хотела было что-то сказать, но вышла послушно. Скоро возвратилась. И Лев шел рядом с ней.

Андрей сидел на постели, свесив ноги. Книга бережно была прислонена к подушке.

— Ежели что случится с моими книгами, — сказал, — слова более не услышите от меня, ни злого слова, ни доброго. Будто глухонемому будете служить!..

И с тех пор книги обретались в полном бережении от мышей и мошек, бескрылых и крылатых.

Облик златоволосой красавицы побледнел в душе мальчика, книги словно бы отделились от нее, сделались целиком его книгами… Он даже не простился с ней; отец сказал, что этого нельзя… Но догадался ведь отец, что Андрею хочется с ней проститься!.. Но не позволил. И сказал такое странное:

— Не проси меня об этом, Андрейка; не прощайся с ней ради нее, перемоги себя…

И Андрей послушал отца, хотя и не совсем понял, почему то, что он не простится с Ефросинией, будет ей в пользу…

Андрей хотя и прочитал книгу, писанную рыцарем Жофруа де Вилардуэном, однако не мог бы изложить историю франкских рыцарских походов на Восток. Ничего он покамест не знал и о рыцарских орденах. По книге казалось, что все это уже кончилось.

Давно не видался Андрей с Александром, княжившим в Новгороде. Потому удивился и живо залюбопытствовал, когда во время одной из вечерних бесед отец сказал ему, что из Новгорода — интересные вести. Магистр Тевтонского ордена рыцарского Андреас фон Стирланд явился к Александру для переговоров. Андрея заняло лишь то, что к Александру явился рыцарь. Но мог ли меж ними быть настоящий поединок, такой, как поединки, описанные Гомером?