Ангел-наблюдатель
Шрифт:
Родители, конечно, все эти оплошности встречали добродушным смехом и дружными хлопками зрительских симпатий. Но когда на сцену вышли Игорь с Дарой…
Они выскочили из своего леса как будто по отдельности, затем заметили друг друга, обнюхались, чуть шарахнулись от снеговика — и только потом обняли друг друга за плечи (Дара еще Игорю и головку кокетливо на плечо умостила) и устроили из своих жалких четверостиший целый диалог, удивленно переглядываясь, опасливо косясь на снеговика и театрально пожимая плечами. Они еще при этом растирали себя руками и чуть притоптывали ногами, словно им холодно на одном месте стоять было. Отчитав свои слова, они нарочито содрогнулись,
Их уход со сцены сопроводили не хлопки, а самые настоящие аплодисменты, и весь остаток спектакля как-то смазался.
Я, кстати, когда мы после Нового Года у Татьяны собрались, попросила их повторить их номер — для Сергея, да и для Стаса с Кисой (вот же, господи, до сих пор в голове не укладывается — взрослый человек, а на такую дурацкую кличку отзывается!) — так они свою сценку еще и разнообразили. Пошушукались пару минут в прихожей, потом влетели в гостиную по разные стороны стола, обнюхали всех нас, сделали вид, что испугались, заметив друг друга, и потом уж сошлись и довели ее до конца. Я в тот раз впервые в жизни у Кисы на лице улыбку увидела — и, между прочим, имею право гордиться этим ничуть не меньше, чем их родители!
Короче говоря, у нас после того утренника больше не возникало вопросов, кому главные роли во всех последующих играть. Некоторые дети вообще даже участвовать отказывались — то ли перепугались до смерти, то ли родители их не похвалили, как следует. И тут за дело взялась Дара.
Честно признаюсь, ни с одной из групп после них подготовка к утреннику не превращалась для меня из неизбежной муштры в увлекательную игру. И именно так ее воспринимала и преподносила остальным детям Дара. После Нового Года она опять начала допускать некоторых детей к их с Игорем выдумкам — неизменно давая им понять, что он является не просто обязательным, а главным участником. При этом она включала свое очарование на полную силу, и постепенно дети вновь приняли Игоря в свой круг.
Репетиции были для нее словно Богом предоставленным шансом попробовать себя чуть ли не во всех ролях. Если у кого-то из других детей что-то не получалось, мне даже просить ее не нужно было — она тут же подходила и показывала, как нужно сделать. Причем, в ее демонстрациях не было и намека на снисходительность примадонны, и обучались у нее дети намного быстрее, чем у меня — то ли расстояние между ребенком и взрослым им не мешало, то ли доверяли они ей больше, то ли просто походить на нее хотели. Она и во время спектакля могла чью-то забывчивость прикрыть — или неожиданным, отвлекающим на себя внимание жестом, или смешным, заполняющим неловкую паузу возгласом, или просто собой, в самом прямом смысле.
К весне я уже решила, что в нашем детском царстве-государстве воцарились, наконец, полный мир и согласие. Но однажды я поняла, что даже у детей под полным благополучием могут скрываться весьма непредсказуемые, а иногда и печально предсказуемые подводные течения.
Дара с Игорем практически не болели. За все время их пребывания в садике у меня пальцев на одной руке хватит, чтобы пересчитать, сколько раз они оставались дома по болезни. Вот вам еще один пример разумного отношения родителей к оздоровлению, закаливанию и правильному выбору одежды, а то — стоит ребенку чихнуть, все, садик виноват.
Но все же случалось и им простудиться. И той весной впервые заболела Дара — и на добрых полторы недели. Кстати, это был единственный раз, когда ее так долго не было, потом она, как и Игорь, не больше двух-трех дней отсутствовала — видно, Татьяна с Анатолием поделились опытом с Галей и Тошей.
Во время ее отсутствия Игорь полностью ушел в себя. Он неукоснительно следовал всем нашим правилам, но ни с кем не играл — в свободное время рисовал, лепил, строил что-то на площадке; одним словом, делал что-то руками, всем своим видом давая понять, что отнюдь не расположен к общению. Волноваться за Дару он не мог — я знала, что они каждый вечер в Скайпе встречаются — но за все это время он ни разу не улыбнулся, даже когда вечером за ним Татьяна с Анатолием приезжали.
И вот, воспользовавшись его подчеркнутым одиночеством, его и взялись изводить тот самый пресловутый Алеша и еще двое особо пакостных мальчишек. Я говорю — особо пакостных, потому что делали они все это исключительно у меня за спиной: то под локоть его за столом толкнут, чтобы рука с карандашом дернулась, то плечом двинут, проходя мимо, то мячом на площадке, словно случайно, бросят — прямо в его строение.
Игорь ни разу не пожаловался, я даже и не замечала ничего, пока Олежке вмешаться не пришлось. Он после школы обычно ко мне приходил, мы с ним, пока дети спали, уроки делали, а потом он уже домой шел. А то смотрю — что-то он задерживаться начал, это уже потом он мне рассказал. По вечерам, пока он с нами оставался, они притихли, а вот по утрам… Я, конечно, старалась с них глаз не спускать, но разве за ними всеми углядишь? И если я их ни на чем таком не поймала, а Игорь упорно молчал, мне и отчитать их не за что было.
Затем Дара вернулась, и Игорь вновь ожил. А Дара каким-то образом узнала, что здесь происходило, пока она болела. Я практически уверена, что Игорь и ей ничего не рассказывал — ни в Скайпе, потому что вести себя она стала иначе через несколько дней после возвращения, ни потом в садике, потому что, если один человек жалуется на кого-то другому, то последний — вольно или невольно — хоть пару раз на обидчика глянет.
И все же, как-то она об этом узнала — и Алеша с друзьями просто перестали для нее существовать. Даже когда Дара привлекала других детей в свою Игру, и они — случайно или неслучайно — оказывались в их числе, она пропускала их взглядом как пустое место. Такое нарочитое игнорирование даже взрослым неприятно, а уж дети и вовсе к нему болезненно относятся, и однажды, окончательно разозлившись, Алеша дернул ее за рукав — да так, что она чуть не упала. В запале он даже забыл на меня оглянуться, и я тут же ухватилась за возможность наконец-то наказать его.
Но не успела. Не успела я и рот открыть, как Игорь мгновенно оказался между ней и Алешей. Он не издал ни звука, не замахнулся, руки в кулаки не сжал — он просто стоял и молча, в упор, исподлобья смотрел на него. Он стоял спиной ко мне, и лица его я не видела, но, судя по всему, было в нем нечто такое, от чего Алеша отступил, затем еще раз отступил, а потом и вовсе отошел. От всяких «случайных» неприятностей Игорь с Дарой, по-моему, не избавились, но прикасаться к ним — кроме, как в игре — больше никто не решался.
Вот это был тот самый момент, когда я совершенно однозначно поняла, что у этих двух маленьких человечков одна дорога в жизни. Не знаю, почему — вот сколько людей может вспомнить лучшего детсадовского друга? Между ними было что-то большее — не любовь, конечно, в том-то их возрасте смешно было бы о любви говорить — скорее, это было какое-то полное единение. Такие чувства, говорят, между близнецами возникают, когда они не только по крови, но и по духу, и по интересам близки — и постоянное общение между собой им просто жизненно необходимо.