Андрейка
Шрифт:
Гил выскочил, голубые глаза его были вытаращены, он покачивался, как пьяный...
— Вы что? Вы что?
Андрей, вскинув руки, обхватил его мускулистые плечи. Отвел к машине и все объяснил.
— Они не терпят тех, кто задает вопросы! Понял?
Гил ничего не понимал и вдруг начал яростно материться...
— Ну вот, прозрел, — усмехнулся Бен—компьютер. — Садитесь, господа, поехали...
Отправился
Не понравилось это Андрею. «Суровая ты дама», — усмехнулся он, но Андрейка знал отношение Лизетт к предкам и потому серьезно к этому не отнесся.
Наутро он был у Лизетт, чтоб ехать с ней на озеро Гурон, где на юге озера, в Масага–Бич, у родителей Лизетт была огромная дача, катер, яхта, каноэ, чего только не было... Позвонил у дверей, никто не отвечает. Услышал сипловатый лай пса Питера за домом, в саду, прошел туда.
Лизетт, посмеиваясь, стонала так натурально, что примчавшийся к ней Питер, курчавый симпатяга, ее лучший друг, от жалости к Лизетт завыл. Лизетт, судя по ее сияющему лицу, получала редкое удовольствие. Стонала снова и снова, скривив пухлые губы, — лучший друг выл и выл, круглые глаза его были полны сочувствия и страха. Не замечая Андрея, Лизетт снова демонстрировала свое умение «художественно постанывать». Добряк Питер действительно страдал, в его глазах нарастал ужас — Лизетт в восторге хлопнула в ладоши.
Он оглядел двор. Никого не было. «Значит, это не для показа. Для самой себя».
Андрею вдруг вспомнились бабушкины слова. Бабушка сказала когда-то о Люсихе: «жестокосердная».
Лизетт — жестокосердная! Это поразило его. Наибольшее удовольствие — заставить страдать родителей, Питера... Жестокосердная! — Он тихо отошел от дерева, за которым стоял, и вдруг бросился бежать к улице — от собачьего стона, от смеха Лизетт...
Через неделю объявили результаты экзаменов. Андрею вручили диплом. И объявили, что его общий балл 98,5. Это самый высокий балл в городе Торонто. Самый высокий за последние три года. Он дает право поступить в четыре самых лучших университета Северной Америки — Гарвард, Технологический в Бостоне, в Калифорнийский...
— Это абсурд, — усмехнувшись, сказал Андрей, когда Майкл Робинсон поздравлял его с таким выбором. — Учеба в Гарварде стоит двадцать тысяч в год.
Майкл Робинсон долго смеялся, его широкие губы стали еще шире.
— Эндрю, в Гарварде могут учиться либо дети миллионеров, либо дети нищих, за которых платят из специальных фондов. А вот на профессорских детей фондов нет. Им Гарвард не по карману...
— Я действительно могу поехать в Гарвард?
Спустя две недели Андрей прошел собеседование в Торонтском университете с представителем от Гарварда и вскоре получил официальное извещение о том, что его зачислили. На все время учебы для него выделена стипендия, «сколаршип» — значит, в самом деле платить будет дядюшка Сэм.
На другой день его попросили приехать на студию Телевидения. «СВС» — было написано у дверей. Там были еще два мальчика, у которых общий балл был 97,2. Трех мальчиков интервьюировали. Андрея — особенно въедливо, так как он иммигрант из России, и вдруг такой успех...
Когда кончилось интервью, Андрея попросили к телефону. Андрей взял трубку и не поверил своим ушам: голос горловой, хрипастый. «Барри?»
— Ты где, Барри! — закричал он в восторге — Где ты?!
Но тут же понял: хрипатый голос не Барри. А отца. Да и не хрипатый он. Глухой, придушенный. Точно с того света.
— Андрейка! Здравствуй, Андрейка! Ты едешь в Гарвард! Какая метаморфоза! Давай встретимся...
Андрей проглотил комок и выдавил из себя:
— Спасибо, отец! — Почувствовал, что глаза у него влажные. А вот уж и щеки мокрые. Но заставил себя твердо повторить слова, услышанные впервые в Торонтском аэропорту. Их он не забывал никогда:
— Не будем сентиментальны, отец! Мы — мужчины...