Ангел света
Шрифт:
— Когда-нибудь ты навредишь ему, — сказал однажды Тони с несвойственной ему импульсивностью. — Ты хочешьему навредить.
— Дерьмо ты, — сказал Ник. — Ничего ты обо мне не знаешь.
Пожалуй, Мори был его совестью. Его младшим братом. (Хотя на самом деле Мори был на несколько месяцев старше Ника.) Человеком, с которым можно было разговаривать допоздна в общей комнате, или после тенниса, или во время долгой поездки в город, когда надо голосовать на дороге, чтобы тебя подвезли. О планах на будущее, о том, есть ли Бог, о том, посвятить ли себя юриспруденции или политике, что делать с отцом (хотя что, собственно, шестнадцатилетний мальчик мог сделать с Бернардом Мартенсом), насколько серьезно следует относиться к жизни, что такое верность и дружба, можно ли действительно доверятькому-то, мир — это сплошное
Недоросток Мори Хэллек — заика, с уродливыми прыщами, с мальчишеским хихиканьем, с этой его занудливойнадеждой. Не дурак, хотя порой и ведет себя как дурак, увязая в горячих спорах с мальчиками, высмеивавшими его религиозность, или его девическую жеманность (а он самым настоящим образом краснел от непристойных шуточек и рассказов), или разнообразные формы «самодисциплины», которым он себя подвергал. (Так, в первый год обучения он какое — то время вставал каждое утро на заре и бежал в лес заниматься самосозерцанием. Несколько месяцев он был вегетарианцем и не желал есть даже бульон или яйца, потом целый семестр, а то и больше, раз в неделю постился. Он практиковался в молчании, он практиковался в христианском смирении. Временами кажется, саркастически замечал Ник, что он «практикуется» быть человеком.)
Его старание всячески показать, что он не считает себя лучше своих одноклассников, особенно раздражало их. Бедняга Мори!.. Вот ведь задница, этот Мори. Пытался читать Витгенштейна [13] , о котором никто никогда даже и не слыхал. Пытался читать Кассирера [14] . Выступал в классе по поводу «языческих корней» нацизма. Дрожащим голосом читал на уроке английского языка сочинение на тему о «бессмертии души». Защищал «царствование короля Эндрю Первого», как именовали Эндрю Джэксона [15] . Участвовал в дебатах о возможностях создания всемирного правительства, об эвтаназии безнадежно больных, о полетах на другие планеты и их колонизации. Брал уроки игры на флейте. (Выяснилось, что у него нет для этого никаких природных данных: Ник устроил ему суровую проверку и объявил музыкально неграмотным.) Читал Достоевского, Толстого, Кьеркегора, Ницше. Рьяно — допоздна — спорил по поводу религии и что значит быть верующим, а это значит — бытьвоплощением Христа. Не обращал внимания, когда другие мальчики смеялись над ним или грубо его игнорировали, — он даже не замечал их издевательского безразличия. (Ник, который, как и его отец, весьма беззаботно относился к тому, что их семья номинально исповедовала лютеранство, был несколько смущен страстной верой Мори. Как это понять?., как к этому относиться? К моменту поступления в школу Бауэра — а Мори было тогда четырнадцать лет — он уже прочел Блаженного Августина и «Воскресение» Толстого, он изучил — без посторонней помощи — последние папские энциклики, «Воскресение из мертвых» Барта и «Многообразие религиозного опыта» Джеймса. Он был знаком с «Темной стороной религии» Морриса Коэна и мог цитировать наизусть «Этику веры» Уильяма Клиффорда. Превыше всех на свете он ставил Альберта Швейцера. Он выучил наизусть почти всю «Мою веру» Толстого и любил с закрытыми глазами цитировать определенные пассажи из Уильяма Джеймса: «Интеллект, даже когда он непосредственно знает правду, может не располагать данными, безусловно указывающими на то, что это правда». Но когда Ник напрямик спросил Мори, было ли у него самого какое-то религиозное прозрение, тот грустно улыбнулся и сказал: «Нет. Не было. Я жду».)
13
Витгенштейн, Людвиг (1889–1951) — австрийский философ и логик, один из создателей аналитической философии.
14
Кассирер, Эрнст (1874–1945) — немецкий философ-идеалист, один из главных представителей марбургской школы неокантианства. После установления в Германии фашистской диктатуры жил в Швеции и США.
15
Джэксон, Эндрю (1767–1845) — был избран президентом США в 1828 г. и переизбран в 1832-м.
И сколько же ты намерен ждать? — хотелось спросить Нику.
Бедный Мори Хэллек, преодолевавший свои сомнения с помощью
Они познакомились в первую неделю сентября 1944 года.
