Ангел из авоськи
Шрифт:
Я разозлилась чертовски и ответила:
— Сама купила, заработала. Теперь секретарем у писателя работаю, — тут же, не запнувшись, соврала я.
Егоровна вдруг вскочила, залезла в сверкающий белизной высоченный, но какой-то узкий холодильник и достала оттуда разные нарезки: рыбу, ветчину, колбасу копченую… Тут же объяснила свою щедрость:
— Аленушка их, эти резки, не любит. Я накупила, удобно, все изделано, нарезано, вкуснятина… А она не хочет, вот все и лежит. Ты ешь, ешь, вкусно. И я с тобой поем за компанию, одной-то — тоска. — И две слезинки выкатились из
Мне стало жаль Егоровну. Не сладкая, видно, у нее жизнь. Теперь получается, Алена — хозяйка и к тому же, видно, крепкий орешек. Ну нет, я не дамся. Что-нибудь да придумаю. Да и придумывать много не надо.
И полился мой рассказ и о Ницце, где я только что отдыхала с дедом, который меня разыскал на старости лет в Славинске, и что… теперь дед улетел в Америку на неделю, а я решила, пока его нет, поискать старых знакомых, погулять и осмотреться.
Моя благодарная слушательница вскочила со стула и сказала:
— Я счас, ты подожди тут… — И убежала.
Как я поняла, к Алене. Проняла я старую. И осталась ждать своей участи. Буду держаться нагло, жизнь меня уже многому научила.
И вот в кухонном дверном проеме появляется бабкина седая голова, и глаза ее мне подмигивают, подмаргивают:
— Я девчонкам про тебя сказала, они хотят на тебя посмотреть. Там еще подружка Аленкина.
У бабки наморщилось личико, видно, подружка не из ее любимиц…
Я нахально шагнула в комнату, куда мне приоткрыла дверь бабка, сама тут же испарившись. Рюкзак! Он остался на кухне, но не думаю, что старуху заинтересуют какие-то папки с бумагами, а уж что она в рюкзак полезет — к гадалке не ходи!
В огромной комнате на ковре и подушках сидели две девицы. Одну из них я признала. Это была Алена, повзрослевшая, но не похорошевшая, зато вторая — красавица. Да ведь я ее видела, в Ницце, вернее, в том местечке, куда ездила письмо передавать! С тем мужиком, которого потом убили и с которым «мой двоюродный дедушка» имел какие-то тайные дела, но убийство все испортило! Да вот она, эта девица, и убила! Скорее всего, она только-только приехала с… цинковым гробиком своего любовника. Бедная девка!
По глазам ее я увидела, что и она меня узнала! Наконец я первая заставила себя улыбнуться и сказала:
— Мы все, кажется, знакомы…
Алена вскинулась:
— Как это? Я тебя еле-еле вспомнила, но откуда тебе знать Тинатин?
Она была возмущена моим нахальством! Но Тинатин не собиралась ссориться.
— Да, я вас помню, — томно и гортанно произнесла она, — по Сан-Максим… — она явно что-то хотела добавить, но остановила себя и обернулась к обалдевшей Алене: — Представь, мы виделись с этой дамой (Тинатин была до такой степени светской, что у меня скулы свело, ну ничего, я научу их «родину любить!» — как говаривал мой папаня, когда собирался кого-нибудь «тронуть») во Франции, совсем недавно…
Тут вступила я:
— Я была там с дедом, который давно обещал мне показать Лазурный Берег. И так сложилось, что у него были там дела и он взял меня с собой.
Алена не произносила ни слова, только водила глазами — с меня на Тинатин и обратно.
— Ваш дедушка, — медленно, видимо, все еще раздумывая, сказать или нет, произнесла Тинатин, — ваш дедушка имел некоторое отношение к моему приятелю? Которого… — тут ее прекрасные глаза наполнились слезами, и она замолчала, подавляя их. Наконец она справилась с собой и продолжила: — Мой Родик что-то был должен то ли взять у вашего дедушки, то ли отдать, он как-то неясно выразился.
(«Ага, подслушивала, — подумала я, — или Родя твой проболтался. Я-то знаю, что они, старик и Родя, не встречались. Я была посыльным».) Но что старый потрох собирался что-то этому Роде продать, это, по-моему, так! Он торопил меня договориться с Родей и обещал денег и отправить куда-нибудь, чтобы никогда меня не видеть! Но дело лопнуло из-за неожиданной гибели Роди. Старик был зол и молчал всю дорогу. И в Москве молчал, только запирал меня и хотел наверняка поскорее от меня избавиться, понятно — как.
— Мне кажется, я почти уверена, что ваш дед ничего не отдал и не взял… Потому что Родя говорил — после вечеринки… Она только началась и…
Тинатин опять было пустилась в слезы, но быстро их стерла, они явно мешали ей. Наконец прорезалась Алена:
— Как бы то ни было, но все очень увлекательно и таинственно. Верно, Тин?
А я не знала, как быть мне — я должна, обязана остаться у них ночевать! И никаких гвоздей! Но как? Ведь есть же квартира «деда»? Который, хотя и улетел в Америку, но внучку-то из дома не выкинул? Так? Вот это и надо объяснить, а остальное — потом, после.
— В крайнем случае, — встряла я, — прилетит мой дед из Сан-Франциско и можно у него напрямую спросить, что должен был передать ему ваш (поклон в сторону Тинки) Родя. Дед-то пока жив и уж не такой злодей…
Я по-доброму рассмеялась, показывая тем, что характер у старикана моего — дерьмо, но сам по себе он человек хороший.
Девицы замерли. И только Алена прорвалась все-таки с вопросом:
— А зачем он в Америку полетел?..
— Да кто ж его знает, думаете, он мне все говорит? — беспечно откликнулась я. — Нужда какая-то, так он сам сказал. Я просилась, он не взял, сказал — еще сто раз там побудешь, надоест. Велел мне ехать к какому-то его приятелю и пожить у того, такого же древнюги, как и он. А я вот… — И развела руками. — Я ведь давно, Алена, нашла твой адрес и телефон, хотелось все прийти посмотреть, как вы тут живете, да все с дедом и с дедом… Он меня в Славинске разыскал. Двоюродный. Но лучше родного!
Я почувствовала, что вот теперь надо замолчать и никаких просьб, типа «а можно я у вас переночую, а можно мне, а можно»… Нельзя. Нельзя мне теперь, после всего что я наворотила, клянчить.
Я заметила, как Тинка легонько коснулась Алениной руки и пошла к двери, сказав:
— Что это мы сидим на сухую?
Алена вскочила. Ясное дело — пошли советоваться насчет меня! Вполне естественно, я ведь свалилась как снег на голову и сильно их заинтересовала! Я же соображаю.
Они прикатили столик с напитками и фруктами, и Алена, садясь на подушку, сказала: