Ангел Смерти
Шрифт:
– Простите меня за беспокойство, Герман Юрьевич, но мне больше не к кому с этим обратиться, – проговорила Елена, собираясь с силами. – В последние дни по телевизору много говорят о вашей больнице. – Она вновь сделала паузу и замерла, покусывая губы.
Зачем она сюда пришла? Что хотела услышать? Теперь этот визит казался ей совершеннейшей глупостью. Но обратного хода не было. Примак смотрел на нее выжидательным, заинтересованным взглядом. К счастью, в нем не было сострадания и «вселенского понимания», что любят напускать на себя доброхоты. Он просто сидел и ждал.
– Я хотела узнать: насколько глубоко Анатолий был замешан в раскрывшихся преступлениях? Для меня это очень важно! –
Сейчас, задав свой глупый вопрос вслух, она со всей очевидностью поняла, что ответ всегда знала, и только пустая, трусливая надежда на то, что все как-то обойдется, погнала ее в больницу, к Примаку. Ведь следователь рассказал ей об огромных суммах на счетах Анатолия – это уже было ответом. И все же она прямо взглянула на сидевшего в бывшем Толином кресле мужчину.
Герман Юрьевич со скрытой жалостью смотрел на застывшую перед ним женщину. Он знал Елену Бурмистрову много лет, знал, что не нравится ей, и даже догадывался почему. Но вот она ему всегда была симпатична. При всей своей выпендрежности манер, она, в отличие от своего мужа, была честна и глубоко порядочна. Примак это чувствовал. И даже ее подчеркнутая холодность и затаенное высокомерие не раздражали его. К тому же она была хороша собой: высокая, подтянутая, всегда элегантная, без этих кошмарных декольте, без обтягивающих или бесформенных тряпок и вызывающих мини она умудрялась выглядеть привлекательной и женственной. В общем, она ему нравилась. И сейчас, глядя на ее бледное, осунувшееся лицо, он решал, что именно должен ей ответить.
– Герман Юрьевич, скажите мне правду: его убили подельники? – дрогнувшим голосом поторопила его с ответом Елена.
– Я не знаю, – честно ответил Примак, радуясь тому, что он действительно ничего не знает о ходе следствия. Он принципиально решил не вмешиваться. Это отвлекало бы его от работы, мешало бы его общению с коллегами. А обстановка в больнице и без того была сложной. Сплетни гуляли по отделениям, пациенты стали нервными и недоверчивыми, зачастили комиссии из вышестоящих инстанций, и ему, как новому главврачу, с трудом удавалось поддерживать дисциплину и работоспособность штата. Врачи с незапятнанной репутацией, задерганные со всех сторон проверками, допросами, истериками больных, уже начали подавать заявления об уходе. Замешанные в скандале либо отстранялись от практики, либо были не в состоянии полноценно справляться со своими обязанностями, и все это тяжким грузом легло на его плечи.
Поэтому сейчас он с чистой совестью смог ответить Бурмистровой. Он действительно не имел ни малейшего понятия о роли ее покойного мужа в развернувшемся скандале и о причине его смерти. Вот директор наверняка был в курсе происходящего, но вряд ли Дроботенко захочет с кем-то обсуждать эту щекотливую тему. Да и не нужно это вдове, вряд ли услышанное ее обрадует, а ей и без того уже горя хватило.
