Ангел-хранитель

Егорова Алина

– Вот это да! Настоящий шедевр – сердце так и замирает. Смотрела бы на него и смотрела как завороженная.

– Я так рад, что ты меня понимаешь, Лена! Ты умеешь ценить искусство.

– Да, умею. И хранить его я тоже умею. Ты говорил, что для меня тебе ничего не жалко. Отдай мне эту картину, я с нее пылинки сдувать буду!

Калинкин удивленно взглянул на Лену. Он хотел что-то произнести, но не смог – его плечи обхватили гибкие девичьи руки и притянули к себе. Он увидел перед собой два аквамарина ее глаз – таких пронзительно-нежных, они были очень близко, и Архип, робея, отпрянул назад. Аквамарины его не отпустили, они приковывали Архипа к себе. Он ощутил на своей щеке теплый поцелуй пухлых губ Лены и пошатнулся от растерянности. Она осыпала поцелуями его лицо и шею и, когда Архип был уже

близок к обмороку, поцеловала его в губы. Сколько длился этот поцелуй, Архип понять не мог, казалось, что он бесконечен, и он успел несколько раз провалиться в бездну. Придя в себя, он ощутил одновременно ужас и восторг – Лена сидела на его коленях. Глаза ее горели, на щеках выступил румянец – она была опьяняюще красивой. У Архипа заколотилось сердце, как у пойманного в силки воробья. Он испугался происходящего, он очень хотел, чтобы все поскорее закончилось, и вместе с тем, чтобы это продолжалось вечно.

Покупателя Лена нашла быстро. У ее дяди был знакомый, а у того знакомого – другой знакомый, о котором ходили слухи, что он на руку не совсем чист, имеет связи с уголовным миром и может свести человека с кем угодно, хоть с чертом лысым. Как раз последний Леночке и понадобился. Это с виду она была воздушной барышней, натуру же имела хваткую и практичную, когда надо, могла быть ласковой, а иногда – и суровой. Улыбнется, ресницами похлопает, скажет доброе слово – и все перед ней расстилаются. Расположить к себе людей Лена умела, когда видела цель. А цель у нее сейчас была – продать картину! Дело было деликатным, и распространяться о нем не следовало. Лена нашла подходящие слова, чтобы, не вдаваясь в подробности, попросить познакомить ее с нужным человеком.

Человек этот был неказист, мрачен и скуп на слова. Он молча взял полотно, рассмотрел его со всех сторон, поковырял пальцем и проделал еще какие-то манипуляции, понятные лишь посвященным. Назвал цену, и она не подлежала обсуждению. Цена Лене не понравилась, за полотно она рассчитывала выручить значительно больше. Девушка по обыкновению хотела было пустить в ход свое обаяние, но осеклась, наткнувшись на суровый взгляд покупателя. Она сразу сообразила, что торговаться не имеет смысла, а искать другого покупателя затруднительно. Лена скрепя сердце согласилась. «На безрыбье и рак рыба», – рассудила она.

В голове у нее перекроились уже готовые планы. С мечтами о норковом манто ей придется расстаться и с вожделенными лаковыми сапожками – тоже. Это далось ей нелегко – Лена уже считала эти вещи своими и теперь буквально отрывала их от сердца. Но ничего не поделаешь, все равно хоть какой-то навар остался. Но вот поездкой в Гагры поступиться ни в коем случае нельзя! В ней была вся ее надежда. Лена уже мысленно прогуливалась по вечерним набережным и пила прохладительные напитки на террасе с видом на море. Внизу шумел прибой, ветер играл широкими полями ее шляпы, а за столиком напротив нее сидел богатый благородный красавец-мужчина и смотрел на нее восхищенными глазами.

Будучи барышней домовитой, Лена прикидывала, как бы распорядиться капиталом с максимальной выгодой. После некоторых умозаключений она решила, на что потратит деньги. Поездка на юг была не просто развлечением, Лена рассматривала ее как способ найти для себя выгодную партию. Накупила летних платьев, приобрела бумажный зонт, модные босоножки, шляпку, не поскупилась на билет в купейный вагон, чтобы уже в дороге обеспечить себе приятное общество. Кто знает, может, попутчик окажется тем самым академиком, генералом, заслуженным деятелем искусств или дипломатом!

Лена чувствовала себя опустошенной, словно вместе с полотном она продала часть своей души. Возвращалась домой, как в полусне, совершенно забыв о предосторожности, о чем так беспокоилась совсем недавно. В сумке лежал заветный билет в Абхазию и крупная сумма денег, но, казалось, все это в одно мгновение потеряло смысл.

