Ангел для сестры
Шрифт:
– Три сто, – говорил мужчина в трубку, улыбаясь так широко, что казалось, его лицо сейчас лопнет. – Она прекрасна.
Интересно, мои родители разговаривали так же, когда я родилась? Готов ли был мой отец кричать всему миру о моем появлении на свет, считал ли мои пальчики на ручках и ножках, уверенный, что получит в сумме идеальное число? Целовала ли мама меня в макушку, не позволяя медсестре забирать меня? Или они просто отдали меня, потому что самое главное находилось между моим животом и плацентой?
Новоиспеченный
– Поздравляю, – сказала я. Мне хотелось кричать, чтобы он крепко обнял свою дочку, повесил луну над ее колыбелькой и написал ее имя на звездах, чтобы она никогда не поступила с ним так, как я поступала со своими родителями.
Я позвонила Джесси и попросила приехать за мной. Через двадцать минут он был у главного входа. К этому времени шерифу Стакхаусу уже сообщили, что я пропала, и он ждал меня на выходе.
– Анна, мама очень о тебе беспокоится. Она отослала сообщение твоему отцу. Он уже всю больницу перевернул вверх дном.
Я набрала побольше воздуха в легкие.
– Тогда скажите ему, что со мной все в порядке, – ответила я и юркнула в открытую дверь машины.
Джесси отъехал от тротуара и прикурил сигарету «Мерит», хотя я точно слышала, как он сказал маме, что бросил курить. Он врубил музыку на полную мощность и хлопал в такт ладонью по рулю. Когда машина свернула с трассы к выезду на Верхний Дерби, он сбросил скорость и выключил радио.
– Так что же все-таки произошло? У нее спустило колесо?
– Она вызвала папу с работы.
В нашей семье вызывать папу с работы считается страшным грехом. Его работа связана с чрезвычайными ситуациями. Что же должно было случиться такого, что сравнилось бы по важности с папиной работой?
– Последний раз она вызывала папу с работы, когда Кейт поставили диагноз, – сообщил Джесси.
– Прекрасно. – Я скрестила руки на груди. – Ты меня успокоил.
Джесси только улыбнулся и выпустил кольцо дыма.
– Добро пожаловать на сторону темных, сестренка.
Они влетели в дом, как ураган. Кейт даже не успела посмотреть на меня, как папа отправил ее наверх в нашу комнату. Мама со стуком поставила свою сумку, бросила рядом ключи, а потом подошла ко мне.
– Так. – Ее голос дрожал, как струна. – Что происходит?
Я прокашлялась.
– У меня есть адвокат.
– Ну, понятно. – Мама схватила трубку телефона и протянула мне. – Теперь избавься от него.
На это потребовалась уйма сил, но я умудрилась покачать головой и бросить трубку на диван.
– Анна, так ты мне помогаешь…
– Сара! – Голос моего отца рассек воздух и отбросил нас в стороны. – Думаю, нужно дать Анне возможность все объяснить. Мы ведь договорились, что дадим ей такую возможность, правда?
Я опустила голову.
– Я больше не хочу этого делать.
Мама снова завелась.
– Знаешь, Анна, я тоже не хочу. И Кейт не хочет. Но у нас нет выбора.
В том-то и дело, что у меня был выбор. Именно поэтому я все и затеяла.
Мама стояла надо мной.
– Ты пошла к адвокату и рассказала ему, что дело касается только тебя, но это не так. Это касается нас.
Папа взял ее за плечи и сжал. Потом присел передо мной, и я почувствовала запах дыма. Он уехал с одного пожара, чтобы попасть в другой. Мне было стыдно – но только из-за этого.
– Анна, солнышко! Мы знаем, ты думаешь, будто делала то, что должна.
– Я так не считаю, – перебила мама.
Папа закрыл глаза.
– Сара, черт возьми! Помолчи! – Потом он повернулся ко мне. – Мы можем поговорить? Только мы втроем, без адвоката?
От того, что он говорил, мне хотелось плакать. Но я знала, что так будет. Поэтому подняла подбородок, хотя слезы стекали по щекам.
– Папа, я не могу.
– Ради Бога, Анна! – опять вмешалась мама. – Ты хоть представляешь, чем это может закончиться?
Мое горло сжалось и не пропускало ни воздуха, ни слов извинения. «Меня никто не слышит», – подумала я и слишком поздно поняла, что сказала это вслух.
Мамины движения были настолько быстрыми, что я не заметила, как это получилось. Она довольно сильно ударила меня по лицу, и моя голова откинулась назад. На щеке остался отпечаток, который еще долго горел. Все знают: у знака позора пять пальцев.
Однажды, когда Кейт было восемь лет, а мне пять, мы поссорились, из-за того что не хотели жить в одной комнате. Джесси тогда еще занимал комнату в доме, и у нас не было выбора. Поэтому Кейт, будучи старше и умнее, решила разделить площадь пополам.
– Какую сторону ты выбираешь? – дипломатично спросила она. – Я разрешаю тебе выбрать.
Я выбрала ту, где стояла моя кровать. К тому же в эту половину, кроме моей кровати, попадали также ящик, где мы хранили своих кукол Барби, и полки с нашими красками, поделками и прочими полезными вещами. Кейт хотела подойти, чтобы взять маркер, но я остановила ее:
– Это моя половина.
– Тогда подай мне, – скомандовала она, и я дала ей красный маркер. Она влезла на письменный стол и потянулась к потолку.
– Как только мы это сделаем, – говорила она, – ты будешь на своей половине, а я – на своей. Правильно?
Я кивнула, желая этой сделки так же, как и она. В конце концов, мне доставались все хорошие игрушки. Кейт попросит меня нарушить границу раньше, чем я ее.
– Клянешься? – спросила она, и мы дали торжественную клятву, сцепив мизинцы.
Она провела неровную линию от потолка через стол, по коричневому ковру на полу и через тумбочку по противоположной стене опять до потолка. Потом отдала мне маркер.