Ангел
Шрифт:
…Капитан вдруг медленно поднял правую руку… и поднёс её ко лбу, отдавая честь!
Дик едва не поперхнулся внезапно наполнившей рот кислой слюною, и лишь невозможность набрать полные лёгкие воздуха избавила его от порыва отчаянно и безысходно завизжать.
Первая мысль, ударившая его молотом в покрытый обильной холодной испариной лоб, истошно и настойчиво вопила о том, что и бедолага капитан стал Спящим. Этого Дик вынести уже не мог. Он засучил ногами и, враз забыв о боли, где-то неосознанно преодолевая её, где-то абсолютно не чувствуя, постарался хотя бы отползти, отодвинуться от этого ужасного «посетителя», "часового смерти". Он обернулся назад от себя, ища глазами направление своего возможного бегства. Что будет дальше, он не задумывался. Подальше, просто подальше отсюда, ради всего святого!!! Пелена безумия накрыла его с головою, растворив остатки соображения в подымающейся выше "девятого вала" панике.
Ему даже удалось преодолеть таким образом почти три метра, и он уже собирался даже перевернуться
— Дхххик, оссшш-ановишсь… Не шмммей уххотссшиить…
Брэндон резко, помимо собственной воли, обернулся, и успел заметить, как кулём валится вперёд безвольное тело Хоры. С глухим шлепком приземлившись на бетон, почти в то место, где недавно лежал сержант, труп дробно стукнул в него сапогами и головой, и затих, словно и не был секунду назад пугающим истуканом. Изумлённый таким поворотом событий Брэндон увидел стоящего в проёме Робинсона, всё ещё державшего левую руку вытянутой на уровне собственных глаз. Очевидно, он приволок капитана сюда уже мёртвым, запросто держа его одною рукою за шиворот, как котёнка. Где он убил Хору, Дику думать не хотелось. Нельзя сказать, что сержант сильно обрадовался бывшему напарнику, ибо выглядел тот уже куда хуже, чем когда он видел его в последний раз. Однако факт того, что стоявший по струнке до этого перед ним мертвец был не ещё одним, очередным Спящим, а не более чем обычным погибшим солдатом, как ни странно, немного успокоил Дика. И хотя зубы его выбивали неимоверную по своей амплитуде и частоте дробь, а сердце не справлялось с притоком взбешённой от нагнетаемого в неё адреналина крови, связист чуть не вздохнул с облегчением. Будто заблудившийся горожанин, увидевший в лесу соседа, — опытного грибника и ходока.
Глядевший на Дика зомби действительно представлял из себя невероятно страшное зрелище. Правый глаз монстра вытек, веко и глазница раздроблены, перебиты «розочкой». Очевидно, кто-то из солдат пытался дорого продать свою жизнь. Правая половина головы смята, превратившись в сочащуюся гнойной сукровицей прелую луковицу. Щека правая пробита, скорее крупнокалиберной пулей, да так, что создавалось впечатление, что её напрочь вырвала бешеная собака. Сквозь практически полное отсутствие тканей, сквозь зияющее отверстие была видна развороченная боевым снарядом гортань, и разбитая вдрызг полость рта, из которой выстрелом в упор вырвало не только зубы, но и нёбо, вместе с частью чёрного языка. Остался лишь его оборванный распухший корень, обильно покрытый буроватой, мутной слизью, да чернел провал нижнего свода черепа. Сама голова была как-то невероятно сильно сдвинута с шеи в сторону, а тело… Всё тело «Долана», по-прежнему наряженное в застиранную пижаму, представляло из себя, прости Господи, сплошную рваную рану, сито. Сито, сквозь которое просто насквозь могли лететь пули. Да рваные в лохмотья тряпки одеяния, чуть не целиком залитые уже перебродившей в дурно пахнущую субстанцию коричневой кровью…
Однако единственный уцелевший глаз Джима, или того, что от него осталось, смотрел на Дика холодно и жёстко.
