Ангел света

Оутс Джойс Кэрол

Он запечатывает конверт, наклеивает марку, кладет конверт на подоконник в кухне. Не один день смотрит на него. Наконец все-таки отправляет письмо — делает над собой это усилие, скривив рот в издевательской гримасе презрения к самому себе, и, хотя он пытается увидеть, как Кирстен Хэллек вскрывает

конверт и читает содержимое, он не «видит» ни ее, ни ее жестов. Судя по всему, она является ему, только когда он не ждет. Случайно.

В дюнах и на исхлестанном ветром пляже у него часто искажается представление о расстоянии и масштабе. Должно быть, это следствие слепяще-белого света или противоборства между сухим и влажным воздухом, но, так или иначе, Ник не может приписать это своему состоянию, ибо помнит, что такое уже бывало с ним и в прошлом — еще в детстве.

Собака, трусящая в дюнах, в один быстротечный миг может приобрести размеры оленя; крачка, ныряющая вниз с высоты, может показаться ястребом. Водоросль, застрявшая в лужице на выступе скалы, может быть темно — багровой, как кровь, а потом свет изменится, облака уйдут, и она снова станет привычного цвета морской водоросли, а потом вдруг и вовсе исчезнет.

Ника уже не могут удивить подобные перемены. Вот он стал гномом среди необъятных песков, а в следующую минуту он чувствует себя великаном в десять футов высотой, и тень его скачет как клоун.

Ничто не может его удивить, уверяет он себя. Но обычно он ошибается.

Однажды утром, например, после шторма, бушевавшего часов десять подряд, он медленно приближается к некоему существу, выброшенному на берег, — возможно, это детеныш кита или труп, до нелепого обесцвеченный, — нет, это просто дельфин, тупорылый, с черной спинкой, весом фунтов в семьдесят пять — восемьдесят, весь трепещущий, однако, когда Ник подходит ближе, он видит, что бедняга мертв и вовсе не трепещет.

В другое утро он решает попробовать свои силы и залезть на древнюю скалу Башню, на которую лазал в юности, и вот, изрядно вспотев, с трудом переводя дух, он поворачивается и видит в двухстах — трехстах ярдах от себя на пляже пару, которая идет, держась за руки… мужчина и женщина… влюбленные… а в следующий миг они тают и ничего не остается — тени, пробегающие по колеблемой ветром траве.

Свое последнее письмо Кирстен Хэллек он пишет однажды в июне, перед наступлением сумерек, сидя на выступе скалы, вздымающейся над складками, где лежит ледок, после десятиминутного тупого созерцания пловца, который никак не мог выбраться из кипящей молочно-белой воды под выступом, — какая-то девушка или молодая женщина отчаянно пыталась выплыть, взмахивая руками, опустив в воду голову; видение исчезло, когда он подошел ближе и стал ей кричать.

Никакого пловца, никакой девушки — ничего, кроме водорослей и пенящейся, кипящей воды да прихотливой игры света.

И тогда он садится на край скалы и пишет свое последнее письмо Кирстен. «Я никогда не стану пытаться найти тебя, — говорит он ей, — я вижу, что каждый живет в своем изгнании; я не могу даже представить себе, какая ты сейчас»',и это письмо, сильно подпорченное морскими солеными брызгами, он тоже запечатывает, и наклеивает марку, и кладет на подоконник, чтобы на него смотреть.