Ник всегда будет помнить с поразительной четкостью все обстоятельства этого знакомства. Точно он сразу понял, что ему и этому улыбающемуся коротконогому мальчишке, похожему на мартышку в очках с металлической оправой, суждено быть братьями.
То есть — друзьями.
Очень близкими друзьями.
Спаянными — кровью?., насилием?
Мори в шортах цвета хаки и нательной рубашке, тощий и потный, расставлял книги, бормоча что-то себе под нос. (Хотя, может быть, тихонько напевая. В тот семестр он будет испытывать терпение своих соседей жутковатыми и совсем неуместными песнями: «Белое Рождество», «Это всего лишь бумажная луна», «Буря-непогода».) Он повернулся и, увидев в дверях Ника и миссис Мартене, долго смотрел на них, потом ринулся вперед, протянув руку, заикаясь:
— Ах, извините… ах, я никак не ожидал… я… я — Мори Хэллек… меня поселили в эту комнату…
Поспешно опустил руку, вытер ее о штаны и лишь после этого подал миссис Мартене.
Его прыщавое лицо отчаянно покраснело, маленькие глазки встревоженно замигали за стеклами очков.
Ник заставил себя улыбнуться и представился. Представил и свою мать, стоявшую в стороне. Мори повторил свою фамилию, покраснев еще больше и извиняясь. Он никак не ожидал, что сегодня кто-то приедет, говорил он, ему сказали, что все его соседи приезжают на следующее утро. Затем он извинился и нырнул в одну из спален. Ник с матерью переглянулись. Этот мальчик? Этот странный маленький мальчик? Будет делить квартиру с Ником? Ему, безусловно, нет и четырнадцати!.. Через некоторое время он появился, продолжая извиняться и на ходу надевая белую рубашку.
— Мне говорили, что вы все приезжаете завтра, — сказал он.
Ник спокойно смотрел на него. И молчал.
Мори извинился за состояние, в котором находилась комната. Его книги, его чемоданы, пыль, мусор в камине (должно быть, оставленный прежними обитателями), грязные окна. Он намеревался привести все в порядок до приезда соседей. Он пояснил, что занял спальню слева, потому что она выходит во двор и по утрам в ней, наверное, шумно. Он взял себе самую маленькую книжную полку. (Но если остальные полки не будут заполнены, он надеется, ему разрешат ими воспользоваться. Как видит Ник, он привез с собой несколько картонок с книгами.)
Улыбка, похожая на тик, исказила лицо Мори. Он нервно облизнул губы. Теперь следовало заговорить Нику, пора было сказать что-нибудь смешное, или утешительное, или остроумное, или ободряющее, спросить, откуда Мори Хэллек родом и не находятся ли его родители сейчас здесь, в студенческом городке; попробовать догадаться, откуда он. А Ник просто глядел на разволновавшегося мальчишку, точно в жизни не видал большего идиота.
Миссис Мартене стояла в стороне, прикладывая платочек к лицу. На ней был красивый, очень светлый бежевый шелковый костюм, и лицо у нее было заурядно хорошенькое, со слегка припухшими веками. Отец Ника утром уехал на поезде к своему приятелю-скрипачу, работавшему в школе Джуллиарда, чтобы условиться о вечернем концерте, — Ник подозревал, что родители поссорились, хотя, конечно, спрашивать не стал. (Он никогда не стал бы расспрашивать своих родителей об их личной жизни или о жизни сексуальной. Он боялся, что, если спросит мать, она, пожалуй, все ему расскажет.) И вот сейчас миссис Мартене разглядывала себя в крошечное зеркало пудреницы, не обращая внимания ни на Ника, ни на этого странного мальчика. Если ей и было кого-то из них жаль, она никак этого не показала.
Наконец Ник произнес:
— Эту комнату окнами во двор — ты занял ее, потому что она самая светлая, верно?
Мори молча уставился на него. Он был настолько ошарашен, что не сразу заговорил.
— Она выходит на юг… окна в ней большие… ты поэтому занял ее? — спросил Ник.
Мори заморгал, промямлил:
— Я… я… нет, я подумал… то есть я хочу сказать, что я…
Ник прошел в комнату, оглядел ее.
— Это самая большая комната, так ведь? — сказал он.
Мори нерешительно остановился в дверях.
— Они все одного размера, — сказал он. — Я уверен, что они все одного размера.
— Нет, эта больше. Окна здесь красивые, — сказал Ник. Он распахнул одно из окон и, высунувшись, глубоко втянул в себя воздух. — У тебя и вид хороший.
— Но я вовсе не хотел…
— Ты приехал первый — тебе и выбирать.
— Но я действительноне хотел…
— Все в порядке, Мори. Тебя ведь так зовут? Мори? Все в порядке, — сказал Ник с веселой ухмылкой. — Ты приехал первый.