Ангел быстрого реагирования
Шрифт:
И только появление двух городских блюстителей порядка, которые возникли из глубины пикассовской перспективы улицы Длинной (точнее, Длугей), выходившей на Длинный Тарг, слегка нарушило застывшее спокойствие псевдостаринной архитектуры. Их башмаки на толстых резиновых подошвах не издавали ни малейшего звука. Стражи городского порядка с не слишком уверенным видом пялились на изученное до мельчайших подробностей зрелище многочисленных витрин кафешек, пиццерий и магазинчиков с сувенирами.
— Господи, да тут, блин, прям жуть какая-то,— буркнул один, а другой скривился.
— Ну так сразу и «жуть»... Тихо тут, вот и всё.
— Глянь! Наш клиент на одиннадцати часах.— Полицейский толкнул товарища в бок.
И вот они уже стоят над мужчиной, прижавшимся к каменному заду символа Гданьска, точно к пуховой подушке.
— Да он, похоже, не дышит! — с тревогой заметил один полицейский и неуверенно вытащил радиотелефон.
— Зеркальцем проверь! — удержал его товарищ.
— А что я тебе, педик, что ли? Откуда у меня с собой зеркальце? — буркнул первый, напряжённо вглядываясь в лицо предполагаемого трупа.
Словно почувствовав этот взгляд, гражданин вздрогнул и начал громко и равномерно сопеть, точно матрас надувал.
Полицейские с облегчением вздохнули. Один из них по- I тормошил лежащего за плечо.
— Ради бога...
Спящий медленно приоткрыл один глаз.
— И Сына, и Духа Святого, сын мой... — пробормотал он.
Стражи порядка слегка прибалдели.
— Во, хрен, да это, видать, ксёндз... — предположил полицейский, который-не-носит-зеркальца.
— А матушка моя так хотела, чтоб я в монахи пошёл,— с глубоким отвращением сказал его напарник.— Классно бы я сейчас выглядел.
— Так этот вроде светский ксёндз, не монастырский.
— Эй, да ты послушай, что ты мелешь: «светский ксёндз» какой-то!
— Ну что, берём его или, может, положим перед Моряцким костёлом? Утром откроют на мессу, так причетник его и подберёт.
Тем временем предмет обсуждения со страдальческим выражением лица приоткрыл другой глаз и, слегка кося, глянул на двух служащих городской полиции. Потом, видно решив, что они ему просто привиделись и сие видение лучше вообще проигнорировать, снова задремал и даже начал похрапывать.
С ратушной башни планировали вниз голуби. Один за другим рассаживались они на бортике фонтана и железной ограде вокруг него, круглые птичьи глазки не отрывались от полицейских, которые всё ещё препирались, что же делать с найденным на ступенях даром судьбы.
Скоро число голубей возросло почти до сотни, им стало несколько тесновато.
— Гражданин, вы нарушаете... э-э-э... общественный порядок! — заявил полицейский, который-чуть-не-стал-монахом, потянув лежащего за рукав пиджака.— Придётся встать и пройти с нами.
— «Гражданином» называли при коммунистах,— буркнул его напарник.— Вставайте же, чёрт подери! — Полицейский крикнул, но голос его утонул во мгле, как в вате.
Реакция «гражданина» была весьма странной. Не открывая глаз, он сунул руку во внутренний карман — оба полицейских машинально стали нащупывать парализаторы в кобурах — и вытащил... мобильник. А потом направил его в сторону надоедливых полицейских, точно пробовал отключить им звук пультом дистанционного управления, как в телевизоре. Блюстители порядка в Старом городе и его окрестностях одновременно раскрыли рты, соколиный
— Ну эта... Пойдём, что ли? — И они удалились неверными шагами по направлению к Зелёным Вратам.
Голуби заворковали с одобрением. Мучимый похмельем гражданин тупо вглядывался в клавиатуру своего «эриксона», потом его внимание обратилось к старинному фонтану и резво струящейся воде. После героического подъёма в вертикальное положение бедолага попробовал преодолеть ограду, ёжившуюся ужасными остриями из кованого железа, которые, видимо, должны были оберегать памятник от вандалов, а на самом деле являлись недоступным объектом страсти местных охотников за ломом. Гражданину в пиджаке каким-то чудом удалось преодолеть ограду, не наколовшись на железные пики. Голуби в презрительном молчании соизволили освободить ему место. Вода как ни в чём не бывало продолжала соблазнительно журчать. Обладатель мобильника (и приличного похмелья) наклонился над каменным бассейном...
— Приветик, Фанни,—лениво изрекла дева, плававшая в бассейне. На ней был чёрный топик из эластика на бретельках-шнурочках, а изготовитель её кожаных шортов бесстыдно экономил на материале. На физиономии мужчины появилось выражение умственного усилия.
— Э-э-э-эы-ы... Эйшет? — неуверенно спросил он хриплым голосом.
— Эйшет отпала ещё в «Летучем голландце»,— ответствовала дева.
— Кама? — снова рискнул мужчина.
Девица повела глазами, а её собеседник, не выдержав дольше, подставил голову под хлорированную струю, которую извергал лев Нептуна, и, судя по выражению на морде, вода уже одарила зверя препаскудной язвой желудка. Довольно долго слышно было только бульканье: Фанни усердно пытался погасить похмельный пожар.
— Это ж я, Эрос! — фыркнула девица, когда он наконец вынырнул.— Совсем крыша съехала, что ли?
У мужчины даже челюсть отвисла.
— Парень, да ты просто псих... — простонал он.
— Только не псих! Ты лучше Психею сюда не примешивай. Впрочем, я всегда чувствовал себя немного женственно, дорогой Фанес [3] ,— прибавил (прибавила?) Эрос, соблазнительно поводя бедрами.
— Нет, ты точно ненормальный.
— Ох, и кто это говорит! Тот самый, что в Сода-кафе всех пораспихивал, когда отплясывал пого.
3
Фанес (от греч.) «явленный» — в орфизме бог-демиург, родившийся из «серебристого яйца», созданного Хроносом-временем из эфира (воздуха). Первый царь богов. Он творит небо и землю, а также «другую землю» — Луну, одно из доклассических воплощений Эроса.
— Пого? — Фанес скривился, прижав палец к виску.
— Именно пого,— повторил Эрос, радостно ощерившись.— В бассейне с макаронами. Честно говоря, эффект был бы лучше, будь у тебя волосы подлиннее.
— Не знал, что тут есть бассейн с макаронами.
— С сегодняшнего дня есть.
— Ага... Где Загреус? — Фанес с подозрением огляделся.
— Последний раз я видел его в «Абсенте». Возможно, он до сих пор там пьёт.— Эрос оперся локтями о край фонтана. Вода с него лилась ручьями, но ему это, по всей видимости, никаких неудобств не доставляло.