Ангел Бездны
Шрифт:
— Чего она развалилась? — не въехала Чуб. И тут же забыла свой вопрос: — Мать моя женщина!.. Вот он! — Землепотрясная бросилась к стоящему на мольберте портрету Мирослава. — А здорово она его…
Набросок и в самом деле был необычайно хорош — вся сущность Мира: и глубина его глаз, и горделивая линия носа, и неумолимость рта, и лежащая на самом дне естества, вернувшая его из небытия огромность любви, сотворившая его, победившая саму смерть, — отразилась в этой работе… Отразилась!
«Портрет — то же зеркало. Если портрет хорош…»
Катя
— Поздно, — сказала Акнир. — Его больше нет, — ведьма указала на пристроившийся на белой стене плоский телевизор. Он был включен. — Она ждала нас… — Акнир взяла пульт, усилила звук.
На экране рядом с телеведущей сидела Виктория Сюрская.
— Черный бриллиант… — говорила художница, показывая висевший у нее на груди ирреальный камень. — Мое последнее приобретение…
— Такой огромный? — искренне поразилась ведущая.
— Ему нет цены! «Орлов», «Алмаз Шейха», «Тиффани» — меркнут в сравнении с ним. Когда я увидела его, поняла сразу, что это — моя любовь… Моя настоящая любовь. Я искала его всю свою жизнь… Как же долго я тебя искала, любимый! Мой самый, самый, самый красивый…
— Это Мир? — похолодела Катерина.
— Этот бриллиант — душа Мира? — ойкнула Чуб. — Мир у нее на шее?
— Вы верите, что камни имеют душу? — Взгляд Виктории был влажным и жарким от неподдельной страсти. Она смотрела с экрана прямо на них — она словно видела их.
— Возможно, — сказала ведущая.
— И я уверяю вас: нет на свете души прекрасней, чем та, что заключена в этот камень! Черные бриллианты почти никогда не бывают прозрачны, не бывают чисты. Но этот…
— Вот о чьей гибели предупреждал нас красный пар, — сказала Акнир.
— Значит, Маша все же думала прежде всего о Мире, — отметила Чуб.
— Но почему о нем не подумали мы?! — взвилась ведьма. — Ведь Мир — и есть душа. Возможно, единственная в мире душа, победившая смерть силой любви… Победившая тьму своей собственной души…
— Ой, как Машка разозлится… — протянула Землепотрясная.
— Машка? — свирепо сказала Катя. — Как разозлилась я!!! Виктория не поняла, с кем связалась.
От неожиданности Чуб закричала — массивный угловой диван рухнул на пол, перерезанный пополам Катиным взглядом. Зеленая драпировка слетела со стены, обращаясь на лету в лоскуты. На полках и антресолях одна за другой лопнули баночки с краской. Катя испытала немыслимое облегчение от того, что может наконец выпустить силу — выпустить в свет свой секрет. И дать силу гневу…
Она не почувствовала миг, когда гнев стал сильнее ее, — просто схватила метлу, закричав:
— Она в прямом эфире! Я знаю, где телеканал… Я разрежу ее на сотню кусков!..
Телевизор взорвался, не выдержав пристальности Катиного взгляда, разлетелся осколками. Катя рванула вверх.
— Нет!!! — подпрыгнув, Акнир закрыла Кате сзади глаза и, заорав от боли, отдернула руки. Ее ладони были в рваных порезах.
— Зачем ты?.. — отшатнувшись от нее, прошипела Дображанская.
Но безбрежный, свободный и неуправляемый гнев исчез — присмирел, потесненный чувством вины. Схватив кусок драпировки, Катя принялась
— Ты могла совсем остаться без рук!
— Вы не понимаете… Пока Мир у нее на шее, вы не можете ничего сделать с ней, — сказала Акнир. — Его жизнь связана с жизнью Виктории.
— Простите… может, мне кто вообще объяснит… что у Кати с глазами? — поинтересовалась Чуб, отступая на шаг от старшей из Киевиц.
— Ты что, знаешь Викторию? — потребовала ответа Дображанская.
— Не знаю… — сказала дочь Киевицы. — Точнее, не знала… Я не знала, что она жива… Что жила на самом деле! Она — легенда. Ей сотни лет. Ее называют золотоискательницей. Но это неверное название. Она равнодушна к золоту. Больше всего она обожает драгоценные камни. Но не обычные. Она обращает в камни человеческие души. Но лишь самые чистые, светлые, очищенные жертвой, духовным подвигом или любовью. С помощью зеркал она крадет души из могил…
— Так это она раскопала могилу монаха… или монашки? — возгласила Даша. — Она — некромант?!
Акнир показала забинтованной рукой на остатки телеэкрана:
— Успела заметить кольцо у нее на руке? Мама говорила, что души истинно верующих она превращает в алмазы цвета зари. Души пожертвовавших собою — в голубые бриллианты… Она, как Дьявол, влюбившийся в чистоту человеческих душ, но влюбившийся именно по-дьявольски. Ибо ни один бриллиант мира не сравнится чистотой с истинно светлой, божественной человеческой душой. Такие души очень редки. Она ищет их годами, столетиями. Говорят, она может жить вечно за счет бессмертия душ, которыми владеет… Закономерно, что она стала художницей-портретисткой. И портрет Ирины она купила не случайно. Наверняка с ее помощью она хотела получить душу умершей девушки. И, думаю, она получила ее…
— Значит, я права? Ирина — невиновна? — сделала лестный для себя вывод Землепотрясная Даша.
— Виктория — лучший оправдательный приговор для нее. Она чует чистоту на нюх. Она сразу почуяла Мира: удивительную чистоту его любви, превратившую убийцу в ангела.
— Но почему она не купила «Тихую ночь» на аукционе? — не приметила логики Катя. — У нее было достаточно денег, чтоб перебить мою ставку.
— Она просто узнала вас, — сказала Акнир. — Узнала Киевицу. Она не была в Киеве много лет, столько, сколько правила тут моя мама. Она приехала сюда на разведку. И не стала вступать в поединок с вами. Она уступила вам лот и пошла обходным путем…
— Почему же теперь она рискнула перейти мне дорогу?
— Потому что она уже получила все, что хотела.
— Сердце… — вскрикнула Катя. Невидимая стальная игла пронзила его насквозь. — Мама…
— Я здесь.
Слова раздались одновременно со стуком брошки, упавшей на пол. И нагнувшись к ней, Катерина увидела, что в броши-бабочке больше нет бриллианта. А прямо над ней стоит невысокая большеротая женщина с неправильными чертами лица.
— Мама, — охнула Катя. — Бог мой… Мама… — Дображанская выпрямилась, замерла, неуверенно протянула ладони вперед. — Ты все же пришла… — ее голос стал тонким. — А у меня там, в Башне, для тебя угощение.