Ангел-телохранитель
Шрифт:
Очередной стеклянный взрыв поленьев заставил ее открыть глаза.
За окнами ее дачи плясал огонь.
Собственно, окон уже не было: стекла лопнули от жара. Поленья со стеклянным звоном!..
Она помедлила в кровати, никак не соображая, но уже догадываясь… Хотелось натянуть одеяло с головой, и больше не видеть этой кошмарной реальности, и поверить, что это сон…
Но это был не сон. Ее дом горел.
Люля рывком поднялась, приказывая себе не впадать в истерику. Быстрее: одежда, сумка, что еще?! Ничего! Надо спасаться!!!
Она, кашляя и задыхаясь, оделась за полминуты и, прижав к боку сумку, кинулась к двери. Раскаленный засов обжег пальцы. Схватив тряпку, она отодвинула его. Повернула два обычных замка.
Вот оно что… Как же она сразу не сообразила, почему подожгли снаружи…
Дверь не открывалась! Люля не знала, чем ее заперли, но дверь не открывалась!
Она вернулась на середину комнаты. Огонь лез во все четыре окна старой дачи, дышать было нечем, она старалась удержаться от кашля и вдыхать неглубоко, осматриваясь по сторонам в поисках выхода. На кухне небольшой подпол, там можно спрятаться. Но он тоже деревянный: он прогорит, и Люля если не сгорит заживо, то задохнется…
Больше ничего не оставалось. Она схватила с кровати одеяло, завернулась с головой, разбежалась на четыре шага и выбросилась через горящее окно на снег. Сдирая с себя загоревшееся одеяло, она проползла еще несколько метров вперед и зачерпнула снегу, прижав его к голове: одеяло в прыжке соскочило с головы, и волосы подпалились. На безопасном расстоянии от дома Люля села прямо на снег, глядя, как огонь подбирается к крыше. Еще бы лишних десять минут сна или паники, и она бы уже не выбралась из огня.
Она отползла чуть подальше и вдруг подумала, что тот, кто поджег ее дачу, может сейчас наблюдать за ней из темноты, досадуя, что она опять увернулась от смерти. С чем на этот раз он выпрыгнет из тех кустов, что у нее за спиной? С ножом? С удавкой? Или просто выстрелит ей в спину?
В ней все смерзлось от снега и от страха. Замедленно оборачиваясь, она приметила какое-то движение. И поняла, что на этот раз ей не спастись. Черный силуэт приближался к ней, а в ней все смерзлось от страха и снега. Ни встать, ни побежать, ни на помощь позвать.
Все. На этот раз он добьется своего.
– Людочка!!! – истошно кричал женский голос. – Людочка, вы же горите!!! Вы где?
За женщиной, перешагивая сугробы, пробирался мужчина в валенках, вглядываясь в огонь.
– Если она еще не выскочила, то уже все, поздно, пропала… – произнес он. – Ты пожарников вызвала?
– Да куда там! Я как увидела в окошко, что Людочкин дом горит, так только тебя в бок толкнула, пальто на ночнушку накинула
– Ты поди домой, вызови пожарников и переоденься. И милицию вызови на всякий случай. Иди, Валь, поторопись! А я пока посмотрю тут.
– Что ты посмотришь? – испуганно проговорила женщина. – Ты же не полезешь в огонь? Сам сказал: если она не выскочила, так уже поздно… Ты не вздумай, слышишь, Миш!
– Да не бойся ты, иди, переоденься, позвони! Мобильный на зарядке, на столе. Я только круг сделаю, погляжу, что к чему. Странное тут что-то…
Мужчина двинулся, держась на расстоянии от огня, в обход дома.
– Что? Что странное? – заволновалась женщина, семеня за ним.
– Я же тебе сказал: поди позвони как человек в пожарную часть! И в милицию тоже! А наговориться успеем. Ты прям, Валя, как…
Он не договорил. Голос у него вдруг пропал: Люля лежала перед ним на снегу, и снег возле ее головы был красным.
Он застыл на месте. Жена, шедшая за ним, толкнулась в его спину. Он молча ступил в сторону, открывая для нее картину. Валя охнула и со стоном присела на корточки, обхватив руками голову.
– Быстро, Валя, быстро домой! Звони! – очнулся мужчина по имени Миша, и голос его тоже очнулся.
– А ты что? – беспокоилась Валя за мужа.
– Звонить, я сказал! – рявкнул Миша, и Валя, пятясь некоторое время задом, не в силах оторвать взгляда от лежащей женщины и небольшого красного пятна на снегу, хорошо видного в свете огня, вдруг развернулась и припустилась изо всех сил к своей даче, загребая тапками снег.
Пока приехали пожарные, дом сгорел почти до основания.
Пока приехала милиция, Люля уже основательно напилась водки на кухоньке у соседей.
Миша принес ее на руках в дом, как только, собравшись с духом, приблизился к ней и убедился, к своей немалой радости, что она жива. Они с Валей привели ее в чувство, осмотрели голову: на коже имелся длинный, глубокий, корявый порез. Видимо, об острый осколок оконного стекла, когда прыгала. От него же и одеяло соскочило с головы, и теперь от Люли пахло паленым: волосы обгорели.
Порез обработали йодом, Люле налили водки.
– Пей, Людочка, – распорядился Миша. – Огурчика дать? Валь, достань ей.
Люля опрокинула стопку по-мужски, целиком. Хрустнула огурчиком, глядя в клеенку стола.
– Давай джинсики твои посушим, а? – заботливо спрашивала Валя. – На попе ведь мокрые совсем, нехорошо это для женских дел…
Люля молча опрокинула в себя еще одну стопку. Снова хрустнула огурчиком.
– Оставь ее, мать, – негромко сказал Миша, глядя на неподвижную Людочку. – Сейчас водочка ее везде прогреет, и в женских ваших делах тоже.