Ангел Маруся
Шрифт:
У меня дома помыли пол, отправили в тёмное нутро пылесоса всю пыль, до которой достали, занавесили зеркала. Не посмотришься. Пахнет едой, приготовленной с желанием и умением. Вот с этим у меня всегда были проблемы. Не получалось сделать из еды культа. Не хватало времени. И любви. Не получалось у меня жить тщательно. Всё как-то взахлеб. Враздрызг. Как мне сказать им теперь? Что люблю…
Люблю дочь, потихоньку слушающую новый диск с заводными песенками, мужа Остапа, мучительно подбирающего галстук к завтрашнему печальному событию, свекровь, за всех хлопочущую на кухне и старающуюся хотя бы приблизительно прикинуть необходимое количество порций. Порций понадобится много, мама. Придут все.
Все и пришли. Даже те,
Многие тётушки плакали, жалели меня. И себя. И всех нас. Вот это напрасно, жалость — самый короткий путь на помойку. Вокруг столько возможностей, их просто нужно увидеть. И не бояться. Чья-то маленькая девочка всё спрашивала, как на небо попадают — по лесенке или на крыльях. Это моя тема обсуждалась. На небо, значит. Спасибо за доверие. Наверное, существовали и другие версии моих последующих блужданий по Вселенной, но, видимо, только в отдельно взятых молчащих головах.
Ну вот, получается всё неплохо, даже красиво — грустные тихие люди в строгих одеждах посередине солнечной золотой осени, сорящей кленовыми листами, и цветы, цветы. Всякие. Кто-то даже принес сирень. Я так её люблю.
Моя семья, сбившаяся в тесную кучку, не разъединить… Давайте прощаться.
Я выглядела вполне достойно — спокойное, нездешнее лицо почти без грима, с подобающей случаю бледностью. Визажист был хороший, обошлось без весёленьких щёчек Марфушечки-душечки. Красиво ухожу. Ну и слова говорили такие хорошие, заслушаешься! Даже в какой-то момент захотелось сесть в этом неудобном деревянном ящике, бросить на землю всё, что насовали мне в руки и крикнуть ОСТАЮСЬ!
«Ну что вы так нервничаете? Лежите, лежите…».
13
Я люблю проснуться рано утром, когда ещё все спят, и в плотной серо-синей тишине обдумать в спокойной приятности планы на день, а потом заснуть снова — до будильника. День, как правило, все эти замечательные планы разрушает и переворачивает, а вечер примиряет и день, и утро, заворачивая новые надежды в теплые пелёнки ночи. Теперь мне нет нужды мечтать или надеяться — всё сбылось. Сбылось и плохое, и хорошее, всё состоялось, исправлению не подлежит.
На званом ужине после расставания, как водится, поначалу царила торжественно-печальная атмосфера, потом мужички, как следует махнувшие водочки с устатку и от нервности, стали потихоньку оживать и присматриваться к имеющимся по соседству дамам. Дамам надо отдать должное — по конкретному соседству они оказались не случайно, а планомерно преследуя свои цели. Проложив дорогу к интересующему их экземпляру ещё во время официальной части. Ничего не имею против — жизнь продолжается.
Моя начальница, теперь уже бывшая, тоже зафиксировала этот факт, никак его не комментируя внутри — действительно, ничего нового — и пошла покурить пахитоску на балкон. Ой, не просто так она мне ручку во время прощания сжала. Так по-дружески получилось, что мне, опять же, подмигнуть ей захотелось. Я думаю, она бы оценила.
Остап держался хорошо, подобающе случаю. Мужественно принимал соболезнования и хмуро пил водку, не пьянея. Он хочет, чтобы всё это поскорее закончилось, а на следующее утро он бы проснулся… а я рядом. Я, конечно, могу это сделать, но мой бесплотный призрак, милый, тебе вряд ли понравится.
Кто по-настоящему может оценить такое, так это моя доченька. Ей всё равно, в каком виде матушка явится — лишь бы явилась, не бросала её одну. При всем своём кураже и показной взрослости, наши детки так робки и
Я нарисовалась прозрачным силуэтом из дыма, густо валившего с балкона — тётя Даша успокаивала мое плачущее чадо с помощью проверенного средства, а именно сигаретки, попутно втолковывая ей что-то тихое и ласковое. Дашка меня не видела — сидела боком, а ребёнок замер, боясь поверить своим глазам. Я улыбнулась ей и красиво растворилась вместе с дымом в синих сумерках, унося с собой удивленное и радостное «там мама, мама». Дашка побежала за пустырником, потом два раза проверила сигареты — обычные, легкий «Парламент», а ребёнок заснул, наконец, почти счастливый.
14
Вот и дорогие гости разошлись. Основной массе, несмотря на печальный повод, вечер понравился. Расставаться не торопились, только успевшие сложиться парочки незаметно отделялись от компании. Нет лучшего утешения уходящей душе, чем видеть, что жизнь продолжается. Дашка тоже как бы ненароком отбилась, поймала такси и поехала играть. Это она делает самозабвенно, в любое время суток и в любом состоянии. Ну, не так, конечно, самозабвенно, как до лечения — да, имел место курс некой психической коррекции с мудрёным названием и впечатляющей суммой гонорара за избавление от пагубных страстей. Совсем избавиться не получилось, удалось только вогнать страсть в некие зыбкие рамки. А вот для психолога общение с такой пациенткой тоже даром не прошло — поигрывать стал доктор-то. А! Мы кого хочешь закружим. Самый тяжёлый день прошел, а потому — выбирай казино, подружка! Сегодня мы их разденем и разуем. Брякнется оземь после нашего ухода золотая вывеска.
Теперь нужно просто дождаться встречи с тем, кто есть начало и конец всему. А пока — в дорогу! Куда? Да какая разница, мне везде хорошо. Как замечательно лететь над ночным городом, прячущим свои огни среди звёзд, а потом — ещё выше, где только синяя бархатная темнота с небрежно разбросанными небесными камушками.
В той жизни я не увлекалась наблюдениями звёздного неба, считая это занятие приличествующим только дуракам-романтикам, прыщавым ухажерам да учёным. Хватало мне и на земле субъектов пристального внимания. Вот только — где они, субъекты? А звёзды остались, звёзды вечны.
Внизу, в сгустившейся субстанции осенних сумерек, накрытых сверху ещё и шапкой городского тяжёлого то ли тумана, то ли дыма, прячутся в дома уставшие люди. Им завтра рано вставать. Мне же торопиться некуда, я могу парить над вашими снами бесконечно…
Я вижу, как на другой половинке земли встаёт солнце и продолжается весна, потом — только голубой, цвета Мирового океана, шарик (правильно нас в школе учили, земля — круглая), потом окончательно теряюсь среди звёзд.
Казино мы в тот вечер — сделали! На какую бы цифирку Дашка не ставила, тут она и выпадала. Не мудрено: ведь я была рядом, на ушко ей шептала. И девять раз подряд сыграло чёрное! А главное правило она и сама знала — никогда не ставить на зеро. Сменилось четыре потных молодых человека, занимающихся бросанием шарика в рулетку, пока наконец не вышел их старшой и вежливо прекратил это безобразие. Вынеся даме ключи от призовой машины, с весны скучающей на постаменте у входа. Дашка от такого подарка отказалась, красиво перебросив крупье ключики обратно через стол со словами «возьми себе». И, действительно, на кой ей эта «недолитражка». Но с рулеткой завязала, послав общий воздушный поцелуй сгрудившимся у стола. Прочие участники, тоже изрядно погревшие шаловливые ручонки на такой красивой игре, проводили её вежливыми аплодисментами.