Ангел света
Шрифт:
— Но мне все равно, в какой я буду комнате, — волнуясь, произнес Мори. — Послушай… бери ты ее.
— Нет, она твоя. Тебе первому выбирать.
— Я почти ничего еще не распаковал… Я могу все это вынести…
— Да нет, к чертям собачьим. Успокойся.
— Но я занял ее, потому что подумал… тут же, понимаешь, двор… и тут было очень шумно… какие-то мальчишки перекликались, так что я вовсе не хотел… я и не думал… послушай, ну пожалуйста: я вынесу свои вещи и можешь забирать эту комнату.
Ник, высунувшись из окна, глубоко вдыхал воздух. Взгляд его вбирал в себя покатые черепичные крыши школы Бауэра, высокие трубы, колокольню, холмы вдалеке. Мартенсам не по средствам была эта школа, но Бернард настаивал: Лоренсвилл, или Эксетер, или Эндоувер, или Бауэр, или
Хотя все происходило так быстро, до сознания Ника все же дошла фамилия его соседа. Хэллек?.. Медь?.. И не был ли Хэллек другом или помощником Ф. Д. Р. [16] ?
А Мори упрашивал, и объяснял, и извинялся. Он чуть не положил руку на плечо Ника. Ник посопротивлялся минуту-другую, потом вдруг уступил, и мальчишеская улыбка осветила его лицо. Ладно. Ладно уж, если Мори не возражает, если он действительноне возражает отдать ему эту комнату…
16
Так принято было сокращенно называть американского президента Франклина Делано Рузвельта (1882–1945).
Они снова пожали друг другу руки, как бы скрепляя договор. Грязная лапка Мори была холодная и потная, и Ник — привередливый Ник — еле подавил дрожь отвращения.
БЕШЕНАЯ ЛОХРИ
Это не первая река, по которой они вместе плывут на каноэ, — прошлым летом мистер Хэллек уже приглашал друзей сына на Биттерфелдское озеро в Адирондакских горах, — но самая далекая, самая норовистая. Самая опасная.
Такое путешествие дорого стоит? Но расходы — не проблема. Во всяком случае, для мистера Хэллека.
Неделя в заповеднике Лохри — подарок им четверым по случаю окончания школы: Мори и его друзьям — Нику, Тони и Киму. Они прилетели на гидроплане на Уайтклейское озеро из Солт-Сент-Мэри. Все, что им требовалось, — каноэ, палатки, рюкзаки, большая часть рыболовных снастей, кухонные принадлежности и так далее — было заранее заказано секретаршей мистера Хэллека. Мальчики же привезли с собой дождевики, шерстяные носки и свитера, перчатки, резиновые сапоги, спальные мешки, туалетные принадлежности, стальные ножи, книги в карманном издании, игральные карты и прочую мелочь; в лавке на Уайтклейском озере они купили пластмассовые вилки и ложки, бумажные тарелки и стаканчики, противомоскитное средство, аптечку и изрядное количество еды (консервированной, обезвоженной, завернутой в целлофан — цыплят, рыбу, колбасный фарш, яйца, арахисовое масло, малиновый джем, виноградное желе, бекон, хлеб, крекеры, шоколадную массу, суп в порошке, растворимый кофе, изюм, сливы, курагу, печенье и порошок для приготовления кексов, плитки шоколада, леденцы и несколько сортов жвачки). Тони купил три блока сигарет «Кэмел». И хотя мальчики еще не доросли до того, чтобы покупать пиво или вино, и пиво и вино были для них куплены и положены в их рюкзаки.
Тридцать лет тому назад мистер Хэллек с пятью друзьями спустился на каноэ по Лохри, и это путешествие осталось у него в памяти как одно из самых необыкновенных впечатлений его жизни. Он живо помнит ту неделю и часто говорит о ней с большим волнением. Миллионы акров нетронутой природы; необъятная тишина; чистый свежий воздух; сама большая река, не перегороженная никакими плотинами, совершенно девственная. Три каноэ, шестеро молодых людей. Близкие друзья. Одно из вершинных воспоминаний их жизни. Да, шел дождь. Да, они ссорились. Были оводы, были лесные вши. Случилось с ними два-три мелких происшествия, ничего серьезного. Несколько царапин. Вывихнутая щиколотка. Да, они были без сил после первых нескольких дней, все тело болело, одежда промокла, да, они благодарили судьбу за то, что последние пять или шесть миль перед озером Сёль широкая река текла мирно, спокойно… благодарили судьбу за то, что избавлялись друг от друга. И тем не менее эта поездка была одним из самых памятных моментов в их жизни.
