Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев
Шрифт:
ПОСЫЛКА ВТОРАЯ
Расказываютъ, что вышеупомянутый Воевода Щука, нсколько лтъ до воеводства своего, жилъ въ Москв; а для чего, это неизвстно. Догадываются, что онъ старую икру изъ кармановъ своихъ выкидываль, чтобъ накопить новой получше и побольше. Домочадцы его, или по тогдашнему халопи, которыхъ онъ привезъ съ собою въ Пошехонье, довольно на свой пай съ Бариномъ своимъ потолкались въ прихожихъ, и потоптали площадей Московскихъ. Они говорили о себ, что знаютъ вс входы и исходы, вс улицы и закоулки. Сіи краснобаи Пошехонцамъ, кои на ошосткахъ своихъ почти выросли и дале лсу ничего не видывали, росписали свою Москву матушку самыми лестными и поразительными красками, какъ впрочемъ и быть бы надлежало. И для чего не такъ? Ежели что правда, то правда. Но эти насмшники плуты, глухарямъ Пошехонскимъ напли много такого, чего и духомъ не бывало. Напримръ, Ивана Великаго подняли они выше мсяцы; Церквей нащитали ровно сорокъ сороковъ; и все вызолоченныя, какъ жаръ горятъ. Царь колоколъ и Царь пушка по ихъ словамъ были, какъ дв самыя большія Валдайскія горы; что палаты всё блокаменныя высокія, а улицы широкія; что тамъ валенцы валяются по улицамъ, квасы все медовые, какъ сыта сладкіе, и поятъ де ими безданно, безпошлинно и проч. и проч. словомъ, небывалые. Туземцы такъ заслушались гостей своихъ, что съ позволенія сказать, хоть галка въ ротъ влети; а Ораторамъ то и на руку. Они отъ часу боле умудряются, или ясне (врутъ себ да повираютъ; благо есть кому слушать, — любопытство свойственно всмъ людямъ, не было чуждо и нашимъ Готтеннтотамъ. Закипла въ ихъ жилахъ кровь молодецкая, загорлись ретивы сердца. За нсколько предъ симъ первостатейные, но малоимущіе знатоки вкуса, думаю, не столько заботились о екипаж и убранств, чтобы блеснуть въ первое Маія за Калинкинымъ; какъ добрыхъ нашихъ молодцовъ одолло, взяло нетерпніе повидать золоты верхи Москвы блокаменной. "Акъ жо быцъ ребяци — надобецъ повидцецъ ентакова бисера, гутарили они между собою; станемц ко гадацъ, акъ бы намкось сдлацьса, да не, дацъ промаху." Горою пхтурою прогуляться? Нтъ — это не дло. На коняхъ верхомъ прокататься? И ето что за выдумка? — хать съ какими нибудь продуктами, или съ избытками своихъ издлій, продать излишнее, и на вырученныя деньги закупить кое что нужное, а между тмъ себя показать, другихъ посмотртъ, и съ Богомъ домой воротиться? Такая мысль не пришла имъ въ голову; да правду сказать, она имъ и не нужна была. Ибо Московская щелкоперая Щука, (сказывала пращуру бабушкиному дду прапращуру, одна лтъ въ сотенку съ походцомъ молодица) такъ старалась о чистот, благоустройств и слав Пошехонья, что чрезъ мсяцъ ея воеводствованія по всмъ обывательскимъ клтямъ, житницамъ хлвамъ и подъизбицамъ, все стало такъ гладко, такъ вычищено, прибрано, словно ладонь на прикащечьемъ гумн, хоть яицомъ покати. Разв уже кто по чрезвычайной лности не выносилъ своего сору изъ дому, а пряталъ его гд нибудь въ укромномъ мст. Чего другаго, а неряхъ пожалуй сыщешь вдоволь во вс времена и вки. Однако же надобно сказать и то, что такихъ неопрятницъ при попечительной Щук очень было немного.
Но о Щук и неряхахъ на сей разъ довольно, коли не съ залишкомъ. "Какъ разтатдца съ родцимыми, какъ пустилца въ даль дальную, на чужу незнаму сторонуцку, безъ проводника, безъ вожатаго, разсуждали новопросвщенные Московскими выходцами любомудрцы, съхавшись налегк парами къ старостинымъ воротамъ; идцицъ такъ идцицъ ушъ всмъ, молвилъ самъ, а нейцицъ такъ нейцицъ никому, сцобъ никому не было завидко." Разумную сію сентенцію не могло не одобрить премудрое собраніе; подтверждаютъ ее, только все какъ будто изъ подпалки. Ибо уже глубоко забрала добрыхъ молодцовъ охота молодецкая. Но на хотнье бываетъ и терпнье: и хочется и колется и набольшой не велитъ. Думаютъ, умудряются отъ блой зари вплоть до сумерковъ; вмстилища разума трещатъ отъ напряженія въ нихъ содержимаго; но ничто не пособляетъ. И такъ, подъ исходъ отлагаютъ они опредлительное и конечное сего дла ршеніе до завтрея: утро вечера мудрене, говорилъ имъ бывалый и въ коль и въ мяль Угаръ — уже начинали было совтники наши пошаркивать ногами, наровя каждой, какъ бы ближе къ своимъ могучимъ щамъ; какъ вдругъ проглядываетъ красно солнышко, высовывается изъ окна теща старостина илатьевна, Лада и прорицалище Пошехонское, и возговоритъ имъ словеса сицевыя: "Охъ вы гой есте милые мои дтушки! по пустому вы по напрасному ломаете себ, крпкія головушки. Вы спросились бы прежде пожилыхъ людей — вы послухайте моего совту бабьева — вы взойдитеко на гой, гой, гой, ударяютъ гд въ бирюль, люль, лголь, утшаютъ что Царя въ Москь, Короля въ Литв, старца въ кель, младенца въ люльк. Вы увидите какъ платичку на латочк, Москву матушку золотны верхи". Сказавъ сіе пропала илатьевна, какъ молнія, слуховое окно хлопнуло. Загадочка сія бросилась въ носъ всему собранію, не исключая и самаго старосты. Но илатьевна для мила дружка зятюшка, недолго мучила отгадкою, развязала петлявую свою загадочку, кося, такъ сказать, вся сила замыкалась въ томъ, чтобы они смотрть Москву шли на колокольню. Получивъ толь радостное изъясненіе соколы наши ясные, разлетаются по своимъ гнздамъ, держа всякъ крпко накрпко въ своей памяти, какъ бы на утріе не опоздать предъ своею братьею. — И лишь только начала показываться провозвстница дня, сбгаются отовсюду къ колокольн, словно на бгу ударившіеся объ закладъ, въ запуски. Тснятся, толкаются какъ сумашедшіе, давятъ другъ друга, лзутъ, приступаютъ; всякому хочется занять мстечко для себя получше и покомодне, дабы насытить лютое свое желаніе. Но то удивительно, что изъ такого множества, ни одинъ человкъ не догадался забжать къ Церковному старост за ключами, или позвать его самаго, чтобы онъ отперь имъ двери — прибжали, говорю, стоятъ, давятся, нажимаютъ, покрякиваютъ, но отойти отъ дверей никто не хочетъ; всякъ боится, чтобы не прозвать захваченнаго своего мста. Наконецъ кое какъ ключи достали; но до замка нтъ дотору. — Уже и замокъ отпертъ — да двери не отворяются; ибо ихъ только что припираютъ — ходоки наши отъ сильнаго затору или задору, бьются съ часъ времени и боле, но все на одномъ мст. Подъ конецъ, входъ на колокольню открылся; ибо они силою своею дверь спугнули съ крючьевъ такъ, какъ птичку съ гнзда. И тогда то колокольня яко очарованіемъ нкіимъ, въ одинъ мигъ наполнилась нещетнымъ множествомъ Астрономовъ. Иные изъ нихъ на полночь, другіе на полдень, третьи на востокъ, четвертые на западъ, и въ верхъ на небо, и вънизъ на земь, пялятъ съ просонья свои глаза; но дале предловъ зрнія ничего не видятъ; только что небо сошлось съ лсомъ, но сіе имъ было не въ диковинку; ибо ето они видали и прежь сего. Чтожъ длать? Ендакая бда, парень! Не ужели илатьевна станетъ обманывать, да и ковожъ еще? Старосту, своего зятя любимаго. Нтъ, этому нельзя статься. Шутить съ цлымъ міромъ не ловко; у eвo, знаешь, какая шея — такъ разв она сама какъ нибудь ошиблась въ умозрніи. Пусть будетъ такъ —
11
Долго разсуждай, а скоро длай.
ПОСЫЛКА ТРЕТЬЯ
Не даромъ пословица говоритъ: первой блинъ всегда комомъ. Истинну сего изреченія ясно видть можно на воспваемыхъ мною Витязяхъ. Они съ илатьевниными гоями, люлями и билюлями поступили точно такъ, какъ добрые домоводы поступаютъ съ первыми телятами. И должно къ похвал ихъ признаться, что сей поступокъ доказываетъ особливую дятельность и проницаніе ума ихъ. Ибо держаться упорно одного мннія, не почитается знакомъ разумнаго человка. — Такъ самая острая замашка Хватова, послдствіемъ своимъ показалась для нихъ не такъ то замашиста. Число послдователей толку его, сперва толь горячо ото всхъ принятому о высокуш, часъ отъ часу становитися мене: разномыслящія стороны раждаютъ всеобщее къ нему недовріе. Ропотъ и неудовольствіе возобладали всми сердцами. Словомъ, они не довольны ни елиною, ни всею высокушею. Первая по наученію добренькихъ старушекъ, срублена уже подъ самой корешокъ какъ ивушка боярами хавшими изъ Новагорода; да и послдней красоваться остается недолго. Будущею весною положено ее всю огнемъ выпалить, что бы она впредь не соблажняла. Чтожъ осталось начать удалымъ добрымъ молодцамъ? — Однако пожалуйте неотчаявайтесь; я вить сказалъ, что они на выдумки собаку съли. Да полно на что; и старыхъ выдумокъ на свой вкъ будетъ полно. Тото — ой неплюй въ колодезь, брать приведется когда водицы испить Какъ сперва предлагали имъ, что бы они изъ отечества своего не облнились пуститься въ Москву своими особами, то они и слышать сего не хотли; какъ необъзжанные кони совсмъ подъ ладъ не давались, а теперь когда пришло въ тупикъ, что некуда ступить, то вс до послдней души рады, хоть босикомъ промяться для обозрнія красотъ Московскихъ; а другіе говорятъ, будто для прокормленія себя работою съ плакатными, коли тогда были. За достоврное я не утверждаю ни того, ни другаго, хотя первое кажется вроятне. Впрочемъ, какъ бы то ни было; они выступили ненебольшою ватажкою, состоящею ровно изъ сорока паръ, только подобравшись все молодецъ къ молодцу, одинъ другова лучше да краше, для запасу вдать, что бы какова пора ни время, было кому постоять. — Браво, ребята, съ Богомъ! щастливой вамъ путь! — Только вотъ что не ловко, что они пошли не тою дорогою, то есть что бы идти прямо по носу, они пустились по нему же, да переворотившись. Однако ето еще бда не сама пуща: языкъ до Кіева доведетъ. Довольно, что они скоро собрались. Имъ не надобно было для дороги тово, сево, другова протчева, пятова, десятова, какъ нын есть обычай. Прицпили за плеча по берещеному кошелю, въ руки, для куражу взяли по вязовой тросточк съ желзными наконешничками, что за медвдями ходятъ. Присли на лавки, помолились Богу, съ домашними плаксами простились, и въ дороженьку такъ быстро пустились, какъ будто съ цпи сорвались. Толикимъ одержимы они были желаніемъ и нетерпливостію! говорится же, что охота пуще неволи. — Нуу! вотъ теб на! что я съ расказами своими настряпалъ! — вить я странствователей своихъ упустилъ изъ виду вонъ — постойте пожалуйте г. читатель и слушатель! дайте мн ихъ нагнать, а то они етакъ пожалуй и со всмъ пропадутъ у насъ — вонъ тамъ вдали что то темнется! не они ли ясные мои соколы? По головному убору кажется они — такъ — они — летятъ какъ на парусахъ; благо есть повтеръ — имъ нужды нтъ, что не по тому румбу рубятъ. Ну — Слава Богу! я ихъ почти нагналъ, слышу — ето ихъ рчь важная и громкая — вижу — ихъ выступка молодецкая, осанка журавлиная — они — точно они. Сердце у меня перестало биться. Теперь, пожалуй теките въ путь Исполинскій пасынки Улиссовы; не робйте, что васъ не руководствуетъ Минерва въ вид того Ментора, которой называется свой Царь въ голов. Если бы етотъ вожатой всегда былъ съ вами, то бы вы не были мои, и читателей вашихъ Ирои.
