Ангел-хранитель
Шрифт:
Жену свою, Люсеньку, Алексей очень любил и готов был любить и терпеть ее маму. Он надеялся обустроиться, вступить в кооператив и зажить своей семьей в отдельной квартире. Но все как-то не получалось: то зарплату не поднимали, то в стране начались экономические волнения, воцарилась нестабильность. Почти до сорока лет он дожил, дочь вырастил, к жене охладел, а с тещей расстаться – ну никак не удавалось! Светлана Ильинична уехала лишь год тому назад. Она поселилась в квартире своей покойной сестры, но не оставляла Суржиковых в покое, регулярно нанося визиты в «свой родной дом».
– Что-то
– Да, на работе, – ответил Алексей ровным голосом. Ему меньше всего хотелось вступать в дискуссию, но это было неизбежно.
– Ага. По девкам шлялся. Люська! Твой муж – бабник! Болтается неизвестно где, является домой, когда ему вздумается, словно так и надо!
Справедливости ради стоит заметить, что Светлана Ильинична отчасти была права. Суржиков едва ли походил на святого и жене изменял регулярно. Но сегодня он действительно задержался на работе.
Людмила Суржикова обладала на редкость покладистым характером. О похождениях мужа она знала, но предпочитала закрывать на них глаза, хоть это ее и задевало. Люся была из тех женщин, для которых муж – единственный, данный Богом на всю жизнь. Она кривила душой: в Бога Люся не верила, просто боялась остаться одна. Так что, хоть муж у нее плохонький, зато свой. Она придерживалась того мнения, что не стоит будить лихо, пока оно тихо, и скандалов неверному мужу не устраивала. Но ее мама постоянно все портила и взвинчивала и без того неблагоприятную атмосферу в их доме.
Алексей заметил, что в последнее время с его женой что-то происходит. Она стала задумчивой, чаще задерживалась после работы и словно что-то собиралась ему сказать, но никак не решалась.
«Завела бы себе любовника, что ли», – думал он. При этом Алексей не допускал мысли, что у Людмилы может кто-то появиться на стороне. Он, как любой самоуверенный мужчина, считал, что лучше него мужа и быть не может. Людмилу он давно разлюбил, он относился к ней с обычным человеческим сочувствием и молча нес крест взятых когда-то им на себя обязательств.
Хотелось получить свободу. Свободу выбора, свободу от обязательств, свободу выбора несвободы! Хотелось невозможного – жить в двух параллельных мирах, а еще лучше – в трех. Чтобы в одном оставалось все по-прежнему: Люся с ее кактусами, квартирка-живопырка и теща, будь она неладна; в другом – Ларка с сияющими влюбленными глазами. Чтобы она всегда на него вот так смотрела и была до невозможности трогательной. Хотелось помимо семьи иметь еще и любовь. Что же поделать, если одно с другим больше не совпадает? Не отказываться же теперь от личного счастья, раз уж все так сложилось! А третий мир он оставил бы лично для себя. Чтобы было куда спрятаться, когда ему все окончательно надоест.
Людмила не хотела отпускать мужа в поход на яхте. Не потому, что она предчувствовала беду. Всякий раз, когда Алексей отправлялся в развлекательные поездки, Люда переживала, думала, что он отдалится от нее еще больше. Муж ее с собой не брал. Он считал, что супругам необходимо иногда отдыхать друг от друга. Людмила его точку зрения не разделяла: будь ее воля, она бы привязала Алексея к колышку и
Подруги, замотанные бытом, говорили: радуйся! Можно на время забыть про кастрюли, мытье полов, неглаженные рубашки и заняться собой. Сходи, мол, куда-нибудь, купи абонемент в фитнес-клуб и наслаждайся жизнью. Легко сказать, наслаждайся! А если она отвыкла жить своей жизнью и полностью приросла к Алексею? Любви к мужу нет, но есть глубокая привязанность, что с ней прикажете делать? Переключиться на кого-нибудь другого? Так ведь не на кого. Дочка не по годам самостоятельная, живет отдельно и в помощи не нуждается. Позаботиться о маме? Так она о ней не забывает, и мама, слава богу, пока еще вполне здорова. Как, оказывается, трудно посвятить время самой себе, когда не умеешь этого делать! Люся все время отодвигала себя на задний план, считала, что главное – семья. Важно, чтобы муж был доволен, дочка ни в чем не нуждалась, в доме царили мир и уют, а она, хозяйка этого дома, обойдется малым. Так, незаметно, Люся растворилась в заботе о близких и потеряла себя.
После работы ее встречала пустая квартира, и в выходные дни эта пустота угнетала ее особенно сильно. Надо бы куда-нибудь выбраться, но куда? Банальный шопинг ее раздражал, с мамой они уже дважды виделась на неделе и в третий раз не очень-то хотелось, дочь умотала со своим другом за город. Разве что навестить подруг? Так это тоже не очень-то разнообразит жизнь – ну, сядут они под вечер на кухне за бутылкой вина, обсудят мужей, детей – и все, по домам.
Приглашение на встречу выпускников пришлось как нельзя кстати, но Людмила не сразу согласилась поучаствовать. Она сомневалась: все-таки прошло больше двадцати лет после школы, она сильно постарела, стала некрасивой – уже не той тонкой и звонкой девочкой с кудряшками, какой ее помнили одноклассники.
– Обязательно сходи, – убеждала подруга. – И не сомневайся, ты отлично выглядишь!
– Ну да, отлично! Седина на висках, морщины…
– Не морщины, а морщинки. И если о своей седине ты сама всем не будешь рассказывать, никто о ней и не узнает. Подкрасишь корни, сделаешь прическу и макияж и будешь самой красивой.
Людмила, волнуясь, шла по старым школьным коридорам. Кажется, когда она здесь училась, стены были грязно-голубыми, а теперь они стали цвета ванили в яркий цветочек. Эта боевая раскраска смотрелась очень задорно, во всяком случае, тоску она не наводила.
В последний раз Люся виделась со своими одноклассниками через год после окончания школы. Потом всех закружила взрослая жизнь, и таких грандиозных встреч никто не устраивал. Для нынешнего вечера имелся серьезный повод – провожали на пенсию их классного руководителя, Викторию Михайловну. Подумать только, какие же они старые! Виктория Михайловна в те годы, когда ее назначили курировать их седьмой «А», была совсем девчонкой, а теперь вот она уходит на заслуженный отдых. Люся не представляла себе их любимую Викторию Михайловну пенсионеркой. Она для всех них навсегда останется молодой и красивой.