Андроид
Шрифт:
Из супермаркета вышел человек в папахе, навстречу ему, бряцая амуницией, шагали казаки с шашками в ножнах.
– У тебя шляпа из горного козла или степного? – прилип один из них к «папахе». Казаки были явно под мухой и никуда не спешили.
– Не просто горного, а козла-скалолаза, – ответил степенно владелец папахи.
– У-у-у, – загудели казаки. – А где ты его добыл?
Дальше Кошкин не расслышал. Он повернул за угол здания и снова наткнулся на группу моноциклиствов, один из которых теперь лежал плашмя на асфальте. Над ним склонился полицейский и снимал его на видео. Одноколесное
– Понастроили тут, – ворчал моноциклист. – Я взыщу с этих гадов по полной… Они у меня попляшут.
– Город не виноват, – произнес полисмен. – Данное углубление является допустимым… Вы превысили скорость движения, предусмотренную для вашего средства передвижения.
– Ну, ты загнул, бедняга… – моноциклист стал подниматься. – Углубление, говоришь? Для одного колеса?
Кошкин не стал дожидаться, чем закончится дело. Он шагал теперь в сторону одинокой громадной колонны, на которой стояла каменная женщина. Это был памятник Победе, случившейся очень давно. У женщины на голове был каменный венок. Правой рукой она указывала в сторону проспекта. Каменное платье облегало ее стройные ноги, под которыми, у основания колонны, толпился народ и гремел мужской голос.
Кошкин подошел поближе. Оратор, стоя на ступенях, кричал в мегафон. Говорил он, между прочим, о близком конце света и просил народ опомниться.
Владимир пробрался ближе. Бородатый мужик в пятнистой одежде и военных ботинках, продолжал орать в мегафон. Рядом с ним стояла девушка лет двадцати-тридцати – на ней была точно такая же куртка – серая с пятнами, а также ботинки с заправленными в них брюками. За спинами у обоих висели рюкзаки.
– Разве же это общество?! – говорил мужик. – Это не общество! Это сплошной дом терпимости! Это говорю вам я – Пульсар, пришедший из леса! Со мной моя дочь Екатерина, она выросла в лесу, не зная вашего мира!
Народ с любопытством слушал Пульсара.
– Вы забыли, для чего приходил к нам Господь! Он пришел сохранить старые принципы, построенные на равенстве! Он говорил нам о том, что закон Моисея забыт! С тех пор прошло две тысячи девяносто лет! Что изменилось с тех пор?! А я вам скажу, что изменилось! Вам насадили закон «О защите толерантности». Но этот закон для избранных, поскольку одних этот закон угнетает, вторых превозносит до небес, включая андроидов…
Мужик опустил микрофон, обвел взглядом толпу. Народ оглядывался по сторонам, соображая. Человек из леса мог быть кем угодно, в том числе провокатором.
– Зато у нас, – сказала из толпы тощая дама в джинсах, – восстановлен язык прошлого века. Мы говорим теперь точно так, как говорили наши предки…
– Именно! – поддержал ее мужик лет пятидесяти. – Благодаря закону, мы помним Даля, Толстого и Чехова…
Однако эти доводы не сбили с толку Пульсара.
– У тебя есть дома андроид?! – спросил он в микрофон, бегая глазами поверх толпы. И добавил: – Для сексуальных услуг?!
– Ну, допустим… – ответил ему оппонент. –
– Я тебя поздравляю! Ты умрешь под забором! Потому что никто не подаст тебе кружку воды! У тебя не будет детей, уважаемый!
– И что ты мне предлагаешь?
– Не лезть хотя бы под шкуру, а просто слушать! – ответил оратор. – Задумайся, куда ведет такая политика!
Оппонент замолчал, тараща глаза.
– Ведет она туда, – продолжал Пульсар, – где таким, как ты, не будет места – там будет место для искусственного интеллекта! Именно к этому всё идет… Сейчас я обосную свою точку зрения, но только не перебивайте меня. Просто выслушайте… У нас в лесу…
Однако продолжить оратору не дали. Из толпы выдвинулись двое в штатском, взяли говоруна под руки и, приподняв, понесли его со ступеней к асфальту. Пульсар, работая ногами, пытался шагать, хотя ноги у него не доставали до пола. Получилось подобие бега в состоянии невесомости. В толпе возник хохот. Пульсара затем опустили плашмя на пол, где он стал извиваться, пытаясь вырваться из цепких лап, но, как ни старался, ничего не мог поделать. Чем больше он прилагал усилий к освобождению, тем сильнее становилась хватка железных рук на его запястьях. Другой человек поднес к лицу Пульсара свое удостоверение в виде круглого белого жетона с цифрами и стал говорить о правах задержанного.
– Уважаемый, – бормотал полицейский, – ты имеешь право знать, в чем обвиняешься, иметь защитника в административном процессе. Защитник может предоставить твои интересы в суде, а ты лично можешь извиниться перед судом за допущенное нарушение. Кроме того, учитывая доказанность деяния и неотвратимость наказания за его совершение, ты имеешь право на свое освобождение по месту своего задержания, прямо здесь, при условии выплаты административного штрафа в сумме полутора средних месячных единиц оплаты труда. Норма нарушенного административного права – статья пять–тридцать восемь «Нарушение законодательства о собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетировании».
– Отпусти! – Пульсар корчился от боли. – Ты сломал мне кости!.. Будь я хакер, от вашей системы давно ничего не осталось бы! Но я не хакер, и даже не программист! Я строитель, который построил машину!.. Опомнитесь, пока есть время!..
Его дочь металась рядом.
– Отпустите его! – просила она, стараясь освободить отца. Полицейский, «читавший права», остановил ее тем же манером, ухватившись рукой в запястье. Лицо у девушки исказилось от боли.
– Помимо того, – продолжил полицейский, державший Пульсара, – штраф может за вас уплатить любой уважаемый.
Он обвел взглядом толпу и, остановившись на Кошкине, строго спросил:
– Что? Уважаемый желает внести за них деньги?
Кошкин удивился до крайности, однако промолчал.
– Что-то не понял я, – продолжил полицейский. – Вы кем им приходитесь – кум, сват?
– Брат, – ответил Кошкин, пугаясь собственных слов.
– Ваш кошелек, – сказал полицай, протягивая к нему руку. – Прошу ценить наше время и не задерживать. У вас две секунды для размышления… Раз…
– Вот мои деньги! – опередил его Кошкин, доставая из кармана пластиковую карту.