Пока я давичь калякалъ на одномъ мст; а они съ горяча алтынъ на сороковину отмахнули впередъ показаннымъ выше сего трактомъ. Въ первой день ничего достопамятнаго имъ не приключилось. Однако коли ужъ разсказывать, такъ не надобно таить ничево. Завтракомъ укрпились въ путь по своимъ домамъ; гд обдали, я прозвалъ съ расказами, полдничали свжую уху съ домашними бисквитами, а вечеряли въ гостинниц по тогдашнему, а но ныншнему на постояломъ двор, или въ харчевн. Къ счастію ихъ хозяинъ попался человкъ доброй и ласковой; захожихъ людей напоилъ. накормилъ, чмъ Богъ благословилъ, постелю разосладъ и спать положилъ — но этихъ ночлежничковъ, не бось не проведешь, и алтныннаго за грошъ не выторгуешъ. Ето ребята, что называется, сами себ на ум — они наслышались еще дома, что по большимъ вообще дорогамъ, а особливо на ночлегахъ, часто случается воровство и душегубство. И потому, не со всмъ довряясь господину дома, изъ предосторожности расположились лечь спать такъ, чтобы и ноги и головы были вмст, то есть, на полу въ повалку кружкомъ; кошельки свои вмсто изголовья положили къ себ подъ головы, трости подъ пазуху, фраками одлись, а обувь срыли всю въ ноги — и такъ шутъ взять нечево; хошъ бы кто приди: все шикъ поддлано, подстроено: что не льзя безъ опасности дотронуться до нихъ волосомъ — а то тотчасъ вс вскочатъ. Еще чудо, что они, какъ журавли, не заставили во время сна для безопасности своей одного изъ ватаги танцовать на одной ножк — легли — покалякали, побалтали и отъ усталости заснули. Хозяинъ какъ водится, легъ спать послдній, а всталъ первой. Наутріе по обыкновенію, будитъ онъ своихъ ночлежниковъ, и съ добрымъ утромъ привтствуетъ. Лучина въ свтц пылаетъ — дорожные наши потянулись, но кое какъ встали, все свое добро нашли цло, только что ноги во сн какъ будто растеряли. Ибо они такъ ими перемшались, что какъ дошло до обуванья, то всякъ на мсто своихъ, обувалъ ноги другаго. Да и въ самомъ дл какъ ты ихъ разберешь въ етакомъ множеств? Однихъ головъ сорокъ паръ, а ногамъ та ужъ и смты нтъ. Сидятъ на полу, какъ куры на нассти, побахариваютъ, хлопочутъ, бранятся, кричатъ другъ на друга, а на прямой ладъ никто не попадетъ; хоть не вставать, а ногъ самимъ не сыскать. Дома у всякаго были одн свои, а тутъ и чужія замшались. Гостепріимецъ, мужикъ съ природы веселой, сперва долго любовался симъ зрлищемъ; но какъ дйствіе было безъ развязки, то оно ему подъ конецъ нсколько наскучило. Почему изъ добродушія своего онъ взялся самъ развязать представляемую въ дом его арлекинову піесу, и предложилъ гостямъ: что вы, ребята, мн дадите? я въ мигъ покажу каждому изъ васъ свои ноги. — Охъ ты кормилечь нашъ, азми сцо хошъ, только насъ радзи Бога помилуй." Ибо они воображали въ себ, что все ето длается можетъ быть не спроста, и что тутъ есть какое нибудь дьявольское навожденіе. "Ушъ не ціомная ли вода на насъ напусцена, перешептывались они?" Хозяинъ былъ мужикъ простой, не догадливой, гости же его хотя граждане и съ расчотомъ, однако и съ денежками. И потому сговорились скоро, а имянно съ кажыхъ двухъ паръ ногъ по осьми съ копйкой. Условившись такимъ образомъ домоначальникъ вышелъ на дворъ, и немного погодя возвратился опять въ избу, держа въ рукахъ одинъ изъ тхъ волшебныхъ прутиковъ, коими лошадей въ деревенскомъ быту впрягаютъ, обошелъ ихъ три раза вокругъ, очертилъ, зачуралъ, и веллъ всмъ лечь по прежнему. Когда ночлежкики его прикурнули, то онъ, для отвращенія колдовства, сперва окатилъ ихъ съ песта ушатомъ, а потомъ волшебнымъ своимъ прутикомъ со всего плеча началъ по ногамъ ихъ постегивать, что визгъ пошолъ, словно свиней принимаютъ — по словамъ хозяина потеря нашлась дйствительно въ мигъ. Всякому свои ноги показались ближе къ колнкамъ, слдовательно къ рукамъ и глазамъ: одно чувство помогаетъ другому. Видно, тутъ, нашла коса на камень. Сіе я говорю о обвороженіи и о хозяин, которой умлъ отворожить оное. Радостные ночлежниковъ вопли: ой-ой-ухъ-у-за ей-й! всполошили всю деревню. Сосды сбжались на крикъ; но выслушавъ дло отъ могучаго хозяина, не могли удержаться отъ междуметій ха! ха! хи! хи! такъ, что чушь не надорвали своихъ животиковъ. Такой веселой былъ конецъ сей драмы! — въ честь же непростаго сего хозяина, да будетъ мн позволено сказать еще и то, что хотя бы у гостей его было по стольку ногъ, сколько у полиповъ, или сколько на голов волосковъ, то и тогда бы онъ скоро перещиталъ ихъ жезлецомъ своимъ. Такъ ясно и ощутительно разршилъ онъ сіе затрудненіе. Словомъ, піеса разъиграна весьма удачно; вс обулись, оболоклись; только какъ дошло время до осьми съ копйкой, то опять вышли было нкоторыя хлопотишки въ разсуждерасчоту; но добродушной хозяинъ и въ семъ случа не оставилъ ихъ своимъ вспоможеніемъ. Денежки отщитаны серебромъ; и гости какъ посл доброй бани, наломившись холоднаго квасу, изъ избы на дворъ, со двора на улицу гусемъ, только высгаупая по утиному; то есть: приковыливая и припадая, кто на правую, кто на лвую, а нкоторые и на об лапки. Ворчатъ, серчаютъ, бранятъ хозяина, проклинаютъ домъ его въ таръ тарары; хотя по настоящему надлежало имъ всю вину взворотить на себя самихъ, или еще лучше на свою гл…… боюсь вымолвить, что бы не вступились за покойныхъ нашихъ родственники — однако ладно ребята! ето еще не велико зло. Въ дорог мало ли чево бываетъ: на все не усердишся. Что мучитъ, для переду учитъ, говоритъ пословица; только я не знаю, пригодна ли она для васъ. Вишь вы какіе, прости Господи! Ужъ слишкомъ не къ стати умничаете! на васъ никакъ угодить нельзя — добро ступайте-ко съ Богомъ дале, а мы отъ васъ какъ отъ дяди, не отстанемъ ни пяди.
