Ангел Бездны
Шрифт:
— Он согласен, — решила за него Катерина. — Через час я вернусь за ним и принесу пару любопытных вещиц на обмен. У меня тоже есть одно колечко… Уверена, оно вас переубедит.
— Так нельзя! Куда ты опять убегаешь? — взорвалась возмущением Даша. — Где Маша? Где Мир? Присядь на минуту…
Туман окончательно съел Город. Башню Киевиц накрыло шерстяным колпаком. Окна стали совершенно белы. А круглые щеки Даши, напротив, — вмиг сделались красными от возмущения.
— Не могу. Я спешу, — отрезала Катя. —
— Но бриллианты важней, — зафиналила Чуб. — Да сядь ты! Сегодня наша девочка пыталась напасть на своего жениха. Точней, ее дух, потому что она умерла.
— Но это не значит, что она перестала убивать, — сказала Акнир. — Мертвый некромант намного хуже живого…
— И все-таки странно, — Катя не села, но остановилась, прислонилась к стене, — если она так плоха, почему Котарбинский рисовал ее суть такой ангельской? Что он желал этим сказать? Он видел мою маму, он верно видит сущность людей. У мамы были крылья… бабочки, — Катерина подошла, взяла со стола уже отданную Маше бабочку-брошь, закусила губу. — И почему Ирина — утопленница, если она не утопла? Вы говорите, что Водяница не знает ее. Выходит, она не утонула?
— Выходит, что нет, — неохотно признала Акнир.
— Но что тогда значит церковь над темной водой? — спросила Даша.
— Не знаю. — Ведьма смотрела на экран ноутбука, уже демонстрировавший сделанный Катей снимок. — В Киеве нет такой церкви. Похоже на полный тупик.
— Но мы видели сами: Ирина обернулась туманом, — сказала Даша. — Что, если она все же утонула? У этой церкви, — ткнула пальцем в картинку она. — Просто эта церковь не в Киеве. И, отлетев накануне Дед'oв, ее душа сразу стала туманом… И еще не прошла круговорот и не стала водой. Не успела вернуться в царство воды? Ты, вообще, в курсе, — вопросила она Катю, — что вода — переход в мир мертвых?
— Так же, как зеркало, — добавила Акнир. — Как любая отражающая поверхность.
— Как зеркало? — Катя подошла к зеркалу в полный рост, приколола брошку на грудь, проверяя свою засомневавшуюся память.
Теперь не было никаких сомнений: в течение дня осколок бриллианта в брошке увеличился втрое. Но озвучить эту несомненную новость Катерина не успела.
— Я поняла! — громко взвизгнула Чуб. — Вода — мир мертвых! Ирина плавает не в воде, а в мире мертвых. Вот что нарисовал Котарбинский… Она мертва.
— Великая новость… — поджала губы Катя, обидевшись за не прозвучавшую новость свою.
— А в ее загробном мире стоит церковь… Значит, ее душа чиста. Потому из туманного озера ее и забирает на небо ангел!
— Душа некроманта-убийцы — чиста? — напомнила несоответствие Катя. — А как же «Дух Бездны»?
Чуб приняла любимую позу — руки в бока:
— А если она — вообще не убийца? Не некромант! А «Дух Бездны»…
— … «Дух Бездны» — не ее портрет, — сказал Вильгельм
— А чей? — опешила Маша.
— Мужчины, который приходил вслед за ней. Я сразу увидел: его душа летит в бездну… Его тащит дева с лицом Горгоны. Она — его ад. Его страх. Его боль. Но это его боль. Его чувства… Это он видит ее так.
— Он считал свою дочь неким исчадием ада? А она не была такой? Она — не убивала его?
— Это он — убийца своей дочери. Ее губитель…
— Отец Ирины убил свою дочь? — не смогла уразуметь Ковалева. — А кто же тогда убил его? Ее жених? Он защищал свою невесту?.. Погодите, но слуги видели, как Ирина, живая, выбежала из дома уже после смерти отца!
— Не знаю, — сказал художник, — я лишь рисую то, что вижу. Ее душа пришла ко мне чистой. Но теперь ей не найти покоя. Она попала в беду.
— Попала… — повторила Маша за ним. — Или попалась?
— И кто же тогда некромант? Где он? — задала вопрос Катерина.
— Па… — громко выкрикнул слог детский голос.
Катя, Даша и Акнир повернули головы и одновременно бросились к коляске. Мальчик сидел, глядя на них круглыми глазами.
— Что ты сказал? — с сомненьем склонилась к нему Катерина, не слишком веря, что ребенок понимает ее.
— Па… — повторил он пружинисто. — Па…
— Па-па? — перевела Акнир.
— Па…па!.. — голос мальчика сорвался на крик.
— Он переживает за папу? Но кого он имеет в виду? — спросила Катя.
— Уж точно не Врубеля, — фыркнула Чуб. — Где вообще сейчас Мир? Да успокойся же, масик…
В ответ мальчик только заплакал еще отчаянней:
— Па-а-а-а-а-а-а-а-а…
— Он у художницы. Она рисует его портрет, — сказала Катя.
— Портрет? — схватилась за щеки Акнир. — Портрет — то же зеркало. Отражение. Если портрет хорош, проведя ритуал, ведьма может украсть с его помощью душу.
— Па-а-а-а-а-а-а… — заревел мальчик.
— На метлы! — завопили одновременно Чуб и Акнир.
Непроглядный туман скрыл от них Город и скрыл их от Города — никто не мог увидеть трех ведьм, летящих сквозь белую мглу. Мгла не была безмолвной; она шептала, туман хватал их за плечи влажными рыхлыми ладонями, чьи-то души желали удержать их, пытались что-то сказать, усыпая полет над Киевом обрывками фраз:
— Мое почтение…
— Дайте… прошу…
— Нет… не могу забыть…
— Я умоляю…
Лишь ведьмацкие метлы знали, куда они летели. Дашина верная подруга с двумя седлами на древке взяла в попутчицы Катю, уже секунду спустя потерявшую в небе над градом темные очки и свою левую туфлю. Акнир летела впереди.
— Стекло! — внезапно заорала дочь Киевицы.
Дображанская успела посмотреть вниз, увидеть стремительно проступающую из тумана стеклянную крышу над чердаком-мастерской Виктории Сюрской; стоило Катиному взгляду прикоснуться к ней — крыша со звоном рухнула вниз. Троица приземлилась на ощерившийся осколками пол.