– Елена Сергеевна, о том, что именно происходило в нашей больнице, еще не до конца известно даже следствию. Но могу сказать, что, по слухам, ниточки ведут далеко наверх, а не ограничиваются стенами нашей больницы, – строго нахмурив брови, весомо проговорил Примак, стараясь припомнить все, что он слышал о сути выявленных в больнице нарушений. Сам он с наивной уверенностью честного человека полагал, что если он во всем этом не замешан, то и опасаться ему нечего. А значит, и интересоваться подробностями незачем, ему своих забот хватает, поэтому сейчас он со скрипом припоминал, что болтали в кафе сотрудники больницы, пока он стоял рядом с ними в очереди. А болтали все только об одном: Бурмистрова убили из-за бабок… они со
– Что бы ни произошло на самом деле, вы не можете отвечать за действия вашего мужа, – веским, авторитетным тоном произнес Герман Юрьевич. – Тем более что в последнее время он вышел из-под вашего влияния и поддался… – договаривать последнюю фразу Примак не стал, поскольку заметил, как покраснели щеки его гостьи, а пальцы ее нервно сжали подлокотники кресла. Он прокашлялся, поерзал на месте и продолжил уже не таким уверенным тоном: – Анатолий Игоревич был взрослым, самостоятельным человеком, способным тем не менее на ошибки, и вам не стоит излишне волноваться по поводу происшедшего. К тому же вы все равно собирались разводиться…
Похоже, Елена не зря прежде опасалась Германа Примака – он полностью оправдывал суть своей фамилии. Во всяком случае, такое понятие, как такт, вероятно, было ему знакомо крайне смутно. Он уже дважды за время этой беседы вогнал ее в краску, коснувшись самых болезненных точек.
Поняв, что он допустил еще один промах, Герман Юрьевич и сам залился краской и счел за лучшее быстренько сменить тему, перейдя на безопасную прозаическую «территорию».
– Елена Сергеевна, вы до сих пор не забрали с больничной парковки машину Анатолия Игоревича. Конечно, она охраняется, но мне кажется, что будет надежнее отогнать ее поближе к дому, на хорошую стоянку, если, конечно, вы сами не планируете на ней ездить.
– Машина? – Елена совершенно забыла о том, что машина мужа со дня смерти так и стоит возле больницы. Господи, это надо же – быть такой растяпой! Елена растерянно взглянула на Германа Примака: – Конечно, я заберу ее, но… у меня даже документов на нее нет. И потом, я не умею водить!
– Не умеете? – Почему-то эта деталь сильно удивила его. Знакомые Герману Юрьевичу современные успешные женщины все, как одна, водили машины. А Елена представлялась ему именно такой…
– Да, я понимаю, это странно, – кивнула Лена в ответ на его удивленный взгляд. – И, видимо, мне придется в ближайшее время научиться водить. Теперь, без Толи, мы даже на дачу не можем с детьми поехать. Такая глупость! Даже странно, что я раньше об этом не думала.
Голос ее звучал как-то жалобно, выглядела она трогательно-беспомощной, хотя и старалась «держать лицо» и всем своим видом показать, что в жалости не нуждается.
– Знаете, у меня есть знакомый директор автошколы, мой бывший пациент. Когда-то он был профессиональным гонщиком, я однажды серьезно его подлатал. Теперь мы друзья. Так вот, я позвоню ему и обо всем договорюсь. Он лично вами займется, а по окончании курсов вы благополучно сдадите на права.
– Спасибо, я… – Елена была в растерянности, она до сих пор не могла определиться с тем, какую помощь ей прилично принимать от людей. Она привыкла обходиться своими силами, точнее силами Анатолия. А теперь? Удобно ли это? Но Примак не позволил ей долго размышлять об этом:
– А машину я помогу вам отогнать. Забрать документы на машину, думаю, труда не составит. Я почти ежедневно сталкиваюсь в больнице с полицейскими и лично утрясу этот вопрос, – деловито закончил Герман Юрьевич, делая какую-то пометку в ежедневнике.
Елена поймала себя на мысли о том, что подобная постановка вопроса ее вполне устраивает, все ее существо испытало прилив тепла и уютного покоя от подобной мужской решимости – взвалить на себя ее проблемы, и Елена решила не отказываться от так естественно и спокойно предложенной ей помощи. В конце концов, она просто женщина, растерянная, одинокая, нуждающаяся в крепком, надежном плече. Исключительно дружеском.