ПОСЫЛКА ЧЕТВЕРТАЯ
И такъ — идутъ наши добры молодцы путемъ дороженькой, куда глаза глядятъ — пустимся и мы, любезный читатель, за ними. Недалеко отъ дороги, шагахъ етакъ во ст, видятъ они такой большой камень, какъ хоромину; стопы ихъ останавливаются при семъ видніи, чудятся громад, и любопытство подстркаетъ ихъ отдать поклонъ сему прародителю булыжной породы. Солнышко тогда катилось прямо надъ ихъ головами; и путники, посл помянутаго чаю, еще ничего не вкушали; разв кто идучи сзабалъ пястку другую толоконца, или сжустерилъ нсколько сухариковъ; но это не въ чотъ. И такъ они расположились у камня перехватить впутную; усаживаются при подошв его въ кружокъ. Обдъ у всякаго свой за плечами; похлебка прилучилась некупленая. Дло со всемъ въ шляп; развязываютъ свои котмы, и лишь только было за кусъ, что зовется разбойникъ, какъ вдругъ предстаетъ имъ чудище, новомодное, (сего они можетъ быть не такъ бы исполохались) а лсовое, или по просту лшій. Въ лсу казался онъ наровн съ лсомъ, на полянк равенъ съ травою, такъ что они его прежде и примтить не могли, а съ людьми, то есть, подошедъ къ нимъ, какъ словно человкъ. Етакаго лукаваго оборотня нанесло! прошу не погнваться; у страха глаза велики и дальновидны — одежда и шапка на немъ была, какъ луково перье, зеленымъ зеленешенька; опояска чорная широкая, ну самая чертовская, съ побрякушками, утыкана вся чемъ то какъ гвозьемъ; а въ рукахъ такая, такая палцына; что какъ повернетъ ее и приложитъ къ глазу, то изъ нее, словно изъ какой пропасггги, вдругъ огонь и дымъ выскокнутъ съ такимъ страшнымъ громомъ, что можно оглохнуть человку, а бдныя птахи отъ одного духу замертво такъ и валятся на земь. ето все они видли сами, своими глазами — Между тмъ лшій все къ нимъ ближе, да ближе. "Ахци! Ребяци, куды намъ дцвадца? згибли мы; пропадцюмъ вс не за дценешку; състъ, перестъ насъ всхъ и съ косками, — охъ провалъ бы ц побралъ окояннова! — провались сковь сыру землю — аминь, аминь, разсыпся." Но не тото было; чудовище ни проваливается, ни разыпается; а прямо на нихъ такъ и ломитъ. Ну! пришолъ послдній конецъ! Странствующіе рыцари стоятъ какъ приговоренные къ висилиц, не смютъ поворохнуться, устремивъ глаза свои вс къ одной точк зрнія: Такъ овцы глядятъ на волка, приближающагося къ ихъ стаду; волосы у всей нашей чесной компаніи, какъ доброй и необъзжаной конь, вспрыгнули дыбомъ, шапки сами собою, коя на бекрень, коя на земь; руки стали какъ не свои, онмли — ноги словно ходули, или на конькахъ; поджилки готовятся будто горюна махнуть — подергиванія во всхъ частяхъ тла — души хотятъ прежде времени изъ утробы выскочить — за кожей подираетъ — въ глазахъ темнетъ — словомъ какъ будто столбнякъ нашолъ — етакой пріятной предсталъ предметецъ! Но чтожъ посл открылось? — вмсто лшаго приняли они стрлка изъ той деревни, гд ночевали, или по нашему егеря, только не такого, какихъ бывало у насъ ставливали на запятки, въ шить, да позументахъ съ перьями. Тотъ былъ одтъ попросту, какъ ходятъ на егерскомъ двор, ходилъ по лсу, и стрлялъ, что попадется Ну! да кабы еще догадало его хорошенько пошутить, тобы онъ съ этою дичью, не плоше болотныхъ куликовъ, съигралъ изрядную комедію! Однако благодаря Бога, онъ такъ просто и ласково обошелся съ побдными нашими птахами, что они по острот своей съ двухъ словъ признали его за подобнаго себ, и по малу начали пооперятся. Куда подумаешъ двался давишній съ большими глазами? — И такъ, слово за словомъ, рчь за рчью пошли дружескія раздабары. Уже лшій и проидоши наши обходятся между собою за панибрата, безъ чиновъ, какъ будто вкъ вмст жили: вотъ что длаетъ знаніе свтскаго обхожденія! — Можетъ быть деревенской егерь ласковостію своею и наружною простотою, то есть, подъхавши лисой патракеевной, думалъ у роскошествующихъ на зелени что нибудь выиграть въ пользу своего желудка; и если это такъ, то онъ больно ошибся? кром кроюхи хлба и сухарей пощечиться тутъ было нечемъ; а прогонять крохи и безъ ихъ милости ни кому не запрещено. Но что намъ до етаго, какъ дло происходило, такъ пусть и будетъ. Стрлокъ по прозьб сихъ новыхъ своихъ друзей, показалъ имъ дйствіе своего ружья и силу пороха; предъ глазами ихъ зарядилъ, выпалилъ, и къ смертельному всхъ удивленію, застрлилъ летвшую мимо сороку блобоку. "Тото дциковинка, ну парень, ну рабенокъ, ну Ванюха, ну Мишуха, перешептывались они между собою." Пристали, да привязались, какъ смола къ егерю; одно продай, да продай имъ ружье. Стрлокъ на неотступную ихъ прозьбу соглашается, только меньше десяти рублей за ружье свое взять не хочетъ. И — "кормилечь! — Это больно чнно — не льзя ли по меньше; азмико съ брата по круглецку (по серебреному рублю) а — и — полно — слышь озми — давакося руку — ну сцо ли — такъ? — " Стрлокъ былъ человкъ сговорчивой, окинулъ купцовъ своихъ глазами, смкнулъ про себя, и хоть мало дло спохватился, да ужъ, думалъ, поздо, такъ и быть: и такъ вмсто одного десятка безъ дальней прозьбы взялъ восемь но числу нашихъ путешествователей. Но какъ у него пороху и дроби осталось вмал, то онъ научивъ ихъ, какъ съ показаннымъ екструментомъ обходиться, подружески совтовалъ имъ, побрегать оныя для необходимаго случая. Торгъ и щотъ конченъ. Простились, раскланялись. Тотъ пошелъ своей дорогою, а наши своей радуясь отъ всего сердца, что простака какъ рыбку на уду поддли, и за толь бездльную цну, выманили такую вещь дорогую; и въ странствованіи своемъ какъ отъ человка лихова, шахъ и отъ звря лютаго, для спасенія себя необходимую. Ибо стрлокъ не забылъ растолковать имъ всхъ случаевъ употребленія ружья въ свою пользу. А что бы они слишкомъ не беспокоились, что пороху и дроби у ихъ немного (хотя они въ радостяхъ и за суетами объ этомъ и не думали) онъ открылъ имъ за тайну, что ети вещи сяніемъ можно разводить, сколько угодно, и даже показалъ имъ, какимъ образомъ засвать оныя должно. Онъ уврилъ ихъ, что порохъ ростетъ слово въ слово какъ полевой макъ, а дробь какъ мышачій горохъ, присовокупляя, что давъ хорошенько созрть симъ сменамъ, стоитъ только ихъ высушить, сколько можно суше, то есть: такъ какъ они теперь видятъ, а то уже оныя силу и дйствіе свое сами покажутъ. Истинное простосердечіе всему вритъ благодушно: "Это не покупка, находка; кладъ Богъ послалъ намъ, разгутаривали они между собою идучи по дорог." Идутъ, но нейдется. Какъ бсъ за полы подергиваетъ: хочется попробовать; хоть бы разикъ, да самимъ выстрлить. Нужды нтъ, что пороху и дроби мало — ужо они пришедъ домой не токмо што огогоды, да и цлыя поля ими засють. Тото будетъ славно; только пострливай, да попаливай. И такъ останавливаются они среди дороги; давай — подавай — ну съ ружьемъ нянчиться да пестаться, пороху и дроби въ дуло всыпали всякой по щепотк, приговаривая: "и моя копицка несцербата". Пыжъ прибили общею силою о лсину, пороху положили на полку по свойски, курокъ взвели, какъ рядъ длу, только приложишься, взвести собацьку, такъ и все съ концомъ. Но постойте — они еще не выпалили; думаютъ какъ бы зарядъ не пропалъ; хочется побольше сберечь на смена. Трое держатъ ружье — матка ватаги наводитъ глазъ; прочіе разставивъ пригоршни становятся противъ дула, дабы не проронить ни одного зернышка; остальнымъ же, какъ не столь ловкимъ и проворнымъ, велно стоять поодаль, и не въ свое дло не соваться. Уже данъ знакъ къ выстрлу. Громъ и молнія послдовали въ одинъ мигъ, такъ что сами стрлки того не примтили. Человкъ полдесятку изъ авангардіи дробь нашпиковала глаза и просадила столицы разума. Семеро явилось со сквозными руками, четверо безъ языка, а безъ царапины изъ дйствующихъ лицъ ни одного не оставалось. У самой матки, какъ то ненарокомъ поотшибло плечо; бровей у ней какъ не бывало, а усы и борода завились, словно были припечены въ бумашки; лицо подернуло густою синевою; изъ подбородка торчитъ заноза безмала не въ полъаршина. Словомъ, еслибы не пронзительной ея голосъ, то дткамъ, коимъ было не до другихъ, во все не узнать бы ея. Ружье отъ толь искуснаго и соразмрнаго заряду разорвало въ дребезги; только денежки даромъ заплачены. Уцллъ одинъ желзной стволъ, да и тотъ отлетлъ шаговъ на двадцать въ сторону. Но проидоши и тамъ нашли его и не бросили, а сказываютъ, догадало ихъ употреблять его въ случа жажды, вмсто ликера. Вить умудритъ же Господь человка! Тото выдумщики, проказники покойники, не тмъ будь помянуты; и синему пороху не дадутъ пропасть даромъ: все какъ то умютъ обратить себ въ пользу и удовольствіе. Однако они теперь прохаживаются еще на дорог; правда иные поотползли съ оной къ сторонк; другіе бродятъ, какъ лунатики: но вс для компаніи думаютъ ночевать на мст своихъ подвиговъ и славы, а можетъ быть и еще день другой тутъ проваляются. Мсто толь славнаго подвига имъ хочется ознаменовать какимъ нибудь трофеемъ, да и дльно. Убіенныхъ оружіемъ безъ брани надобно похоронишь, а между тмъ и самимъ нсколько поотдохнуть и пооправиться; а състнова своего у нихъ станетъ еще надолго, коли только что пойдетъ имъ въ горло посл такой передряги.
