Ангел из Галилеи
Шрифт:
— А кто сказал, что он не старше меня на четыре или пять тысяч лет? Кто может посчитать возраст ангела?
— Прецедента не было, — вздохнула Офелия.
Стрелки часов перевалили за десять, и мы уже распрощались в дверях, когда она вдруг вернулась. Я подумала, что она забыла пальто или еще что-то, но нет, она вновь уселась в кресло.
— В чем дело? — спросила я.
— Дело в том, что мы обошли молчанием худшее. Слушай, сядь, лучше уж вывалить все за один раз.
Я приготовилась слушать, словно человек, который открывает рот
— Я уже говорила тебе, но напомню еще раз. Реабилитация, если мы ее добьемся, а сейчас мне кажется, что мы сможем чего-то добиться, приведет к тому, что твой ангел превратится в человека. Даже слишком, понимаешь? Этот его кристально чистый взгляд станет мутным. Я тебя предупреждаю.
VI. Великий Уриил, отверженный ангел
~~~
Жизнь вертит нами по-своему и как ей придет охота, и сколько бы мы ни пытались строить планы и предвосхищать события, она сама все решает за нас. В то воскресенье в три часа дня мне это было наглядно продемонстрировано.
В назначенный час мы договорились встретиться в приюте, мы — это Ара, Офелия и я. Я должна была приехать на джипе Гарри, чтобы отвезти ангела обратно в Галилею, в случае если донья Ара будет требовать выполнения условий, которые она назвала, когда согласилась оставить его. В любом случае, мы с Офелией собирались предложить ей устроить ее сына на несколько месяцев на лечение. На самом деле я не была в восторге от этой идеи, а Офелия еще меньше моего, но мы обе чувствовали, что правильным будет, если мы отдадим матери право принять решение.
Я опоздала и появилась на месте около двадцати минут четвертого, потому что поздно вышла из парикмахерской, где мне делали масляную маску, подравнивали и подкрашивали концы и проводили еще массу всяческих манипуляций с моими волосами, которые требуют от меня больше внимания и времени, чем неразумное дитя. Или неразумный жених — наверное, в данном случае будет правильным сказать так.
Добравшись до приюта, я не обнаружила там Ары, и это было первым признаком, в тот момент мной не оцененным, того, что реальность начала отклоняться от намеченного мной курса. Офелия подошла ко мне, цокая каблуками по прежде уже упоминавшимся плиткам — тем, о которых я говорила, что они скрывали в своем рисунке ключ к безумию, — и еще издалека я заметила волнение Офелии, ее лицо, будто сошедшее с древнего медальона, было озабоченным.
— Он ушел, — сказала она мне.
— Кто ушел?
— Ангел. Сегодня на рассвете или вчера ночью. Он исчез.
— Как?
— Никто не знает как. Это заведение очень хорошо охраняется, двери надежно заперты, выйти отсюда без разрешения непросто, скажем так, теоретически это невыполнимо. Но ему удалось. В семь утра дежурная медсестра обнаружила, что его нет. Она подняла переполох, искали его везде, даже на крыше, но впустую. Мы ничего о нем не знаем.
— Этого не может
— Успокойся. У тебя есть джип? Давай поедем поищем, он не может быть далеко. Мы уже позвонили в полицию и целое утро ведем поиски, но пешком это делать бессмысленно. На джипе будет легче.
— Как получилось, что ты не предупредила меня раньше? Кто знает, где он сейчас или что с ним случилось, ведь он уже много часов бродит один. Боже мой, прости меня, это из-за меня, ну почему я всегда во всем виновата?
— Я сама узнала обо всем около восьми и немедленно приехала. Я много раз звонила тебе, но ты…
— Да, конечно, я, как нарочно, совсем рано уехала кататься на велосипеде. Пойдем. Не будем терять времени. Ты понимаешь? — сказала я подавленно. — Это словно найти иголку в стоге сена. Или достать перстень со дна мор… А почему бы и нет? Ты можешь, Офелия! — Меня неожиданно захлестнула волна оптимизма, который передался Офелии. — Ты делала это раньше, сможешь сделать снова…
Мы вдвоем как ненормальные вылетели из приюта и начали кружить по окрестным улицам, спрашивая в каждой закусочной, на каждой парковке, в автосервисах, в будках мгновенной фотографии и в захудалых пансионах. Мы искали его, рискуя собственной шкурой, в мрачных притонах на улице Картучо; каждый раз, натыкаясь на человека, валяющегося на тротуаре в куче тряпья, мы проверяли, не он ли это. Мое горе было велико, но оно представлялось мне несопоставимым с горем Ары: ведь она искала его семнадцать лет, по много раз проходя по тем же самым улицам, погруженная в гораздо большую тоску, но ее влекла вперед надежда, хоть и все более слабая.
Мы сильно нервничали, и я вдруг начала неостановимо и бессвязно болтать, то и дело повторяя, что этот день был несчастливым для меня.
— Едва поднявшись, — рассказала я Офелии, — я пошла насыпать корма канарейке Гарри и, представь себе, обнаружила ее мертвой.
— Мертвой?
— Мертвой. Лежит в клетке лапками кверху, уже совсем окоченела. Гарри подумает, что я ее не кормила или, наоборот, перекармливала. Какой стыд!
— Купи другую и подмени, он и не догадается.
— Думаешь?
— Все канарейки одинаковы. Кроме того, не беспокойся, ведь на самом деле это хорошая примета. Брось птичку в канализацию и забудь об этом, ведь ничто не может так сильно отпугивать удачу, чем запертая в клетке канарейка.
Мой ангел испарился, не оставив и следа. Жадный город поглотил его, завернул в свое грязное покрывало, и мы уже не знали, что еще сделать, чтобы вернуть ангела. Сколько шансов выжить есть у ангела Божьего в чудовищной Боготе, где на каждом углу навалены кучи мусора, а на пустырях можно обнаружить трупы неизвестных. Один из десяти, возможно, или один из ста.