Андрогин
Шрифт:
«Вот-вот, – вел свою арию Онисим. – Истинные, истинные эти знамения. Видел ясновидящий Иона Волох, что Магог треклятый соединится с чертородицей и антихристом и пойдут они совместно на Рим ветхий, и не останется в Риме ветхом ни человека, ни скота, ни малой твари дышащей. Всех погубят они, только Святая гора устоит перед антихристом, отмолят ее схимники, спрячут. Как подойдет к Афону антихрист, Богородица накроет покровом своим Святую гору, и не увидят ее антихристовы генералы и архидемоны».
Все послушники после таких сообщений согласились, что по всем признакам наступили последние времена. А Григорий и полслова не вставил в ту премудрую беседу, а только
После заутрени Авксентий подозвал Григория к себе.
– Говори мне без лукавства, – приказал иеромонах, – что гложет тебя, сын мой, что тревожит?
– Не выходит, не складывается у меня, отче, определенный вами урок, не способен я найти в себе столько силы подвижнической.
– И только-то?
– Я не могу осознать дыхания.
– Это потому, сын мой, что до сих пор ты не сподобился прекратить порабощающей работы своего разума. Когда разум не спит, лоза познавательной тьмы прячется и не дает плодов.
– Не спит, не спит разум мой, отче… Как усыпить разум? Как остановить труд его, труд скорбный?
– Смирением, сын мой. Одним лишь смирением. Не забывай: блаженны убогие духом.
– Я смиряюсь, отче.
– Смиряешься, сын мой, смиряешься, но не тем смирением, которое завещали нам великие старцы. Не тем… – В голосе иеромонаха появилась какая-то трещина, лед суровости треснул и выпустил на поверхность усталость. – Твое смирение должно быть глубже уничтожения всего того, что составляет сущность твоей персоны. Ты, сын мой, должен смириться таким образом, чтобы ощутить себя за пределом первой усложненности, должен исполеровать [134] в себе самую изначальную простоту мира сего. Должен стать проще червяка, меньше пылинки. И в своей последней малости, уничтожив самость свою и прекратив пытливую работу разума своего, ты должен будешь непрерывно и искренне прославлять Творца.
134
Исполеровать – отшлифовать, прояснить.
На глаза Григория, неожиданно для него самого, навернулись слезы.
– Это не слезы смирения, ты себя жалеешь, себя вередишь, – определил иеромонах; усталость в его голосе сменило раздражение. – Ты все еще хочешь быть царьком своего грязного внутреннего мирка. Нет никакого твоего мира, рабе Божий! Нет и быть не может. Это призрак дьявольский, призрак, призрак! Есть только Божий мир. Уничтожь, сотри в пыль свой ничтожный мирок, растопчи его ногами, сожги его! Растворись благодатно и сокрушенно в творении Божьем! Растворись без остатка, без надежды и ожидания на что-либо, кроме Господа Бога нашего!
– Я попытаюсь, отче. Я искренне попытаюсь. Я уничтожу, растопчу, растворюсь, отрекусь… – шептал Григорий, и слезы текли, текли по его лицу, и не видно было тем слезам исчерпания.
Та
«Ты уже понял?»
«Меня хотят использовать. Вот и все, что я понял».
«Тебе дают право на твое истинное назначение».
«У меня уже есть назначение».
«Какое?»
«Я историк, я напишу книгу о Григории Сковороде».
«О Сковороде уже написаны сотни книг. Ты хочешь потрудиться во имя приумножения привычного?»
«А какое тогда мое “истинное назначение”?»
«Стать продолжением Сковороды, стать Сковородой».
«Неужели «Сковорода» – это не фамилия, а титул?»
«И фамилия, и титул, и чин, и звание, и знак, и убежище посреди пустыни. Так повелось на этой земле, что только Сковорода через Библию создал свой отдельный мир, замкнул на себя суверенные смыслы и навеки остался самым выдающимся Хранителем Навны, завещанной этой земле предками».
«Простые люди не знают об этом».
«Простым людям и не надо об этом знать. Им такое не подобает. Как не подобает босым глазам смотреть на Солнце. Ослепнут от Солнца босые глаза. Простые люди пребывают в мировоззренческих блужданиях и будут пребывать там до исполнения времен. А для того чтобы они свободно могли предаваться своим заблуждениям, рожать детей, сеять хлеб и строить дома, кто-то должен предстоять за них перед Вечностью. Кто-то должен видеть и знать, скрывать и являть, заглядывать в бездны…»
«…и смотреть на Солнце?»
«Если тебе понравился этот образ, мысли свой долг через него. Кто-то должен смотреть на Солнце и не слепнуть».
«У вас есть очки для таких добровольцев?»
«Очки не нужны. Прогони Ехидну с лица своего».
«Каким образом?»
«Ощути, как Вечность побеждает смерть».
«..?»
«Сейчас ты одинок, очень одинок. И смерть приготовилась встретить тебя. Но вокруг тебя не пустота, а вода. Первейшая субстанция и основа основ жизни. Она может убить тебя, а может стать опорой для воскресения. Побеждая смерть, ты найдешь знание, которое нельзя вычитать в книжках и услышать на лекциях. Если ты воскреснешь для мира, значит, воскреснешь уже иным».
Беседка исчезла.
«Открой глаза!» – приказал голос Маски.
Он медленно, очень медленно – будто в фильме с замедленной съемкой – падал в холодную озерную бездну. Из рта его вырывались пузыри, а вода заливала уши, упрямо просачиваясь сквозь стиснутые губы.
«Не могу пошевелить ногами, – сказал он себе, будто смотря на свое тело со стороны. – Не чувствую ног… Это судороги… Все, звездец!»
«Говори! – велела невидимая Маска. – Говори слова!»