ПОСЫЛКА ПЯТАЯ
Когда искусившіеся такимъ образомъ въ стрляніи наши егери отдавъ послдній долгъ своимъ сопутникамъ нсколько отъ перелому пооправились; то не укоснили продолжать предпринятаго своего странствованія. — Наконецъ приходятъ они къ одной рчк — время было обденное; сіе я говорю потому, что въ кишкахъ у нихъ проголодавшіяся собаки подымали лай съ ужаснымъ ворчаньемъ и воемъ. Усталость, предлъ сухаго пути, доброй позывъ на ду, пріятность мстоположенія, прохлада воздуха, красота окрестныхъ видовъ, чистая и студеная вода, все склоняло путниковъ къ отдохновенію. — И такъ садятся они на крутенькомъ бережечк, на жолтенькомъ на песочк; и коль скоро услись или возлегли, то прежде всего руками своими цапъ царапъ за състные свои магазины. — Здсь должно замтить, что по сіе время каждой изъ нихъ держалъ свой столъ особливой; но тутъ сложившись они въ складчину хотятъ уготовать общую трапезу, и помянуть хорошенько усопшую свою братію. У нашихъ всегда такъ; ужъ коли вздумаютъ заварить кашу, то не пожалютъ масла. Распетливаютъ кошели; всякъ изъ своего вынимаетъ добрую горсть толокна и соразмрную щепоть соли. — Но какъ столовой и поваренной посуды у нихъ на етотъ разъ не случилось съ собою, то и разсудили они наболтать и намсить толокна въ рк. [12] И какъ же ихъ угораздило? — Нарубили, или наломали, ето все равно, сучья и прутнягу, комли очистили, концы обвострили, и зашедъ по поясъ въ воду, обгородили ими столько мста, сколько для болтушки и мшенки имъ было надобно. И должно признаться, что ета выдумка ихъ будетъ поглаже всхъ плотинъ бобровыхъ. — Соли положили, толокна всыпали, маслица подпустили; только замси, да и въ ротъ понеси. Да вотъ что плохо? Они не догадались, что частоколъ ихъ, или лучше толоконной садокъ, былъ слишкомъ неплотенъ, и что вода не стояла на одномъ мст. Мшаютъ, болтаютъ, и того и другаго снадобья прибавляютъ, отвдываютъ; но все вода водой, ни солоно, ни смачно а толокномъ и не пахнетъ. "Сцо ребяци за цудо? Ивашко! ты плавацъ то масьерюга, подзи ко братъ, говоритъ второй по матк, туды, (указывая вверхъ рки) дальше, да глядзи дальше въ глубь, вижъ туткось ни цемъ цево нту, толокончо и масличо нашо врно сли гдз нибуцъ на дно, поглядзи, да слухай, хорошенько глядзи, нашодцы замси, да чуръ намъ сюда принеси". Ивашк въ незнакомомъ омут купаться не хотлось; сталъ было нкаться, отговариваться, но по пустому; у насъ коли чесь не взяла, такъ раба Божія и силкой протурятъ. Да и дльно; ибо это длается не для прихоти; но общая всхъ польза и нужда того требуетъ — пристрюнили Ивашку такъ, что парень бдной не хотя долженъ былъ согласиться. Но чтобы етотъ втриница ихъ не обманулъ, глядлъ больше въ низъ, а меньше звалъ по верхамъ и по сторонамъ; то они связавъ дв или три опояски, право не упомню, вмст, на одномъ конц сдлали глухую петлю, накинули ему на шею, а къ другому прикрпили для равновсія фунта въ полтора камешокъ вмсто поплавка, взяли Ивашку на руки, взошли съ нимъ по горло въ рку, раскачали, размахали и бросили отъ себя сажени на дв, или на три въ глыбь. Ивашко тотчасъ на дно, какъ каменной, только и видли. Глядятъ, посматриваюшъ на то мсто, гд онъ нырнулъ; но одни только бульки и пзырьки выскакиваютъ. По признакамъ симъ заключили они, что посланный ихъ, нашедъ замшанное сообща толокно, одинъ изволитъ его покушивать; почему и отправили къ нему такою же манерою нарочнаго, звать его поскоре обдать вмст, и сказать ему, что у нихъ уже все готово; но и сей посолъ на ногу былъ не легче Ивашки; ибо вмст съ нимъ прислъ утирать мшоночку. — "Цай парень, говорятъ они, изъявляя текущею изо-ртовъ слюною свой сильной аппетитъ, у ихъ цперь только за ушамъ пищицъ; а мы хлопай еттось глазамы: ендакіе воры! добро — разв имъ не выходзицъ — между тмъ по образу первыхъ посылаютъ они третьяго, четвертаго, пятаго; но никто не возвращается. Что длать? Опоясокъ остается мало; да и то все такая дрянь, что сами въ рукахъ рвтася, а потянуть покрпче и не думай; веревокъ же въ запас нтъ; кабы все это знато да вдано, такъ бы не то и было — а къ тому же и людства при разныхъ акціяхъ кое поубыло, коихъ поизувчило, такъ что и возиться съ послами нкому. Спрашиваютъ охотника лесть въ воду; но тонуть нтъ ни одного востряка на выскачку; а все провальная петля, да глыбь стращаютъ. И такъ видно этому добрецу пропадать не за денежку — такъ и быть — пришло отложить посылать зватыхъ, а то пожалуй етакъ и вс въ омут засядутъ, благо мягко — да сытно — захотятъ, такъ сами безъ зову придутъ, не велики господа. И встимо дло такъ — что понапрасну мучиться и суетиться? — Сли, пообдали, хотя и не такъ сладко и плотно, какъ было думалось; однако насытились: голодной волкъ и завертки рвётъ. Въ ожиданіи же водолазовъ своихъ прилегли на травку муравку; ибо они воображали себ, что небось и т, пообдавъ тоже отдыхаютъ. Посл такихъ трудовъ заснулось сладко; инда слюна изо ртовъ водопадомъ побила. И они проснулись уже тогда, когда другіе спать собираются; то есть на закат краснава солнышка. — Звать и мшкать по пустому тутъ не станутъ: семеро одного не ждутъ. Надобно какъ нибудь пока засвтло пробираться за рку. Мосту нтъ, перевозу не бывало. Вотъ тутъ то надобно придумать, да пригадать. Но кому другому изобртать кажется трудно, а нашимъ молодцамъ сущая бездля. Имъ не занимать стало разума: у нихъ выдумки всегда готовы, да и еще съ придумками. Пошли въ лсъ, свалили добрую лсину, сучья подчистили, макушку кое какъ отчакрыжили, взвалили на могучія свои плеча, притащили на берегъ. Вотъ те и всё дло въ шляп. Остается только спустить да ссть, такъ и считай нашихъ на той сторон. — Спустишь лсину на воду, сколь бы она огромна ни была, нтъ никакой мудрости; ето пожалуй и всякой сдлаетъ, была бы только сила. — уже и у нашихъ новоизобртенной понтонъ скаченъ въ воду, плаваетъ по верху и не тонетъ. Да какъ ты ссть ша на него прикажешь? Онъ такой негодной, словно бсъ повертывается. Однако должно какъ нибудь умудряться. И что же они сдлали? Не опасайтесь Читатели, худаго тутъ ничего не будетъ. Они усвшись другъ подл дружки верхами, ноги связали себ крпко накрпко, что бы какъ нибудь не свернуться и не пойти на дно за раками. Вишь какая замашка замашистая! за недостаткомъ мста осталось по ею сторону только человкъ восемь или девять, и то все изъ немудренькихъ; и сіи то останыши должны были поддерживать бревно, потомъ скрянуть его съ мста, отвалить отъ берегу и направишь по носу на другую сторону; однако съ такимъ уговоромъ, что бы первые переправившись чрезъ рку послали кого нибудь за ними. Везд предусматрительность; нтъ ничего взбалмашнаго; тото штукари! — Тишина царствуетъ окрестъ; листы на древахъ не колеблются — вода не шалохнетъ, поверхность рчки гладка какъ зеркало. Отпихнули новомодной понтонъ отъ берегу; поплыли наши, похали, безъ веселъ и правила — любо смотрть, какъ они сидятъ дружно — разговариваютъ не видя съ лицо другъ друга, но за то они видятъ въ вод еще подобныхъ себ водоходцовъ, только что ногами къ верху; радуются товариществу; начинаютъ любимую свою псалемку по Волг — но какое неожидаемое приключеніе! не успли они саженей трехъ (разумется прямымъ трактомъ поперегъ рки; ибо внизъ ея снесло ихъ и на десятокъ) отъхать отъ того мста, гд было по горло, какъ бревно умудрило перевернуться: равновсіе шибко покачнулось на сторону, и вмсто почтенныхъ головъ, такъ же какъ и у товарищей ихъ. Очутились на верху презрнныя ноги. [13] Оставшіеся на берегу, увидя таковый нечаянный и смшный кувыркъ коллегіи, помирали съ хохоту. Ибо они вообразили себ, что все ето строится для шутки. "Экъ наши цшатця, да прохлажаютця, говорили они между собою, не бось тутъ не исполохаютця, хоша самъ ддушка водяной приди, а сцо и лапотки показываюцъ, да посушиваюцъ: " но имъ сердечнымъ не пришло въ голову, что забавники ихъ на мсто лаптей, головы свои больно замочили. Кратко, сушеніемъ лаптей останыши до тхъ поръ любовались, пока бревна и съ сдоками теченіемъ воды не унесло у ихъ совсмъ изъ виду вонъ. Тогда радость и смшки зрящихъ, начали помалу удаляться, и на мсто ихъ почти невидимымъ образомъ подъхала кручина горемышная съ своими подругами. Какъ отставшія отъ стада лебединова лебёдушки, такъ наши добрые молодцы встосковались, пригорюнились. Они ясныхъ очей своихъ не могли сомкнуть до блова дня; всё бгали, плутали по бережку, искали, кликали своихъ братцовъ товарищей. Наконецъ утомленные, какъ распуганныя ястребомъ младыя горлицы ищутъ своей матери, собираются они во свое стадо малое: ждутъ, посемениваютъ, глядятъ, посматриваютъ; но балагуры ихъ бдныхъ оставили; нтъ ни слду, ни отзыву — стоятъ опершись о жезлы острые, повсивъ свои буйныя головушки и потупивъ въ мать сыру землю очи ясныя: что начать, не придумаютъ. "Куды мы пойдціомъ безъ матки и вожатаго, толмачили они? — " Куда? мой бы совтъ вамъ ребята такой; не лучше ли направо кругомъ? — да домой покамстъ заживо пробираться. Такъ — они и дйствишельно думаютъ поворотить вспять, восвояси. — Симъ первое путешествіе Пошехонцовъ въ Москву кончилось; однако мы поглядимъ на нихъ и во время возвратнаго ихъ шествія. Достопамятнаго опускать не должно.
12
Что Ирои наши мшаютъ толокно не въ пролуби, а въ открытой рк, Читатель да благоволитъ меня въ семъ извинить, ибо они не зимою, а лтомъ совершаютъ сіе путешествіе.
13
Эта мысль не моя, а одного изъ славнйшихъ нашихъ Стихотворцовъ, которой, какъ слухъ носится, случившись въ бесд съ нкоторымъ своего времени славнымъ плясуномъ, весьма гордившимся талантами ногъ своихъ, ему сказалъ:
"Танцмейстеръ! ты богатъ; Професоръ я, убогъ,
Такъ видно голова почтенна меньше ногъ!"