Похоже, Спящий вступил здесь в бой, и люди его проиграли… Сомнений в том, кто вышел победителем из кровавой и скоротечной схватки, у Брэндона почему-то не было. Тварь убила всех, и её не остановили ни кулаки, ни удары по голове и телу разными предметами, ни даже хлёсткие пули…
Тварь превратилась в ходячее решето, она хрипела и пузырилась при ходьбе, истекала зловонием и мертвенными соками, но жила. Дик мученически застонал. Надежда на то, что ему удастся выжить, улетучивалась вместе с клокотанием, которое вырывалось из глотки мертвяка, и которое тот старательно и усердно преобразовывал в кошмарные по звучанию, но всё ещё понятные слова.
Перебитые губы с трудом, но уверенно открывались, выталкивая откуда-то прямо из глубины дохлой растрёпанной туши слова и целые предложения, обращённые сейчас именно к Дику:
— Мнхе нуххен хыывой… этхо ххы. Тхы будех хоохит с туухымы уэихяи…
Которые Брэндон понял и «перевёл» про себя, как то, что Робинсону нужен живой человек, которому придётся вести передачу на другие убежища, где ещё есть люди… И это он, Дик, — единственный из всех, кого зомби оставил в живых. Скорее всего, намеренно. Пока шло избиение, Дик пробыл в отключке ровно столько, сколько Спящему потребовалось для того, чтобы превратить две с половиной сотни сонного народа в фарш. А потом он пришёл, устроив для бывшего коллеги маленькое представление, выступив в роли кукловода и избрав для этого труп несчастного Хора…
— Нет, Джим…, не-ет же, пойми… — отчего-то задрожавшему губами и телом сержанту показалось странным, что он всё так же не может называть этот поганый труп другим словом, кроме как настоящим именем покойного Робинсона. — Я не смогу, не смогу…
Труп прислушался, наклонив сильнее и без того скособоченные ошмётки башки, и утвердительно кивнул:
— Сможешь. Мой голос уже не узнают. Похоже, его больше и нет. Да он мне уже здесь и не нужен. Я могу говорить с тобою и так, например… А вот ты… Ты ведь всё ещё радист…, и разговаривать в эфире придётся тебе. Что-то пошло не так, и в нескольких убежищах Спящие не выполнили своих задач. Их позывные ты найдёшь в узле связи. Мне осталось немного. Я выполнил повеление Хаара. Всё, как он приказал. Но теперь нужно помочь и другим Спящим. Идём, Дик…
От ужаса тот подпрыгнул прямо лёжа. Раздававшееся в голове монотонное, упрямое и настойчивое бормотание Спящего оказалось настолько неожиданным, что связисту показалось, что он уже сошёл с ума.
Право слово, уж лучше бы оно так и было! Потому что бывшее тело Робинсона решительно и быстро шагнуло к нему, наклонилось, протянуло серьёзно покалеченную в нескольких местах руку… и попросту сгребло сержанта с пола, словно уроненного на мостовую пупсика.
