Ангел-наблюдатель
Шрифт:
— Это мы еще посмотрим, — буркнул я.
Он остро глянул на меня.
— Такой подход меня устраивает, — продолжил он через мгновенье. — Смотри себе на здоровье, но не вздумай вмешиваться. Если у меня терпения хватает ждать, пока Дара после такого сотрясения мозга в себя придет, то тебя эти… второстепенные обстоятельства вообще не касаются.
Круто развернувшись, он вышел из кухни. Похоже, этот паршивец окончательно уверовал в то, что последнее слово всегда за ним оставаться будет! Я решительно вознамерился в первый же после зимних каникул день начать прощупывать Дарину, но Татьяна, когда поздно вечером я рассказал ей… в общих чертах об этом разговоре, с сомнением покачала головой.
— Не
Меня передернуло.
— Можно подумать, — буркнул я, — что я мысли всех своих клиентов в детдоме знаю.
— Но они же — обычные дети, — возразила мне Татьяна. — И никак не связаны с Игорем. Если ты — случайно — не с той стороны зайдешь и еще больше ожесточишь ее, это ведь ему сразу же передастся.
— Вот я давно говорил, — напомнил ей я, — что пора с этой их нездоровой дружбой покончить.
— И я была с тобой полностью согласна, — ответила мне тем же она. — И, как мы оба с тобой видим, ничего из этого не вышло. Мне вообще в последнее время кажется, что изменить что-то в их жизни просто не в нашей власти — все будет, как будет.
— Еще чего! — возмутился я.
— Я не хочу сказать, что мы никакого влияния на них не имеем, — успокаивающе похлопала она меня по руке, — но друг с другом они связаны намного сильнее. Я имею в виду — все они, включая Аленку. Наверно, это еще одно проявление естественного баланса сил — чем больше их эти… ваши в штыки воспринимают…. да и мы тоже… тем прочнее они объединяются. И тем сложнее становится им на одном языке с нами разговаривать, — подумав, добавила она.
Я в очередной раз поздравил себя с тем, что не рассказал ей о последних попытках Игоря установить контакт с наблюдателем.
— Так что давай подождем, — продолжила она. — Ты ведь сам столько раз говорил, что нельзя даже человека лишать права самостоятельно решать свои проблемы — иначе откуда же в нем самоуважению взяться? Дарина — девочка хорошая, — усмехнулась она, когда я чуть не подпрыгнул, — и я уверена, что она и сама не сможет навсегда в этой неблагодарности увязнуть, и Игорь ей этого не позволит.
Но в чем бы она ни была уверена, не раз после этого разговора она садилась в машину у офиса в конце рабочего дня с крепко сжатыми губами. Не произнося при этом ни слова — на заднем сидении был Игорь — но то и дело косясь в сторону Тошиной машины, в которую юркала, как мышка, с каждым днем все более осунувшаяся Галя, и неодобрительно покачивая головой. Ей повезло больше, чем мне — в присутствии Игоря я был вынужден держать в узде не только свое лицо, но и мысли. Опасливо косясь на него, я пару раз заметил, как он, пристально прищурившись, разглядывает Татьяну в зеркало заднего обзора.
Что в конечном итоге разрубило этот гордиев узел, я так до сих пор и не знаю. Хотелось бы мне думать, что Тоша внял-таки моим увещеваниям, вспомнил о своем высоком предназначении, но, скорее всего, это Игорь сумел все же пробудить в Дарине совесть. Или ей самой надоело оставаться на отшибе пусть даже небольшого общества — вместо того чтобы притягивать к себе, как она привыкла, все восхищенные взгляды. Ради этого стоило даже снизойти до милостивого прощения ни в чем не повинной матери.
Уже весной я заметил, что Галя снова как будто ожила, Тоша сияет, как выставленный на всеобщее рассмотрение сувенирный самовар, а Аленка вторит каждому Дарининому слову, как эхо в ущелье — в которое превратился салон моей машины. А на дне рождения Светы Дарина уже вновь царила в центре своего малолетнего двора, уверенно копируя надменно величественные манеры Марины, которая всегда, с достойным куда лучшего применения упорством, претендовала на роль примадонны в нашем взрослом обществе. Честное слово, мне даже жаль, что я, скорее всего, не увижу, как младшая однажды подвинет старшую с занимаемого, как та думала, места.
Истосковавшись по всеобщему обожанию, Дарина не пожелала лишиться его и летом. И Игорь, вслед за ней, категорически отказался в лагерь ехать. В результате все летние каникулы они, вместо того чтобы набираться сил на свежем воздухе, прошатались по городу — слава Богу, хоть Олег за ними приглядывал, хоть изредка вывозя их всех к себе на дачу. Игорь даже домой стал все позже возвращаться, и мы его почти не видели — утром, когда мы уходили на работу, он еще спал, вечером же наскоро ужинал, часто после нас, и тут же утыкался в компьютер. Единственное, что меня успокаивало — это то, что он не в Скайпе время убивал, а вновь вернулся к изучению психологии.
Причину чего мы с Татьяной обнаружили только осенью. Наряду с другими неожиданностями. Возобновление занятий заставило Игоря вернуться к обычному нормальному режиму, и во время поездок в школу и из нее я вновь получил доступ к его мыслям — особенно результативный по утрам, когда он спросонья еще плохо контролировал сознание. Первое, на что я там наткнулся, насторожило меня, второе — обнадежило.
Оказалось, что наш несравненный кумир так и не смог смириться с мыслью, что кто-то посмел ее оставить. То, что такое происходит на земле повсеместно и ежедневно, ее не интересовало — в отношении ее такой проступок не мог быть ничем иным, кроме коварного и преднамеренного предательства, требующего раскрытия, обнародования и примерного наказания. И единогласное решение жюри присяжных в нашем лице о полном и безоговорочном оправдании Гали лишь направило ее мысли в сторону другого, уже единственно возможного кандидата в виновные.
Мне очень не понравился такой поворот событий. У Тоши должно было хватить ума пустить Дарину по ложному следу, со стороны Максима желания облегчить душу и покаяться тоже можно было не опасаться — в свете как особой закаленности темных к угрызениям совести, так и абсолютной невозможности разумно объяснить несоответствие его нынешнего облика тому волшебному образу, который запечатлелся в памяти у Гали. Но Марина! Где гарантия, что она не воспользуется прямо в руки ей плывущим шансом поспособствовать торжеству земного жителя над небесным? Все равно, каким. И чем больше небесных под ударом окажется, тем лучше.
Обрадовало же меня то, что Игорь явно прикладывал все усилия, чтобы отговорить ее от этой безумной во всех отношениях затеи. Он уже к тому времени понял основной закон психологии — нельзя идти по жизни с головой, повернутой в прошлое. Его нужно проанализировать, осмыслить, принять к сведению, но смотреть нужно всегда вперед. В чем он и пытался убедить Дарину. У которой, естественно, малейшее критическое замечание вызывало одно раздражение.
Я решил не вмешиваться в это первое серьезное разногласие между ними. По многим причинам. Говорить с Тошей или Мариной — в силу их нетерпимости к чьему бы то ни было мнению, отличному от их собственного — не представлялось возможным. Расспрашивая Максима о подробностях намерений Дарины, я мог не удержаться и напомнить ему его же старую идею о чрезвычайной полезности жестких испытаний для укрепления характера. Вызывать на откровенность Игоря мне тоже не хотелось — ему было весьма полезно лишний раз удостовериться в своих психологических способностях на случае особо неподдающегося клиента. Или окончательно убедиться в том, что он недостоин чрезмерных усилий.