ПОСЫЛКА ШЕСТАЯ
Не погнвайтесь пожалуйте; я ошибся сказавъ прежде, что при переправ чрезъ рку чудодевъ нашихъ, по ею сторону осталось человкъ восемь или девять. Право не доглядлъ; а то кто бы мн веллъ лгать по пустому? — Ихъ еще цлая дюжина. Впередъ, или назадъ идти, а безъ старшова все не льзя. Въ етакой ватаг надобно кому нибудь быть вожатымъ. И какъ дло дошло до выбора, кому быть головою, то словно кошки заскребли по сердцу каждаго — всякому своя честь мила и дорога — о честолюбіе, самолюбіе! не вы ли причиною, что никто не хочетъ уступить другому первенства? да правду сказать, и за што? — каждой маткою предлагаетъ себя, а другаго никто. "Ты — ушъ — ты, да ты хорошъ — лёгко ли пицъ дзло? Вижъ какой братъ выхалъ! — издаліока ли ендакой? — а я цемъ худъ? — а я цемъ не хорошъ? а я ищо, а я? начали они межъ собой побахаривать." — Ну смотрите робята, чуръ опосл не пенять; мое дло сторона; только я бы вамъ совтовалъ какъ нибудь потише. — Языкомъ, что хотите болтайте, только рукамъ воли не давайте. Отъ спору до брани переходъ не далекъ, а отъ брани и до драки, не увидишь какъ доберешься. — Такъ и есть — мало помалу, слово за словомъ, тукманка въ голову за плевкомъ въ рожу, тычокъ за толчкомъ, оплеуха за тузомъ, да и пошла пируха — благо унимать нкому — схватились, сцпились, только щелкотня идетъ, словно овинъ немочью обмалачиваютъ; ломаются какъ медвди, грызутся, какъ голодныя собаки за кость, расхорахорились, какъ Индйскіе птухи. Словомъ, сражаются, какъ Цесари. Нтъ никому и ни отъ кого помилованія. Всякой воображаетъ себ, (коли въ жару такого Иройскаго подвига воображать что нибудь можно), что онъ одинъ и правъ и уменъ, а прочіе вс и глупы и виноваты. Кратко сказать; межіуусобная сія схватка до тхъ поръ продолжалась, пока вс дйствующія лица изъ силъ не выбились; вотъ прямо неутомимые ратоборцы! — однако теперь все дло кончено; никто ни наступаетъ, ни обороняется; вс лежатъ смирнехоньки, какъ ягнята, но ягнята такія, кой побывали въ кохтяхъ по иносказанію добраго своего пастыря. Лежатъ, говорю, и яко спесивые не хотятъ промолвить единаго словечка. Собираются еще все съ душею и разумомъ — такъ славно подвизались — остатокъ достопамятнаго дня сего и грядущую за нимъ ночь проводятъ они въ отдохновеніи и лиляніи своихъ язвинъ. Но — милые бранятся, лишь тшатся. Наутріе вс рано пробуждаются, коли можно было заснуть; однако встаютъ; по крайней мр представляются отъ сна востающими; протираютъ кулаками себ глаза, и какъ гуси протягивая другъ къ другу шеи погагиваютъ: вчерашнее все забыто, все брошено, будто ничего не бывало. Какъ не поразмолвиться будучи вмст? Всё люди, всё человки: и гортокъ съ горшкомъ столкнется. — Начинаютъ, совтуютъ, и для отвращенія всякаго спору выдумываютъ метнуть святой жеребій, кому Богъ судитъ быть маткою — метнули — и судьб угодно было избрать путеводителемъ Фалалейца. Какъ приближающейся осени со полночныхъ странъ блые гуси, лебеди летятъ во краи теплые; такъ славные наши странствующіе рыцари устилаютъ за маткою на свою родимую сторонушку. Но поелику вс они были, что называется не изъ самыхъ ухарскихъ, то и большихъ чудесъ строишь было нкому. Идутъ они день, идутъ два, идутъ три, идутъ и недлю; все, слава Богу, хорошо, все благополучно, и здоровы и радошны, и сыты и одты; шутятъ себ да побахариваютъ, и въ разговорахъ не видашчи каждые сутки верстъ по семидесяти (съ прямой дороги въ сторону) промахиваютъ. — Но нечаянное приключеніе вдругъ возмутило ихъ спокойствіе и испровергло всю сердечную ихъ радость — новой матк на дорог, не здсь будь сказано, что то занедужилось, а именно: провальной червякъ какъ то въ просонкахъ заползши къ ней въ ротъ, такъ рзко зачалъ точить зубы, что терпть могуты не было. Щоки распухли, губы раздуло, желзы напряглись впрямъ какъ желзныя. Воетъ бдная, да стонетъ, хоть упасть середь дороги, такъ въ пору. Можетъ быть ей пришли не по недугу т кулашные гостинцы, коими наканун ея материнства дтки ее поподчивали. Можетъ быть и то и сіо; да что ты имъ теперь бднымъ длать прикажешь? — Жаль отъ всего сердца, а пособить нечемъ. Дло стало захожее, незнакомое, мсто нежилое; кругомъ пришолъ лсъ; однако кое какъ, уже и такъ и сякъ, отцелюбивьте Енеи подхвативъ Анхиза своего къ себ на плеча дотащили до селенія. Ну теперь таки ужъ всё не то; на сердц у ихъ нсколько поотдало. Пришли въ гостинницу, или лучше сказать приволоклись; и въ одинъ мигъ лкарей и лкарокъ набжало до полусотья, какъ будто духомъ пронюхали. Одинъ совтуетъ то, другой предписываетъ другое, третья говоритъ свое, и такъ дале. Не знаютъ, кого слушать: пробуютъ и тмъ и семъ, но пользы нтъ. Наконецъ той деревни славной мастеръ Василій кузнецъ для уврачеванія недуга присовтовалъ больные зубы выдернуть. Матк предложеніе сіе, какъ необычное, хоша и не очень было по сердцу: однако она по нестерпимой боли рада была на все согласиться, а дтки ея и подавно. Взяли, потащили бднаго Фалалейца въ кузницу — привели, и по приказу кузнечныхъ длъ мастера вводятъ его между четырехъ столбовъ въ непокрытую свтлую галлерею, гд лошадей обуваютъ. Хворой нашъ, видя сіе, ну было пятишься, дрягаться и руками и ногами, да ужъ поздо. Видь никто пихалъ, самъ попалъ. Впередъ коли уснешь, не развай рта; етакъ и языкъ отъдятъ; на кого тогда пенять станешь? — Не знаю точно, какъ онъ поставленъ былъ въ дыбахъ, то есть, связанъ, или распетлянъ, только Василій кузнецъ помощію своихъ субтильныхъ инструментовъ тотчасъ разжалъ ему губы и зубы, и оглядвъ больные зубы, оплелъ ихъ надежною проволокою, и въ семъ положеніи притянувъ болящаго къ кольцу передоваго столба, привязалъ его къ оному. Посл сего приготовленія оставилъ его, а самъ пошелъ работать въ свою лабораторію, сказавъ ему на прощань: "стой братъ теперь, да не шатайся." Дтокъ, слышавшихъ сіе, подрало по кож; они не знали, что будетъ длаться съ ихъ маткою. Мало по малу, одинъ за однимъ, всякъ наровитъ отъ дыбовъ подал; а o Фалалейц самомъ и говорить нечево. "Ну, думаетъ онъ въ себ, попался же я въ кляпцы." Куда и болсь у парня двалась? — Все какъ рукой сняло. Ибо уже онъ не о болзни, а о развязк своей думаетъ: пугана ворона и куста боится; (припомните первый ночлегъ); а ето худой кустъ. — Наконецъ выходитъ изъ Вулкановой лабораторіи самъ врачь, держа клещами прематерой кусокъ раскаленнаго желза, и идучи чего то на него побрасываетъ, искры съ трескомъ летятъ во вс стороны; подошедъ къ дыбамъ, и взявъ желзо обими руками сперва прицлился, потомъ съ размаху, какъ будто бы хотлъ сунуть оное привязанному страдальцу, прямо въ ротъ. Фалалеицъ, при семъ дйствіи такъ сильно рванулъ голову, что инда столбъ пошатнулся, а переплетеныхъ косточекъ во рту какъ не бывало; кровь хлынула изъ гортани его, какъ изъ ведра, въ глазахъ показались мурашки, голова пошла кругомъ. — Однако Дантистъ нашъ скоро Фалалейца привелъ въ чувство, успокоилъ, желзо и клещи бросилъ въ сторону, кровь, какъ водится у такихъ славныхъ мастеровъ, заговорилъ на воду, боль унялъ, червяка, котораго не прозвалъ принести съ собою, показалъ всмъ во увидніе. И Фалалеицъ нашъ чрезъ полчаса времени всталъ, какъ встрепаной, будто ни въ чомъ не бывалъ; только что блыхъ косточекъ съ полдесятокъ мста оставилъ въ дыбахъ, но это бда не велика. Плутъ кузнецъ пронюхавъ отъ земляковъ Матки, что онъ великой охотникъ до рпы, моркови, брюквы и другихъ подобныхъ овощей, уврилъ его, что выпадшіе зубы были точно репеные, и что на мсто ихъ, со вспоможеніемъ его, выростутъ теперь настоящіе костяные; и для сего самаго далъ ему тутъ же нашептанный имъ какой то корешокъ, для всхъ шести паръ въ случа нужды равно дйствительный; за что дюжина наша челомъ била ему не только словами, но и мошнами. И мн сказывали, что послдняя доказательства благодарности гораздо благосклонне зубнымъ врачемъ были приняты, нежели первыя. Мы видли, что щуки и въ старину нашедъ карасей не дремали.