…Дик, зависнув в воздухе, как щенок перед оценивающим его прикус хозяином, скрежетал зубами от вновь проснувшейся боли, с отвращением, смешанным с необъяснимым страхом, смотрел сквозь пелену кувыркающимся обожжённым мотыльком сознания в остатки лица Спящего. И чувствовал, как понемногу «уплывает» он от дохнувшего ему в ноздри зловония, от самого только вида этого ходячего порождения горячки. Спящий приблизил к нему порубленные в жирные синие ломти контуры того, что раньше называлось головою, и в голове у Дика вновь зазвучало:
— А ещё ты запустишь для нас эти ракеты. Все, Дик. Все до последней…
Глава VI
Много ума для этого не требовалось. В своей жизни, в молодые годы, Гарперу не раз приходилось быть конвоируемым. И сейчас те, казавшиеся раньше унизительными, навыки спасали, можно сказать, ему жизнь. Ну, или по крайне мере, помогали сохранять видимость того, что он — пленный. Заложив руки за спину и угрюмо уставившись в пол, шагал он широким размашистым шагом за очень быстро двигавшимся по бесконечным коридорам Маакуа. Точнее, тот словно летел над полом, едва касаясь его ногами. Настолько стремительной и лёгкой была его поступь. Безусловно, так двигаться мог только очень сильный и крайне опасный воин. Существо даже не оборачивалось, столь внезапно и резко ныряя за очередной из бесчисленных поворотов или в огромные двери попутных залов, что Питер подумал и с грустью понял, — будь он здесь один, и будь он даже увешанным оружием, как молодая и плодовитая вишня ягодами, остаться б тут ему навечно. Просто заблудившись в лабиринтах корабля. Или напоровшись на воинов Доленграна. На что, интересно, он рассчитывал, затевая свой побег? И что было б с ним, не появись так вовремя этот Клоффт? Потому как и коридоры, и непонятного назначения помещения, мимо которых они почти пробегали, как ужаленные, были бесконечны. И были обитаемы! Некоторые встречаемые ими тонхи были весьма активны, и живо интересовались происходящим у них на глазах. Правда, с расспросами к самому Вопрошающему не дерзнул пристать никто, но на них смотрели заинтересованно и, как даже почудилось с перепугу Гарперу, подозрительно. Таких «умников» было совсем немного, они все были вооружены, и Питеру даже показалось, что они — няньки для основной, просто огромной массы других тонхов, что как-то лениво ходили, едва переставляя будто деревянные ноги; сидели, расслабленно привалившись спиною к спинкам кресел, вдоль стен коридоров и залов. Что-то очень медленно и явно с трудом ели и глотали с огромных столов, стоящих посреди просторных помещений, и пили мутную бурду из пузатых чашек, напоминающих земные ковшики для браги. Или же они просто тупо пялились им вслед затуманенным взором грудного младенца, не различающего ни цветов, ни чёткого абриса склоняющихся над ним родных лиц. Этим, похоже, было до лампочки, что происходит вокруг. Как сонные мухи, они непрерывно ползали туда-сюда, будто люди, не знающие, чем себя и занять. Некоторые, правда, спали, укутанные непонятными «пледами» стального цвета, к которым от кресел тянулись то ли провода, то ли тонкие шланги. Он видел, как временами то к одному, то к другому тонху спешила такая вот «нянька», если у тех вдруг возникали даже мельчайшие затруднения. Например, встать с кресла или же наоборот, — сесть в него, взять ёмкость с питьём или посуду с пищей…
Они вышли на круглую эстакаду, опоясывающую по периметру один из самых больших залов, виденных Питером за время почти часовой непрерывной ходьбы. Внизу всё так же бессмысленно и неспешно бродили целые ватаги будто «примороженных» тонхов, казавшихся сейчас не опаснее отравленного таракана, валяющегося кверху едва шевелящимися лапами. В это верилось с трудом, и Гарперу вдруг подумалось: вот бы ему сюда сейчас два, нет, — три батальона морской пехоты! Да весь этот обезьяний питомник можно было бы выкорчевать за неполный час!!!
Неожиданно Клоффт остановился прямо на этом «помосте», и очень негромко заговорил, показывая вниз движением головы, с которой он по-прежнему не снимал капюшона:
— Ты видишь перед собою процесс реанабиоза воинов, человек. Здесь, и ещё на четырёх ярусах, пробуждаются к деятельной жизни и к последующему бою особи мужского пола. Их самки приходят в себя и обретают необходимую жизненную активность двумя ярусами ниже.
— Мать моя, родина… Сколько ж их здесь, Клоффт?! Этих гениальных и воинственных приматов… Три тысячи, пять тысяч? Десять? — Возбуждённый собственными кровожадными мечтами, вцепившийся в кажущиеся на ощупь резиновыми поручни Гарпер почти шептал в ответ, нависая над всем этим безобразием. И рискуя, того и гляди, свалиться прямо на головы этой ленивой ярмарке живого чужеродного материала.