Ангел из Галилеи
Шрифт:
Дверь одного из домов приоткрылась, и какая-то тетка высунула голову, обнюхивая воздух, словно мышка, которая хочет удостовериться в отсутствии кота. Она поглядела на джип, узнала Марухиту де Пелаэс и подошла к ней, закутавшись в шаль с заговорщическим видом.
— Что ты делаешь на улице, милая? — торопливо спросила она, широко раскрыв глаза. — Лучше тебе идти к себе домой, здесь очень скверно.
— Мы идем к Аре, — ответила ей Марухита.
— Не ходите туда, там никого нет. Все убежали на гору.
— Что здесь произошло? — вмешалась я, но сеньора меня не
— Пойдем, — сказала Офелия. — Нам тут нечего делать. Вернемся в город.
— Пока нет, — возразила я, полная решимости любой ценой добраться до розового дома, потому что была уверена, что смогу найти там моего ангела. Я знала, что беспорядки в квартале происходили из-за него, и собиралась забрать ангела к себе, хотя бы на какое-то время, пока пройдет опасность.
— Не делай этого, — посоветовала мне Офелия. — Ситуация здесь не наладится за несколько дней, а что будет с тобой, когда развеется наваждение?
С болезненной откровенностью я ответила, что это не временное наваждение, а любовь на всю жизнь, но, по мере того как мы поднимались по склону Нижнего квартала, покинутого даже собаками, где не осталось ни одного целого стекла, я чувствовала, что меня все больше пригибает к земле, словно я тащу на спине гигантский мешок. «Это меня угнетает непомерный груз моей странной любви, — призналась я сама себе, — и не знаю, сколько еще я буду в состоянии нести его».
Придя в дом Ары, мы увидели, что дверь распахнута и хлопает от порывов ветра.
— Ара? Сеньора Ара!
Никто не ответил, но нам показалось, что мы услышали внутри легкие шаги, словно принадлежащие ребенку или гному.
— Орландо? Орландо!
Никакого ответа.
— Именем всемогущего Бога! — театральным голосом закричала Офелия. — Если там кто-то есть, скажи, кто ты.
Опять молчание. Теперь и шаги перестали звучать, так что мы шагнули в наполненный тенями дом, осторожно обходя большие темные предметы. Пахло остывшей печкой, радио было выключено, из-за чего в воздухе повисла необычная тишина.
Как и предсказала знакомая Марухиты, внутри мы не встретили ни души. Патио, корыто, койка Ары — раньше все это было наполнено для меня его присутствием, а теперь вещи застыли передо мной неуклюжие и бесполезные, словно смирившиеся с тем, что их покинули.
— А шаги? — спросила Офелия. — Если тут никого нет, чьи шажки мы слышали?
— Воспоминаний, которые сбежали через окно, — ответила я, и мне показалось, что именно в этот конкретный момент заканчивается мое короткое и насыщенное прошлое с ангелом и начинается длинное и пресное настоящее без него. Пустота грызла меня изнутри, но в то же время, если быть честной, на самом деле я испытывала тайное облегчение, и мозги у меня сразу немного прочистились.
Я на ощупь добралась до ящика с тетрадями, полная решимости присвоить их, забрать с собой, потому что они принадлежали мне, они были написаны для меня, несли память о моей любви. Я буду хранить их у себя дома до тех пор, пока не смогу опубликовать, я буду читать их каждую ночь, чтобы понять значение каждого слова, сказанного
Мои руки легли на замок — он был открыт. Я подняла крышку и стала шарить внутри, ощупывая черное пространство, но ничего не нашла. Пядь за пядью пальцы проходили сквозь пустоту, каждый нерв был напряжен, уже потеряв надежду прикоснуться к бумаге. Ничего. Чтобы окончательно убедиться, я проделала все еще раз с точно таким же результатом — ничего.
В отчаянии я села на крышку, пытаясь осознать случившееся: записи украли и в этот самый момент неподалеку отсюда падре Бенито, наверное, сжигает на костре пятьдесят три тетради, а может, усатый полицейский, составив протокол, отправляет их в участок, расценив как подрывной материал. Так что я предалась самобичеванию, ухватившись за свое чувство вины, словно за плеть-семихвостку. Почему я не увезла их раньше? Только мне, мне одной повезло натолкнуться на подобное сокровище, и я не позаботилась о нем, пренебрегла им, будто мне дано находить такие чудеса на каждом углу.
Итак, тетрадей больше нет, словно они были выдумкой и никогда не существовали. Как не существовало ни жителей квартала, ни ангела, ни Орландо, ни совета. Персонажи и события последней недели моей жизни исчезли, как рассыпается чудесная картинка, на краткий миг сложившаяся в калейдоскопе, как невольно стирается текст из памяти компьютера, если нажать не на ту клавишу.
Мы вернулись в джип Гарри, но казалось, кто-то побывал, какой-то сумасшедший дворник, сметающий все на своем пути. Марухиты де Пелаэс в машине не было. Может, она испугалась? Может, убежала домой, чтобы покормить животных? Может, ее увезла полиция?
Сначала мы робко звали ее, и крики наши неслись вверх по улице и возвращались, преследуемые собственным эхом, мы вновь звали ее жалкими голосами. Но никто нам так и не ответил. Мы хотели спросить о ней у сеньоры в шали, но та не отворила нам дверь. Так, видно, было суждено: в тот день Галилея отказалась открыться мне.
Придя в «Звезду», я уже мало на что надеялась, точно зная, что вирус распространился повсюду. И не ошиблась. Я нашла лавку запертой на замок. Из-за того, что окна ее были наглухо закрыты ставнями, она изменилась до неузнаваемости, словно потеряла свое лицо. Я стала толкать дверь, хотя знала, что ответа не получу.
Возвратившись в машину, я заметила на полу что-то синее и наклонилась, чтобы поднять то, что там лежало. Это был бархатный плащ, только он и пожелал остаться, стать исключением, подтверждающим общее правило моего миража.
Я пошла по улице, держа плащ в руке. Начал накрапывать дождь. И я обрадовалась спасительным каплям, падавшим на раскаленные угли моей тоски. Что приходит с водой, с водой и уходит, сказала я себе, и пустой отзвук пословицы вдруг дал мне объяснение.
Внизу за моей спиной расстилался город, с такого расстояния казавшийся онемевшим и умиротворенным, а передо мной поднимался непроницаемый, окутанный клочьями тумана склон, который, возможно, прятал и охранял моего ангела, его людей и его историю, которая за эту бесконечную неделю стала и моей тоже.