ПОСЫІКА СЕДЬМАЯ
На кого пойдетъ напась, такъ только отдувайся. Вскор посл сего еще одинъ изъ братіи именемъ Тарасъ Скотининъ захворалъ лихоманкою, которая парня совсмъ отъ ды отбила, и въ короткое время изсушила его какъ лучиночку, сокрушила какъ былиночку. И слава еще Всевышнему, что ето случилось не помню, въ какомъ то город, гд тогда былъ одинъ совершенно испытанный въ искуств, дознанный въ добродтели, и знаніемъ своимъ по всему околотку весьма прославившійся лкарь, котораго путникамъ нашимъ позвать къ больному вс совтовали, увряя ихъ что онъ, коли примется, такъ съ одра подыметъ человка. Вдругъ бросились наши къ сему размазанному хвалами Ескулапу на подворье; но къ нещастію своему, его у себя не застали. Онъ отозванъ тогда былъ въ деревню за городъ, верстахъ въ семи или осьми оттуда лежащую, къ одному больно богатому помщику; и имъ въ отвтъ отъ домочадцевъ Штаблкарскихъ сказано, что если они хотятъ его поскоре имть у себя, то бы сами за нимъ шуда създили; для того, что яко бы онъ отъзжая проговоривалъ, что по причин трудной и опасной болзни, пробудетъ тамъ нсколько дней, а можетъ статься, и недль сряду. Дорога у прошлецовъ нашихъ въ показанную деревню была въ свжей памяти. Ибо они, только дни три тому назадъ, какъ ее за собою оставили. Короче сказать, она была та самая, гд кузнецъ длалъ операцію. — Знали они, что въ живот и смерти Богъ воленъ, и что если его святой вол будетъ угодно, то не только лкаря, да и ворожеи не пособятъ: однако нжное братство и Дамоно-Пиіево дружество не позволяли имъ хвораго одного, на чужой сторон, въ незнакомыхъ людяхъ, оставить, покинуть, бросить, безъ помощи, безъ пріюту, безъ призрнія. Единодушная и горячая любовь къ Тарасу, какъ кнутомъ погоняла ихъ, искать ему всячески исцленія. Время было дорого; Тарасу часъ отъ часу хуже; то въ ознобъ, то въ жаръ бросаетъ его безпрестанно; къ лихоманк присунулась огневица; бредитъ сердешной безъ просыпу, стъ безъ памяти, испить проситъ поминутно. Ршенось, какъ можно скоре, во что бы ни стало, бжать за помянутымъ лкаремъ. Какъ же бы тутъ сдлаться? Пробжать по осьми верстъ въ оба конца не шутка. Приступаютъ къ хозяину — валяются въ ногахъ, какъ самые отчаянные, просятъ его обливаясь горючими слезами, неотступно, что бы онъ далъ имъ какой нибудь клячонки създить за лкаремъ. Добродушной хозяинъ, видя таковую ихъ нужду, безъ всякаго прекословія согласился на ихъ прозьбу, и предложилъ со своей стороны все, что могъ, и что было надобно къ ихъ услугамъ. Лошадь въ одинъ мигъ впряжена въ коляску, что навозъ на пашню возятъ; и наши вс одиннадцатеро ну было усаживаться и хать зватыми; они такъ въ дорог свыклись между собою, что не было мочи одному отстать отъ другаго. Однако гостепріимецъ ихъ отъ этого отговорилъ и настоялъ на томъ, что бы послать изъ нихъ кого нибудь одного порасторопне — Видно, что онъ или не слишкомъ надялся на свою кдячу, или очень любилъ ее: а можетъ быть цль его была и та, что бы отпустивъ одного съ лошадью, прочихъ удержать у себя аманатами, въ случа какой измны. Какъ бы то ни было; только по хозяинову сдлалось; и за лкаремъ но общему всей братіи согласію отправленъ былъ Меркулыцъ. Хотя время приходило и къ вечеру; да спасибо, ето парень не изъ тхъ, кои трусу умютъ праздновать. Онъ хоть въ глухую полночь такъ не струситъ и самаго чорта. Однако все хорошо, говорится, до поры до времени. — Уже посланный былъ на половин пути своего; углубившись въ печальныя размышленія онъ не взиралъ ни на что окрестъ себя. Красота видовъ не удобна была обратить на себя очей его: сладкія пташечекъ псенки не внятны были ушамъ его; благоуханіе цвтовъ не проницало засорившагося его обонянія. Ему все было не мило; все сдлалось постыло; сватъ Тарасъ не здоровъ. Въ минуты самой глубокой его задумчивости, (или дремоты, кто про это знаетъ) откуда ни взялся, вдругъ брякъ сзади къ нему на телгу; и кто же? поглядите на портретъ его — въ вид человка середняго росту, только — черной какъ головня, курчавой словно мерлушка, блозубой, толстогубой, плосконосой, пучеглазой — страшной — свирпой, угрюмой — теперь намъ отгадать не трудно — но Меркулыцъ, какъ при потрясеніи своей колесницы оглянулся назадъ, такъ и обмеръ отъ ужести, самъ себ не вритъ, слышитъ, что тутъ — а посмотрть хорошенько не сметъ; однако по ле-гонь-ку, ти-хо-хонь-ко, шею на кось черезъ плечо, изъподлобья, еще назадъ коситъ глаза — тутъ! — провались ты окаянной сквозь сыру землю подрало по кож, какъ можемъ, пуще крещенскаго морозу — совсмъ на яву — таки вотъ какъ вылитой провальной — охъ! нть; ужъ это видно не причудилось — "а ось и мерещицься, думаетъ себ, дако перекщусь и благословясь асцо посмотрю;" крестится, творитъ молитву, заклинаетъ, и лишь только было хотлъ оглянуться, какъ некрещоная харя черномазой своей лапой хлопъ его по плечу; нашъ возница оцпенлъ — а неліогко нанесенной сдокъ въ прибавокъ, сиповатымъ и маловнятнымъ голосомъ ему: не пось пратъ. Ободрительное привтствіе сіе позжаннаго нашего окуражило, какъ громомъ, возжи изъ рукъ выпали, Спасибо, хоть лошадь на етотъ разъ случилась нерьяна, а то пожалуй, другая почувствовавъ ослабу, понесла бы драть, что не усплъ бы мигать. Что длать? — На двор смеркается — а до лсу вотъ только шаговъ десять — охци мн етотъ пратъ! разсуждаетъ Меркулыцъ; сидитъ, какъ попавшійся раздраженному медвдю въ лапы, и дыхнуть посвободне не сметъ, самъ не свой, да коли правду сказать, такъ хоть бы и ково въ етакомъ слча задерётъ за живое. Наконецъ, Меркулыцъ кое какъ, сжавъ сердце сквозь зубы какъ не хотя, не оглядываясь уже по прежнему, полутонами произноситъ рчь: "Цосный господзинъ цортъ, пожалуста сойдци. "Я не цоршъ, отвтсшвуетъ ему сдокъ — да — ты не цортъ — а — вишь какой! — асцо хошь меня обмануцъ — разв я ослпъ — да хто жа ты кормильной, коли не цортъ, и съ цово ты меня назвалъ давицъ брашомъ? продолжалъ Меркулыцъ — я Арапъ — охъ, да даромъ, сцо ты мн радъ, говоритъ на сіе Меркулыцъ, я цебе не радъ, пожалуста сойдци, покинь меня радци Бога, пусци душу на покаяніе." Арапы лукавы и етотъ ворина смкнулъ тотчасъ, какую ему должно играть ролю: онъ вздумалъ позабавишься хорошенько. Но какъ въ продолженіе разговора сего и лошади дана была полная свобода, то и ей отъ бездлья вздумалось поглядть на дйствующія лица; но не успла она, такъ сказать, путемъ осмотрться; какъ вдругъ, поднявъ свой бунчукъ такъ рванула съ дороги въ сторону, что сердечникъ хряснулъ, и она съ одними передними колесами опрометью, словно отъ медвдей, (хотя я и не знаю, пахло ли изъ нихъ отъ кого медвжиной) со всхъ ногъ пустилась ко двору; [14] откуда, подумаешь, и рысь взялась? Меркулыцъ слъ, какъ ракъ на мли; а сдокъ, умышленно брикъ на не него, и для шутки, его облапилъ обими, началъ щекотать и надавливать за шиворотокъ. Меркулыцу бдному пришло, а боле вообразилось, такъ, что ни дохнуть, ни пыхнуть — ни туды, ни сюды, барахтается, бьется, инда духъ захватило. Вотъ тутъ то надобно сохранить всю силу и присутствіе разума! или какъ говорятъ: Вотъ тутъ-то устой, гд кисель густой. Быть одному одинехоньку, поздно вечеромъ, въ лсу, безъ лошади, въ незнакомомъ мст, съ чортомъ и у его же въ кохтяхъ; это худые смшки. Хоть бы кому довелось, такъ право не хотя трухнёшъ. Но полно мн томить Читателя сими разсказами; время развязать узелъ явленія. — Арапъ видя, что шутка его идетъ уже не на шутку, первой началъ разговаривать, ободрять и успокоивать своего сопутника; и хотя съ трудомъ; однако, казалось, уврилъ его о себ, что онъ дйствительно не чортъ, а такой же человкъ, какъ и вс прочіе, только что смугловатъ. И для сего разсказалъ ему все, что было надобно; и подъ конецъ къ немалому щастіая Меркулыца нашего открылось, что етотъ чернобровецъ былъ изъ дому того самаго Господина, къ которому онъ сперва халъ было, а теперь долженъ идти за врачемъ. Такими утшными словесами позжаной нашъ мало помалу ободрился, всталъ кое какъ, встрепенулся и побрелъ съ названымъ братцомъ въ деревню, только не такъ, чтобы около его очень близко, а все наровя поодаль и во всю дорогу почти поминутно на него съ боку поглядывалъ. Наконецъ пришли они въ домъ помянутаго помщика: ходатайствомъ Арапа, лкарю тотчасъ доложено было о Меркулыц и о вин его пришествія. Лкарь, по благодушію и усердію своему, хотлъ было въ туже минуту хать къ больному; однако недокончанные ремизы заставили его отложить это дозавтрея. На другой день изъ деревни отправился онъ къ больному въ городъ, и зватаго взялъ съ собою вмсто провожатаго — пріхали въ городъ, пришли въ гостинницу; и врачь по правиламъ своея науки перве всего пощупалъ пульсъ у больнаго, потомъ веллъ ему показать языкъ. Мучимый трясучкою, сколь ни былъ труденъ; однако вспомня операцію надъ магикою своего въ кузниц, и устремивъ быстро на врача глаза свои, при всей слабости, изъявляющіе нкоторое недовріе, сказалъ ему притворно улыбаясь: "да — ты обманесъ, ты мн яишничу дашь." И какъ лкари тогда были вс изъ своихъ Рускихъ, а изъ иноземцовъ ни одного; то и этотъ врачь, зная истинное значеніе сихъ словъ, крайне удивился такой осторожности своего больнаго и при всей своей Иппократовой важности, не могъ удержаться отъ смху. — Однако, кое какъ онъ уговорилъ его высунуть языкъ, и узнавъ силу и свойство болзни, принялся больнаго пользовать, и лчилъ столь удачно и рачительно, что чрезъ недлю совсмъ его поставилъ на ноги. И такъ прошлецы всесвтные отблагодаривъ изъ учтивости своей хозяина, то есть, заплативши ему по представленному отъ него щоту все чисто на чисто за квасъ, щи, соль, постоялое, за испужаніе лошади и хожденіе за больнымъ, за телгу, за пріемъ лкаря и другія млочи, почесали только у себя въ затылк, и ршились никуда не заходя, какъ можно скоре пробираться восвояси.
14
ето стало быть извстно опосл.
Здсь можно бы разсказать, какъ они поступили съ карманными часами, найденными ими на дорог; но мы объ етомъ въ другомъ мст и въ иномъ вид упомянемъ. А теперь загонимъ ихъ съ Богомъ домой — пусть они немножко поотдохнутъ, и другимъ про чудеса свои пораскажутъ. Посмотримъ-те лучше ихъ на своей родимой сторонушк. — Они набуркавшись въ походахъ по чужимъ землямъ, стали еще замысловате и расторопне.
ПОСЫЛКА ОСЬМАЯ
Не успли, такъ сказать, подмосковные наши путешествователи появиться на свою сторону, не успли надлежаще опочить отъ рыцарскихъ своихъ подвиговъ; какъ неумолкнаи сестра Цеа и Анцелада далеко въ окрестности удальство ихъ пронесшая, привлекла изъ окресностей въ пресловутое Пошехонье толпы любопытныхъ, неудоволившихся однимъ слышаніемъ, но желавшихъ своими глазами видть мудрецовъ нашихъ, и полюбоваться глядя на ихъ хитрости. Толико они въ немногіе дни похожденія своего прославившись, прославили купно и дорогое свое отечество! прошло уже то времячко, въ которое они, розиня ротъ, всему удивлялись; нтъ — теперь сами тертой калачь: на свой пай по блу свту побуркались довольно, насмотрлись и навидались всячины, намыкались горя до сыта; нужда научила ихъ калачи сть, пусть-ка другой кто етакъ своимъ хребтомъ полюбопытствуетъ, такъ не бось узнаетъ Кузькину мать. — Но я говорю не о прошедшемъ, а o настоящемъ. Во дни сего величія и славы своей, наслаждаясь покойно плодами своихъ пріобртеній, они приводили всхъ въ нкое забавное удивленіе. Что ни скажутъ, все такъ кстати, остро, ловко, любо слушать; что ни сдлаютъ; и превосходно и поразительно; кто ни посмотритъ, у всхъ глаза разбгаются — шпынямъ и балагурамъ потрунивать на ихъ щотецъ стало не ловко; а что бы провесть етакъ изъ нихъ кого за носъ, или поддеть на фуфу, и не думай: все видятъ, все проницаютъ. — Но кто изъ человкъ на всякъ часъ устережется? слдующее съ ними приключеніе служитъ яснымъ доказательствомъ оплошности и преткновенія ума человческаго. Не могу уврить заподлинно, въ первой ли годъ по возвращеніи ихъ изъ сданнаго своего путешествія случилось оное, или уже спустя нсколько лтъ посл того; только вдаю то, что было близко того мсяца, которымъ смотрятъ въ сердцахъ и съ просонковъ. Въ сію годину, какъ извстно, хоротія деньги проскакиваютъ на рдкость. Правду сказать, что судя по тогдашней пор времени на холодъ грхъ имъ было пожаловаться; погода стояла довольно теплая, только дожди и мокрить ужъ чрезъ чуръ надоли. Ибо опричь того, что за продолжающимися почти беспрестанно ливнями, не льзя было ногой со двора выступить, и дома покою не было; для того что въ почивальнахъ ихъ отъ чрезмрной чистоты и опрятности, развелось блохъ такое множество, что куда ни ступишь, куда ни сглянешь, везд ихъ кишмя кишитъ; такъ и прыгаютъ, беспрестанно кусаютъ да жиляютъ, ни днемъ ни ночью покою не даютъ. Етакія навязались супостатки: какъ отбиться отъ проклятыхъ, не придумаютъ. Ужъ, кажется, и сору-та изъ избъ не выносятъ, и полъ-то перестаютъ пахать, и трухою-та везд усыпаютъ, утаптываютъ, и водою-та поливаютъ, словомъ, ужъ чево то чево не длаютъ; но все нтъ никакой помоги. Доморощеная эта легкоконница такъ ихъ пристрюнила, хошь изъ дому вонъ бги; а куда дться прикажешь? разв и впрямъ изъ огня да въ поломя. Слухъ о таковомъ ихъ нещастіи пронесся далеко во вс стороны. У него, не у курицы, типунъ на языкъ никогда не сядетъ. — Наконецъ передъ самыми заморосками прізжаетъ къ нимъ на лихой тройк, незнаемо откуда, и не всь еще за чемъ, нежданой гость съ такимъ большимъ возомъ травы, какіе досель бывало крестицкіе ямщики приваживали сюда на конную для продажи. Новопрізжій снникъ по новости дла останавливается середь самой большой улицы; отвсюду сбгаются къ нему толпами, окружаютъ, глядятъ какъ на чудо, и кто изъ любопытства, другіе же мудрйшіе въ чаяніи себ спасенія, длаютъ ему разные вопросы, на кой онъ не сходя съ возу доноситъ имъ о себ вкратц слдующее: что я дискать прослышавъ о постигшемъ пресловутый градъ вашъ нещастіи, и съ малыхъ лтъ упражняясь въ пользованіи разнаго рода травами, позналъ довольно ихъ силу, разныя пригодности, дйствія и противодйствія, и что искуствомъ своимъ надясь несомннно пособить настоящему вашему горю, единственно по сердоболію своему пріхалъ къ вамъ, самъ собою, не дожидаясь зову, боясь, дабы отъ умедленія зло не заматарло, подать вамъ руку помощи, какъ можно скоре, докол есть еще къ тому способъ. Словомъ; етотъ Краснобай умлъ такъ искусно росписать себя, что въхалъ къ нимъ въ ротъ по уши; да и не льзя было ему не поврить. Кто тонетъ, тотъ и за лезве ухватается. Выбившіеся изъ мочи отъ остервенившихся и увертливыхъ наздницъ, могучіе наши Лукапёры, слушая таковыя утшныя, улесныя словеса его, какъ воск отъ огня растаяли. Они не могутъ довольно изъяснить своей другъ другу радости, и благодарности мнимому своему избавителю. Ибо онъ въ самомъ дл ни что иное былъ, какъ обыкновенный Шарлатанъ и обманщикъ, то есть: тмъ дтушкамъ помога, у ково есть денегъ много. Однако посмотримъ, какой конецъ будетъ. На сусл пива не узнаешь, кто кого обманетъ. Наши и сами, кажется, ребята себ на ум — непромахи. Помогинъ, такъ прозывался прізжій докторъ, стоя на возу, держа въ рук кнутъ, обращаясь на вс стороны, съ приличными тлодвиженіями произноситъ длинную рчь о польз травъ своихъ, доказывая, что он самыя рдкія, что вывезены изъ-за моря за нсколько сотъ лтъ до сотворенія міра, и достались ему по нкоторому особливому случаю, или лучше сказать счастію по смерти такого человка, что кабы де они знали, то бы… увряя при томъ, что одною прядочкою изъ того безцннаго собранія, на которомъ они его видятъ предстояща, можно перевести не только всхъ блохъ, но и клоповъ, таракановъ и проч. хотя бы этой гадины были цлыя тысячи тысячь. Словомъ, онъ поставилъ травы свои несравненно выше Ерофеичевой сорокотравки. Но сколь он по словамъ его ни драгоцнны были, однако онъ не жаля какъ ординарнымъ сномъ покармливалъ лошадей своихъ. Лгать и хвастовать, казалось бы, надобно поосторожне, что бы не попутаться. Прискакавшій спопыховъ Шарлатанъ или не имлъ сей догадки, или ужъ слишкомъ надялся на своихъ слушателей, которымъ и дйствительно въ печаляхъ подумать объ этомъ не пришло въ голову. Помогинъ, увривъ такимъ образомъ весь Пошехонскій факультетъ о превосходств и пригодности своихъ травъ отъ блохъ, слезаетъ самъ и двое по видимому учениковъ его съ телги, развязываетъ возъ полегоньку, что бы не раструсить, и для порядку въ продаж, учениковъ разставляетъ по сторонамъ воза съ кнутьями, приказывая, что бы они нахаловъ отгоняли, и подбирать ребятамъ лкарственныхъ своихъ травъ даромъ не давали. Торгъ начинается; всить да развшивать нкогда; купцовъ тутъ не двое и не трое; вс ждутъ изцленія, всякому хочется поскоре; а продавецъ сталъ одинъ. И такъ, онъ вздумалъ продавать товаръ свой не пудами и фунтами, а прядочками по своей такс, травинокъ етакъ по десятку, по два, по три и боле, смотря по деньгамъ, или лучше сколько въ руку захватится; щотъ былъ короткой, и раздлка не долгая. Ибо, чтобъ въ такихъ хлопотливыхъ и жгучихъ обстоятельствахъ не толковать каждому по одиначк своего рецепта, и тмъ боле сберечь времени, то онъ самъ вызвался добровольно изъяснить оной хорошенько всмъ вдругъ какъ скоро совсмъ отдлается. Ибо имъ самимъ и етого спросить не пришло на разумъ. То-то молодцы! — купля и продажа происходитъ съ жаромь; денежки побрякиваютъ: на чьей-то сторон перевсъ будетъ? — Между тмъ дло приходитъ къ вечеру, и ярмонка оканчивается уже при огн, и то для того только, что у Новоторца ничего не осталось ни подъ себя подослать, ни лошадямъ дать; ибо онъ въ торопяхъ и объдки лошадиныя упекъ тутъ же. — Управившись совсмъ и взлесши съ учениками своими на прежнюю свою кафедру, начинаетъ онъ велегласно: "охъ вы гой есте добрые молодцы! вс, гей! вс! сюда — ближе! стойте смирненько — пожалуйте — теперь, сей Божій часъ я вамъ открою всю тайну, коей другой на моемъ мст ни одному человку не объявилъ бы ни за какія въ свт сокровища; смотрите же, примчайте хорошенько, и что буду говорить, помните. — Слухамъ, слухамъ, слухамъ, кормилечь! отвтствуетъ ему нещетное, множество голосовъ — траву эту, продолжаетъ Ораторъ, сперва надобно высушить, сухо на сухо; и такъ вы положите ее въ топленую печь бережненько, какъ жаръ, знаете, пообходится, чтобы она ни сгорла, ни пригорла; слышите ли друзья мои! — Слухамъ ста, слухамъ, восклицаютъ ротозеи — высушивъ же должно ее истолочь или истереть въ порошокъ млко на млко, какъ муку на кисель; и такъ я бы вамъ совтовалъ лучше всево положить ее въ ступу, и толочь до тхъ поръ, какъ пыль полетитъ. Слышите ли? — Слухамъ 3-жды. Посл сего порошокъ изъ ступы выньте или высыпте, это все равно. Разумете ли? — Разуммъ родзимой, разуммъ. — Ну, смотрите же берегите этотъ, порошокъ, какъ глазъ свой, до случая, то, есть: когда вы поимаете блоху, то взявъ ее искусненько — смотрите, какъ можно, бережненько, за ножки или за крылышки, что бы какъ нибудь ее не повредить, головой оборотите къ себ, и старайтесь, разсмотрть хорошенько у ней глаза. Когда оныя найдете, то какъ можно не давайте ей щуриться, и поскоре порошку сего дуньте ей въ оныя. И буде ей попадетъ его хоть одна пылинка въ глаза, въ ротъ или въ носъ; (скажу вамъ, что эта гадина рыломъ вообще хлипка) то она тотчасъ или издохнетъ, или ослпнетъ, или по крайней мр такъ зачахнетъ, что ужъ врно не проживетъ долго. Но что я вамъ сказалъ объ одной, вы тоже должны разумть и о прочихъ: но сему же и прочая разумвай. Слышите ли? — Слухамъ ста — ну да все ли, что я вамъ по ею пору говорилъ, вы помните и разумете? — Все кормилечь, какъ етава не разумцъ намъ? а коли все, то и у меня все. Теперь прощайте, оставайтесь благополучно." И съ сими послдними словами такъ махнулъ по лошадямъ, что только плута и видли; какъ стрла умчался изъ виду вонъ.