Дома никого не было. Лена посмотрела на пустую вешалку, не без удовольствия отметив, что мама ушла, скорее всего, к тете Вере. Переодевшись, она подошла к умывальнику и окатила холодной водой лицо. Подняла голову – из настенного потрескавшегося зеркала на нее с тоской смотрели измученные глаза. Сейчас для нее весь мир был немил, и самой себе она тоже казалась противной.

–

Гадина! Какая же ты гадина, – произнесла девушка.

На этом приступ самобичевания закончился. Лена пошарила в кладовке, где мать хранила припасы на черный день. Среди банок с крупой, мешочков и котомок она отыскала наполненную мутной жидкостью склянку. В другой раз, если бы Лене кто-нибудь предложил выпить самогона, она бы отказалась, презрительно морщась. Особенно не поздоровилось бы кавалеру, решившему ее угостить этим простецким напитком. Он как минимум попал бы к ней в немилость. Теперь же ей не перед кем было жеманничать, и выбирать тоже не приходилось – на душе было слишком тяжко, требовалось ее облегчить, а кроме самогона, в доме был только чай, но он в качестве антидепрессанта не годился. Лена щедро плеснула в металлическую кружку с незатейливой ромашкой на эмали специфически пахнущую жидкость. Зажмурилась и влила ее в себя большими глотками. Во рту сразу образовался пожар, к горлу подступила рвота. Она хлебнула воды, и ей стало немного лучше. Затем разделась и упала на кровать, чтобы провалиться в глубокий сон.

Всю ночь Лене снились кошмары. Тройка с картины неслась на нее, сбивая с ног. Лена падала в снег, который становился багряным от ее крови. Пыталась закричать, но сил не было, она беспомощно билась под копытами лошадей, пытаясь встать. Затем вдруг все исчезло, и ярко-голубое небо заволокла дьявольская тьма.

Утро продиралось лимонными лучами сквозь щели в льняных занавесках, оно пробежалось мурашками по коже, окатило ее прохладной свежестью. Лена проснулась с дурным осадком от этого сновидения, которое ей не удалось стряхнуть ни холодной струей воды, ни горячим чаем с яичницей. Память услужливо вернула ей вчерашний вечер, отчего Лене сделалось совсем скверно. Тревожные мысли не желали уходить, перечеркивая радость от предстоявшей ей «новой жизни». Не так она себе ее представляла, совсем не так!

Она не была романтичной барышней, идти на поводу у эмоций и предчувствий – не в ее правилах. Мир – не сентиментальный роман, а жесткая действительность, и, чтобы что-то получить в этом мире, нужно следовать расчету – трезвому и бескомпромиссному. Будучи прагматичной особой, Лена точно знала, чего она хочет. Цель ее была конкретной – стать богатой и жить в свое удовольствие.

2009 г. Швеция. Остров Синей Девы

Теплый влажный воздух, терпкий запах банного веника, стрекотание сверчков, гуканье какой-то птицы и тихий шелест воды… Алексей с трудом открыл глаза, и первое, что он увидел, было сливовое небо с редкими сизыми тучами, сквозь которые смотрела полная луна. Он лежал на каменистом берегу среди редкой сухой травы. Одежда на нем успела подсохнуть, но все же была еще влажной, в кроссовках хлюпало. Алексей приподнялся на локтях, кряхтя от боли в затекшей спине. Он снял кроссовки и носки и неровной походкой направился к воде. Его шатало, словно он находился на палубе идущей по волнам яхты, в голове шумел прибой. Приятная прохлада воды остудила ноги, и Алексей почувствовал себя немного лучше.

Ночь, берег моря, которому не видно конца. Ни маяка, ни какого-нибудь другого огонька, свидетельствующего о цивилизации в этих местах. Где он находится и что ему делать дальше, Алексей пока что не представлял. «Необитаемый остров? Слишком фантастично», – подумал он. Логика подсказывала Суржикову, что он где-то в Швеции. «Графчик» шел в шведских водах, и если он добрался до берега, то это могла быть только Швеция.

К Алексею постепенно возвращалась память. Сначала вспомнились фрагменты бури: гроза, сильный ветер; Малыгин материт погоду и команду; девки в страхе мечутся и только всем мешают; Димка старательно выполняет приказы: пытается разорваться и одновременно закрыть фор-люк и подать крюки; они с Фианитовым откачивают воду… Потом он оказывается за бортом. Высокие волны накрывают его с головой, яхта где-то далеко, ее почти не видно. Алексей тысячу раз мысленно поблагодарил капитана за то, что он заставил ребят, и его в том числе, надеть спасательные жилеты. Василич нудил и не отставал от них, пока Суржиков не облачился в жилет. Это было камнем преткновения: все команды капитана Алексей выполнял, а вот спасательным жилетом пренебрегал, и, будь они в своей акватории, у родных берегов, он ни за что его не нацепил бы.