Ангел из авоськи
Шрифт:
Казиев прямиком вез девицу к себе домой. Но Тинка-то этого не знала и все время подсказывала ему повороты и светофоры. Ей вовсе не хотелось выглядеть перед этим господином вахлачкой, только что слезшей с дерева. Родя как-то показал его ей и сообщил, что это великий режиссер Тим Казиев и его, Роди, друг. Но возможно, сам Родя станет его соперником в кино — снимет такой фильм, что все качнутся. Как только она стала Родиной любовницей, он ее предупредил: «Никаких киношных надежд! Ты — моя женщина, а это, поверь, больше, чем актриска, потеющая под софитами, уверяю». Тинке до страсти хотелось сниматься в кино! При ее-то красоте!
Тинка выпрямила спинку, груди сами пошли вперед, в глубокий вырез маечки, незаметно сдвинула алый беретон назад, чтоб были хорошо видны кудри, и томно попросила сигарету.
Казиев повернул к ней хищное лицо и улыбнулся белоснежными острыми зубами («Наверно, фарфор», — подумала Тинка) и ласково-гортанно — ни у кого такого голоса не слышала! — спросил:
— Ребенок уже курит?
Тинка приняла игру. Она уже знала, что мужчины в возрасте очень любят, чтобы она строила из себя девочку-сопелочку лет тринадцати. Всем мужикам нужна Лолита, помешались прямо! Жаль, что никто из них даже близко не похож на актера Джереми Айронса, тому бы Тинка дала за просто так.
— Уже курю, я взрослая, — нарочито капризно ответила она и заметила, как сверкнули глаза у этого Казиева.
Ну ничего, посверкай, посверкай! Скоро она будет дома, у девчонок, и они все обсудят. А вот в следующий раз… Что «следующий» будет, Тинка не сомневалась. Поэтому когда они подъехали к высотке на Восстания, она удивилась. Потом поняла — приволок к себе.
— А где это мы? Я задумалась и — здрасьте, — проскулила она опять в манере нимфетки. — Меня ждут дома. Мы обедаем именно в это время.
Послушная девочка из приличной семьи.
Казиев рассмеялся нехорошим смехом. Наглым. Нахальным. Очень обидным. Тинка чуть слезу не пустила. Он тут же сменил пластинку.
— Тинатин, дорогая, я вовсе не хотел вас обидеть! Наоборот! Я хочу доставить вам массу удовольствий, какие вы только захотите. Хорошо, мы поедем к вам домой на обед, я согласен. Я, конечно, обязан был предупредить вас, что должен быть в это время дома, меня ждет один очень важный звонок! Но если уж так — пусть подождет. Понимаете… Впрочем, это долгий и серьезный разговор и говорить надо не наспех, в машине… А у меня, кстати, тоже готов обед, и смею заверить, — неплохой, хотя и сам его готовил (врет)! Мы можем пообедать у меня, а вашим домашним позвоним… Как? Конечно, если возможно являться в незнакомый дом без приглашения… Но это мы как-нибудь устроим, верно?
Обедать у Алены Тинка вовсе не жаждала, Егоровна опять наварит щей и нажарит котлет. И она согласилась отобедать у Казиева.
Квартира была огромная. Тинка, конечно, не разбиралась в стилях, но как-то чутьем поняла, что обстановка старинная. Новомодными были: огромный телевизор-плазма, ноутбук на столе и, видимо, домашний кинотеатр, Тинка точно не знала, как он выглядит. Ну не караоке же?! И еще — на высоких, узких окнах золотистая, невесомая кисея. Тинка умостилась в глубоком кресле. Насколько велика квартира, она понять не могла. Голос Казиева доносился, как из недр, он кричал, что ванная и все
Когда она вышла, свеженькая, умытая, с гладко расчесанными по плечам волнами черных волос, Казиев, несший что-то в огромном казане, даже остановился.
— Какое же чудо у меня сегодня в гостях! Я и не чаял… — И он пропустил Тинку вперед, направив ее в гостиную.
Эта комната была еще страшнее, чем первая. Огромный стол, огромные стулья темного дерева, вазоны на полу с искусственными цветами, черт его знает, еще что. На полу лежал толстый ковер темного же цвета. И вообще здесь от прямо-таки зловещей тьмы становилось плохо.
Казиев понял состояние Тинки.
— Досталось так от родителей, — врал он. Дали им с Улитой эту квартиру — больше, конечно, Тиму, после того как здесь перемерли все старые ее обитатели-актеры без наследников. Дали со всеми причиндалами, а заплатили они с Улитой вместе какую-то смешную сумму. Вот так было на самом деле). — Сначала не хотелось ничего менять, потом привык, часто уезжал, некогда было заниматься домом, «моя дама» предпочитала жить у маман… А вот теперь я думаю, если суждено мне еще раз ввести в свой дом хозяйку, пусть она здесь хоть стены переносит, буду только рад…
Тинка подумала (но не сказала, конечно!), что «старуха» — Улита могла бы за их совместную жизнь хоть что-нибудь поменять. Как будто и не жила здесь никогда никакая женщина! А Улита ненавидела эту квартиру. И всякое свободное время проводила в маминой квартире, с мамой, как будто не надеясь на долгую счастливую жизнь с Казиевым. Так оно и вышло.
На обед был плов в казане. Казиев походя сказал, что предки его с Востока и рецепт плова, уже еле видимый на бумажке, хранится как реликвия. Плов был вкуснющий! Особенно после Егоровниных диетических «разносолов»! На столе стояли блюда с овощами, фруктами, в розетках — икра, маслины, мидии, и чего только не было на этом столе! И выпивка. И джин, и французское сухое…
Тинка и не помышляла, что попадет на такое изобилие. Наелась она, как говорится, от пуза, даже выпивать не хотелось. И не заметила, как за столом задремала. Очнулась в другой комнате — на широченной кровати, прикрытая пушистым пледом. Горел только светильник в виде какой-то диковинной птицы, и никого, кроме нее, не было. «Ну и хорошо», — подумала она, завернувшись в плед и свернувшись клубочком.
В комнату тихо вошел Казиев, с бутылкой вина и блюдом фруктов. Поставил все это на маленький столик у кровати, сам же сел на край и легонько тронул Тинку за белоснежное плечико, высунувшееся из-под пледа… Она не пошевелилась. Тогда он уже более серьезно потряс ее. Тут ей ничего не осталось, как открыть глаза и сделать вид, что она только-только проснулась и пока еще не понимает, где находится…
Казиев сладко, что совсем не подходило его гортанному голосу, произнес:
— Выспалась? Я отнес тебя сюда, так ты даже не шелохнулась, пора подкрепиться, дитя мое…
После такого обеда Тинку воротило от этих бананов, ананасов, груш… Тем более от вина.
— Я не хочу ничего, — заявила она капризно, — можно мне немножко еще поспать?..
— Нет, моя прелесть, иначе я умру от восторга и желания! — прошептал Казиев, и глаза его превратились в фары автомобиля, который наедет на тебя, ни минуты не раздумывая, потому что — машина.