ПОСЫЛКА ДЕВЯТАЯ
Спустя нсколько посл сего времени, къ Пошехонцамъ нашимъ изволилъ пожаловать и еще дорогой гость, которой не плоше Помогина, выдавалъ себя за великаго знатока и искусника въ таинствахъ природы. Но коли на прямыя денежки отрзать; такъ онъ былъ ни что иное, какъ обакула мученикъ, которой не имя у себя и столько, чемъ бы голодную собаку изъ подъ стола выманить, вздумалъ подняться на хитрости. Голь на выдумки мудра. И что же? Онъ совершенно уврившись о чистосердечіи и любовденіи Пошехонцовъ, зачалъ имъ языкомъ своимъ точитъ разныя фокусы покусы, прося положишься на честное его слово, что если они между прочимъ хотятъ видть опытъ его дарованій; то онъ безъ насдки, самъ собою и одинъ берется высидть цыплятъ, утятъ, гусятъ, словомъ всякихъ птицъ, какихъ хочешь, и сколько угодно, и еще такъ, что ни одного болтуна не будетъ, только были бы самыя свжія яица, и способное къ высиживанію мсто. Тайна выводишь цыплятъ безъ курицы, хотя въ новйшія времена и открыта; однако еще и нын не многимъ извстна, а тогда объ ней и слуху не было. И такъ весьма естественно, что любомудрцы наши, слушая такую задачу, обомлли. И сколько по любопытству своему, столько для избжанія самимъ хлопотъ, захотли непремнно видть событіе сего неслыханнаго чуда. По нкоторыхъ краткихъ съ обихъ сторонъ переговорахъ и условіяхъ, согласіе съ каждой подписано и устами и душами. Контрактъ былъ сдланъ словесно, котораго почти вся сила состояла въ томъ, что бы насдку какъ во время сиднія ея всевозможно беречь и всемъ довольствовать, такъ и посл оныхъ, то есть, по совершеніи всего дла, не обидть, а наградить пристойно. Теперь надобно помышлять, какъ бы поскоре приступить къ самому длу. Надобно выбрать способное мсто: эту матку въ горшокъ иль лукошко, думаютъ себ, не втискаешь; да и яицъ съ разными мтками нанесено такое множество, что ими хоть прудъ пруди. Но объ этомъ пещись ужъ не хозяйская забота: они знай только свое дло — Голтяпонъ, (имя новомодной насдки) тотчасъ разршилъ ихъ недоумніе. Подлинно всякое дло мастера боится. Онъ избралъ для сего овинъ, котораго лучше и больше не было во всемъ Пошехонь, и веллъ перенести въ оной вс яица. И когда по предписанію его все нужное для высиженія цыплятъ было исполнено, то онъ благословясь слъ на свое мсто въ подовинникъ, куда вс яица напередъ были спроважены. Кто видалъ, какъ въ деревенскомъ быту немолоченой хлбъ сушатъ, тотъ все это дло легко представить себ можетъ; почему я и не распространяюсь о семъ много. И хотя по сил договора усвшаяся на яица насдка не имла недостатку ни въ питіи ни въ пищ; однако ей что то вздумалось очень рано яички проклевывать, то есть, подпекать да утирать ихъ съ невидальщины, благо дорвалась, кое въ смятку, кое въ густую, когда яишенку состряпаетъ, какъ вздумается. Сверхъ сего кормили плута и одвали, какъ пастуха всемъ міромъ, только что несравненно лучше. Хорошенькаго куска сами себ не уболивали, а ему носили. Рубаху и балахонъ всякой день давали ему чистые, а о другомъ и говорить нечего — любо! Гольтяпону не житье, а масленица; и тепло и сытно, прохлажается себ, да около огонька поваливается — и не вышелъ бы изъ подовинника. Говорится же пословица: коли хлба край, такъ и подъ елью рай, а тутъ благодаря Бога еще не въ лсу съ волками да медвдями: есть съ кмъ слово промолвить: нтъ того божьяго дня, чтобы его разъ сто навстить не пришли, — а коли угодно, такъ къ себ и для поговорки, и скуки ради пожалуй хоть пятерыхъ иль десятерыхъ возьми; только спасибо онъ и одинъ не скучалъ и себ не боялся. Мало по малу пришло то время, въ которое обыкновенныя насдки перестаютъ сидть на яицахъ. Но Гольтяпонъ нашъ не беспокоится, что у него цыплята не проклевываются. Да и какъ человка примнить къ куриц? Одна тварь несмысленная, все длаетъ слпо, по одному врожденному побужденію; а другой одаренъ разсудкомъ и волею непринужденного: а потому и поступать долженъ сообразно съ оными, и изъ самыхъ благъ избирать лучшее и большее. — Еще непроклюнувшихся яицъ на мсяцъ мста станетъ; такъ на чтожъ торопиться? надобно все доканать — Между тмъ хозяева яицъ и скоро имющихъ вылупиться цыплятъ ходить гулять на гумно такъ повадились, какъ щеголи на гостиной дворъ, или купцы въ лтнее время на биржу. Вс навдываются о состояніи матки, и горя нетерпеливостію видть во дни свои диво дивное и чудо чудное, замучили почти ее своими вопросами: "все ли кормилечь, идзіочь у цебя по добру, по здорову, и скороль мы увидзимъ своихъ цыпочекъ? — " На что реченный Гольтяпонъ боясь сойти съ гнзда своего, дабы не остудить яицъ, и тмъ всего дла не подгадить, или лучше, что бы бездльничества своего не обнаружить, всегда изъ подовина отвтствовалъ имъ въ маленькую дырочку, (а когда приходили къ нему съ кушаньемъ, то онъ не боялся отворять окно на стежъ) увщевая при томъ, что бы они не беспокоились, и что дло уже со всемъ къ желаемому концу приходитъ, что онъ иметъ великую надежду, и что теперь имъ остается только думать о курятникахъ, насстяхъ и о заготовленіи заблаговременно корму. Нтъ нималаго сомннія, что Пошехонцы не помысливъ о семъ сами, толь полезные и нужные его совты приняли съ чувствительнйшею благодарностію, и не преминули точнйше оные выполнишь. Между тмъ проходитъ и еще мсяцъ. Въ подовинник одна только скорлупа, а блки и желтки вс до одного усижены. Какъ ету прожору, прости Господи, не тр…. Какой-то уже онъ отвтъ дастъ? Да полно у плута еще напередъ придумано, какъ отбояриться, и изъ воды сухимъ выдти. Онъ видя бду неминучу зажегъ овинъ — вотъ те и концы въ воду; пиши пропало. — Когда на пожаръ народу посбжалось, то онъ представившись самымъ нещастнымъ, бгалъ около овина какъ отчаянной безъ признаковъ памяти и разума, билъ себя кулаками въ лобъ и брюхо, рвалъ на голов волосы, и сплескивая руками, кричалъ изо всего горла: ко! ко! ко! ко! — прибжавшіе прежде на пожаръ сжалились глядя на такое его жалостное состояніе, и кое какъ насилу могли изловить его; ибо онъ очень долго не давался въ руки, и такъ какъ матка, растопыря свои, клевалъ и билъ всхъ, чемъ ни попало, говорятъ что онъ въ безпамятств довольно у мнимыхъ своихъ злодевъ разсадилъ лбовъ и не изъ одного носу клюковной квасъ пустилъ. Но въ такой сильной горячк, какою онъ былъ одержимъ тогда, человку все простительно; да и можно ли на полоумномъ что взыскивать? — Етакимъ врагъ представился! — и такъ его схвативъ, одни держали крпко накрпко, что бы онъ съ горя въ огонь не бросился, а другіе кричали имъ: "дцерзиц, дцерзыц, мацирено серче, кажному свое черевя жадобно." Изъ сего видя онъ, что ему бояться нечего, то есть: что въ огонь броситься его не пустятъ, началъ еще боле биться, и крича непрестанно свое ко! ко! ко! ко! ко! изъ рукъ всми силами въ огонь рваться. И когда уже овинъ сгорлъ, то онъ прерывающимся отъ слезъ и тяжкихъ вздоховъ голосомъ говорилъ имъ: "немилосердые! жестокіе! варвары! тигры лютые! дайте мн избавить дтей моихъ, родныхъ моихъ, или покрайней мр самому погребстись съ ними въ одной могил." Однако Пошехонцы не допустили его насладиться симъ послднимъ удовольствіемъ, и изъ добродушія своего старались всми мрами для облегченія его участи утшать его и уговаривать, не воображая себ, что тмъ растравляютъ только глубокія раны его и умножаютъ мученія. И они дйствительно достигли своего желанія; ибо бснующійся ихъ чрезъ нсколько дней гораздо пооправился какъ отъ болзни, такъ и отъ бспамятства. Въ сіе время любопытствующимъ, какимъ образомъ загорлся овинъ, разсказывалъ онъ слдующее: "наканун сего нещастнаго дня — (вздыхая и возводя глаза на палати) вс цыпочки мои до послдняго вылупились, и какія же были, кабы вы видли, миленькія, пестренькія, хохлатенькія, мохнашенькія, веселенькія, хорошенькія — какъ было сердце мое радовалось, утшалось! — но одинъ, изъ первенькихъ етакъ недлекъ трехъ, или двухъ съ половиною, подошедъ блиско, къ огню, какъ то зажегъ сизыя (плача горько) свои перышки; мн сойти съ мста не льзя было; [15] а онъ видно испужавшись бросился бдненькой въ свое гнздышко, подстилочка въ гнзд его вдругъ вспыхнула. И я только и помню. Ужъ не знаю, какъ меня самаго Богъ спасъ!" сказавъ сіе зарыдалъ неутшимо, и Пошехонцы глядя на него утирали кулаками катящіяся по лицу бурмицкія зерна. Посл сего изъ любви и усердія къ добрымъ Пошехонцамъ, также и для оправданія своего принимался было онъ еще разъ десятокъ высиживать для нихъ цыпочекъ; но бдному видно съ чьего нибудь глазу, все была неудача. Когда уже совсемъ и все готово, только вотъ что бы выдти съ маленькими своими цыпочками; на ту пору всегда какъ нарочно, и овинъ умудритъ загорться: такая напась была бдному парню! И если бы ему въ толь бдственномъ положеніи не старались подавать потребныхъ утшеній, то бы отъ горести давно его въ живыхъ не было. Однако это дло пусть будетъ кончено: про одни дрожди не говорятъ трожди.
15
Для того, что додалъ яица.