Мистер Хэллек затуманенным взором смотрит в пространство — глаза грустные, с набрякшими мешками. Задумчиво потирает нос. Насупливается. Улыбается. Первый инфаркт был у него весной, когда Мори только что поступил в школу Бауэра, и в последующие месяцы он потерял свыше двадцати фунтов лишнего веса. Так что выглядел он теперь вполне стройным. Издали выглядел вполне молодым.
— Одно из вершинных воспоминаний нашей жизни, — с улыбкой повторил он.
Призрачная тишина тех дней; проливной дождь, плотная серая завеса мороси, внезапный проблеск яркого августовского солнца. Река разливается, становится широкой, гладкой, доброй; потом снова сужается; появляются скалы, вода кипит, по кручам берегов вздымаются высокие ели. Мори с Ником и Тони с Кимом перебираются через первые пороги — Уайтклейские — без особого труда. Мори высматривает в вышине краснохвостого ястреба — он то камнем падает вниз, то парит, будто следует за ними. Раскрасневшийся, возбужденный, Мори записывает это в свою маленькую красную книжицу. «Никогда в жизни не был я так счастлив», — записывает он.
Уайтклейские пороги. Малые пороги. Большие бурливые пороги. Шипучие лебединые пороги. Нижние пороги — именно в низовье Лохри, на четвертый день путешествия, с мальчиками и случится несчастье, и именно на Нижней Лохри (так им скажут, когда привезут на самолете в пункт первой помощи на Уайтклейском озере) погиб той весной человек на каноэ. Двадцатипятилетний биолог из университета Западного Онтарио, опытный гребец на каноэ, не какой-нибудь наивный любитель. Он и его приятель недооценили реку — стали перебираться через пороги в начале мая, почти во время половодья. Молодого человека выбросило из перевернувшегося каноэ, пронесло больше мили и разбило о камни. Все лицо у него было изранено. Другому гребцу больше повезло: его выбросило на берег и он отделался лишь переломом нескольких ребер.
Призрачная тишина. Ровное течение дней. Темная вода. Стремительно текущая вода. Мелкий сеющийся дождь, потом небо вдруг разверзнется — и хлынет солнце, и мальчики, потные, ошалевшие от жары, срывают с себя прорезиненную одежду.
Мори и Ким обнаруживают уток, питающихся на поверхности воды: кряквы, черные утки, белобрюхие рябки. (У Кима зрение острее, чем у Мори. Но он не понимает, что это за порода, — таких птиц у них в книжке нет. Дикие утки? С изогнутым белым хохолком? Близко подойти к ним, чтобы получше разглядеть, не удается.)
Поворот — и от представшей взору картины захватывает дух: река убегает на многие мили вперед, поблескивая синевой, полноводная, широкая, как большой бульвар.
— Никогда я не был так счастлив, — шепчет Мори.
Красота. Однообразие. Противно ноют руки, плечи, спина, бедра. Сгорела кожа. Облезает нос. Мошки, комары, мушки. (К счастью, не оводы. Их пора была в прошлом месяце.) Не переставая грести, они поглощают молочный шоколад, карамельки, плитки «О. Генри», батончики «Марс». А также изюм, земляные орехи, соленые крекеры. Ник с Кимом вдруг заспорят о чем-то через всю реку. Ник — забавный, шустрый, острый на язык, пожалуй, чуть слишком догматичный. (А спорят они о стоимости каноэ «Призалекс» такого размера — Ник решил, что купит такое, как только вернется домой.) Ким без обиняков заявляет, что Нику оно не по карману — все это трепотня. Ник возражает. Мори, находящийся в одном с ним каноэ на носу, чувствует, как тот взвинтился — как напряглись его ноги и бедра.