Ангел-наблюдатель
Шрифт:
Я ни секунды не сомневался, что себе он пририсовал несколько иную внешность — того самого неотразимо обаятельного бездельника из мультфильма, в честь которого Татьяна и назвала его в свое время. Тем более что скоро выяснилось, что этот паразит без малейшего зазрения совести и мою трагедию себе присвоил — внеся в нее, правда, насущные на настоящий момент коррективы. Что дало ему возможность на образе очаровательного младенца и остановиться. И так и запечатлиться в памяти Дарины.
Вот только забыл он, что выкопанная другому яма требует от своего творца немедленного полевого испытания. Во-первых, фотографии Игорю, к моему неимоверному удивлению, понравились. Он попросил у меня
Но самое главное — само Тошино подражание детально проработанной и тщательно выверенной истории моей жизни, пусть даже снабженное радующими глаз иллюстрациями, продержалось на вершине славы недолго. Возможно, Дарине, которая всегда тяготела ко всяким завитушкам и финтифлюшкам, захотелось лицезреть еще больше картинок с симпатичными мордашками, а спрашивать разрешения на удовлетворение своих капризов она не была приучена. А может, некоторым не нужно было зазнаваться и почивать на лаврах, напрашиваясь на неприятный, но неизбежный урок.
Одним словом, Дарина узнала, что Тоша не является ее отцом. Как, я так тогда и не понял, но какая разница? Шила-то в мешке все равно не утаишь, особенно если не прикладывать к этому никаких усилий — о чем мы с Татьяной неоднократно, но безуспешно предупреждали его. По крайней мере, для нас с ней это произошло совершенно неожиданно. Весь тот год прошел довольно спокойно. Если не считать практически откровенного бойкота, объявленного Игорем наблюдателю, при каждом появлении которого он демонстративно поворачивался к нему спиной и тут же утыкался, как правило, в экран компьютера. А также очередную Тошину черную неблагодарность в ответ на все те знания, советы, наставления и опыт, которыми я всегда и охотно — без каких-либо просьб и напоминаний — делился с ним, когда он не мог обойтись без моей помощи. А также моего смутного беспокойства, когда я случайно уловил в мыслях Игоря, что Марина с Максимом снова беззастенчиво навязались к нему с Дариной в сопровождающие. Татьяне я не стал об этом рассказывать. Чтобы лишний раз ее не расстраивать.
Но в целом это был довольно мирный год. Даже слишком. Работы было, как всегда, много, всякие мелкие неприятности нет-нет да выскакивали. Татьяниным родителям помогать нужно было — они уже не со всем сами справлялись, в ответ Сергей Иванович настоял на ремонте у нас — еле-еле от капитального отбились. При каждой встрече со Светой речь только и шла, что о студенческой жизни Олега, и я начал всерьез задумываться об обеспечении финансовой стороны таковой для Игоря. Лето, слава Богу, оказалось не таким знойным, как предыдущее, и на пляж мы намного чаще не со всей компанией выбирались, а только с Татьяной и Игорем — благо, река у нас под боком была.
А вот осенью, где-то ближе к каникулам, я вдруг почувствовал в Игоре какое-то тщательно скрываемое возбуждение. Причем, не радостное, а острое, яростное, как будто в кулак собранное. Я даже подумал, что наблюдатель в отсутствие оснований для очередной кляузы провоцировать его начал, но взъерошенным и ощетинившимся он оказывался после школы, а дома как будто немного успокаивался. Вспыхнувшая у меня было надежда, что Дарина от него, наконец, отвязалась, также мгновенно угасла — все вечера он просиживал на связи с ней. Почему-то по телефону — я только и успевал счет ему пополнять.
Татьяна снова места себе не могла найти, но на разговор Игорь не шел. Даже мне ничего не удалось от него добиться. Стоило мне зайти к нему в комнату и спросить о чем-то — о чем угодно, лишь бы шанс появился в мысли ему заглянуть — как он весь подбирался, отвечал коротко и односложно, а в сознании его словно в бурный океан с десяток бочек растительного масла плеснули. Тишь да гладь, а что под ней творится, можно только догадываться. Он даже физически как-то замирал, пристально глядя на меня чуть прищуренными глазами — в явном ожидании, когда я от него отстану.
Слава Богу, хоть недолго это давление в подводных глубинах копилось. Поскольку выплеснулось оно таким гейзером, который даже меня с ног сбил. Когда однажды вечером, без всякого предисловия, Игорь спросил нас с Татьяной, отец ли Тоша Дарине, мы с ней — мгновенно и не сговариваясь — с одинаковой надеждой воззрились друг на друга. Прочитав по ее лицу, что это как раз один из тех редких случаев, когда она всецело и безоговорочно признает мою ведущую роль, я открыл рот…
… и понял, что просто не могу произнести ни слова. «Нет» наружу из сознания не выталкивалось по дурацкой привычке всегда и во всем прикрывать этого мстительного недоучку, «Да» вообще в горле застряло, в ужасе лепеча под пристальным взглядом Игоря, что до мозга никак не успеет докарабкаться. Прокашлявшись, я снова глянул на Татьяну. С отчаянием.
— Игорь, — медленно произнесла она, взглядом пообещав мне еще один жаркий семейный совет, — ты задал нам вопрос, который касается очень личной стороны жизни наших друзей. Говорить о ней… у них за спиной… мы просто не в праве. Я думаю, что Дарине лучше спросить об этом самого Тошу.
— Я понял, — помолчав мгновенье, кивнул Игорь, и вышел из гостиной.
Я еле дожил до того момента, когда он спать уляжется. И не успел я толком рассказать Тоше, что случилось, как выяснилось, что Дарина уже спрашивала о том же Марину. Той, разумеется и в голову не пришло подождать, пока дети заснут, чтобы не осложнять и так уже неловкую ситуацию, но вот с какой стати Дарина подобные разговоры с практически посторонними людьми завела, хотел бы я знать! Мне очень хотелось обратить Тошино внимание на то, до какой степени он разбаловал девчонку — но у него был такой голос, что у меня как-то язык не повернулся.
Не оставалось у него больше никакого выхода, кроме как рассказать Дарине правду. Я ждал, что он позвонит, поинтересуется, совета спросит у специалиста, как подступиться к больной теме, как построить разговор, чтобы как можно меньший психологический ущерб ребенку нанести. Напрасно надеялся — даже в таком жизненно важном вопросе не смог он пересилить свое дурацкое упрямство и пошел, судя по всему, напролом там, где требовалось каждый шаг выверять и просчитывать. Ну, и насобирал, естественно, по пути все возможные шишки и ссадины — несколько дней на него просто страшно смотреть было.
На Дарину, признаюсь, тоже. В первый же день, когда я забрал их с Игорем и Аленку из школы, в голове у меня неожиданно возникла довольно неприятная ассоциация — также выглядела Марина в больнице, сразу после своей аварии. Как будто у пантеры зубы и когти вырвали — с виду все та же, а сама знает, что никакой опасливой осторожности больше не вызывает, и другие на нее с покровительственной жалостью смотрят. Так и Дарина словно свернула с тугой клубочек всю свою обычно бьющую мне по нервам энергичность и превратилась в красивую механическую куклу, которая руками-ногами шевелит и глазами хлопает, пока завод не кончится.