Ангел
Шрифт:
Минутное молчание грозило было затянуться, когда Чик, до этого сидевший недвижно и зачем-то прикрывший веки, начал цитировать странным речитативом:
«Трое удалились в пустыню. И были застигнуты там, и узрели они в день, начертанный от смерти человеков состоявшейся, сияние гнева небес. И видели саму ту Смерть, идущую хозяином от снежного края Земли… И чудо оставило их жить, чтобы поклониться им для пришедшего Ангела, что явился им по стопам Двух Ушедших пред Ним, и возник Он к ним из ночи в нестерпимом сиянии. И был с Ангелом Высоким меч, что остановит верховное Зло в день полного торжества его. И нёс Высокий завещанную Печать Небес, что откроет древние Врата, и впустит на Землю ожидавшее часа Воинство великое, и в Земле — Первое. Воинство, что пронесло в себе сквозь терпение и бесконечность времени Слово присягнувших, и зерно кары, однажды обещанной… Воинство более древнее, чем сама хранимая Земля, и все звёзды её. И были начертаны имена на всей Печати, что составляли её сущности, как то: «Печать Греха», «Печать Верности», «Печать Долга», «Печать Предательства», «Печать Познания», «Печать Прощения», «Печать Отваги», «Печать Войны», «Печать Раба», «Печать Покорности», «Печать Зла». И на главной Печати начертано было имя — «Сила, Выбор, Печаль». И не было равных ни в Упорядоченном, ни в Хосе двенадцати её округлостям. И само сияние великих Небес в тот день могло окончательно померкнуть, когда б не стала хоть одна из частей Печати в место своё…»
Закончив так же внезапно, как и начав, Нортон открыл глаза, глянул на меня в упор и произнёс:
— Он хорошо знал «свитки», этот Сирвенг. И перевёл их почти слово в слово. Ватикан рвал и метал тогда. Как же, — хранимые от человечества за семью замками, они вдруг стали достоянием масс… Хотя, по их собственным признаниям, ни один из «свитков» никогда не покидал пределов хранилища Церкви. Одна беда была им на руку, — мало кто читал его тогда. Издав единственный тираж, он пропал, а чуть позже неведомым образом исчезла из библиотек и продажи его книга. Когда народ, заинтригованный начинавшейся шумихой, кинулся искать, оказалось, что и самого автора, и его творения, и след простыл…
Я напряжённо слушал, пока улавливая далеко не всё из его болтовни, но что-то подспудно осознавая. Он словно читал мои путающиеся мысли, потому как тут же начал давать пояснения:
— Ангел — это Вы, Аолитт. Это и Ваше имя, и Ваш статус. Вы пришли к нам в пустыне, нас трое, и атака состоялась. Теперь мы знаем, что наши «пастухи» и убийцы зовутся тонхами. — Он шумно втянул ноздрями воздух. — Удары мы видели, и еле спаслись. Чудо налицо. И видели, что основались они где-то среди снегов…
— На полюсах, — я вставил своё слово.
— На полюсах, — тут же с готовностью согласился Чик. — А тут ещё налицо и Ваше появление во вспышке из этого… кокона. Ну, сферы, точнее… «В сиянии», то есть. И при Вас — оружие. Пусть не меч, но всё-таки…
Теперь я понимал больше. Некто, мне незнакомый, не так давно предсказал весь нынешний сценарий. Или не весь? На свою беду, я в своё время столь же мало увлекался фантастикой. Как жокей, помешанный исключительно на скачках, обычно вяло интересуется вопросами разведения нутрий и фикусов. Может, где-то в других книгах и близким к фантастике источниках и было нечто подобное? И, прочти я тогда это, мне было бы легче предопределять, предугадывать ход событий, а не шарить палкой впотьмах, гадая, — что же для меня уготовили на завтра?
… - Вот насчёт имён печати я несколько не уверен. Что это вообще такое? Может, на них что-то написано? — Нортон вопросительно пожал плечами. — Или нет?
— Нет, на них нету ни-че-го. Это абсолютно «голые» шары идеальной формы, безо всяких признаков письменности. Знакомой или незнакомой.
Рене и Джи сидели ни живы, ни мертвы. Не смея ни пошевелиться, ни почесаться, ни шмыгнуть носом. Ну как же! На их глазах словно решалась судьба мира, и они при этом присутствовали! Да уже одно это можно всю оставшуюся жизнь ставить себе в заслугу перед потомками!
И Чик, их неряха Чик, вот так запросто об этом беседует! И с кем? С существом, пришедшим с самих Вселенских далей!!! Было видно, что парни просто не верят собственным ушам и глазам. И если бы не Нортон, они решили бы, что сходят с ума.
…Моя категоричность слегка разочаровала Чика. Однако он, помедлив, продолжил с прежней нотой уверенности в голосе:
— По поводу имён, мне кажется, ещё предстоит выяснить. Но ведь Печатей двенадцать? — эта истина, как я понял, не вызывала у него ни малейшего намёка на сомнения. Ну, а разве я мог бы свалиться к ним с количеством «шариков» в кармане хоть на одну сотую доли меньшим?! Не знаю уж, почему, но в эту секунду мне захотелось провалиться сквозь землю. Дело в том, что я истратил три из них. Истратил, как мне теперь уже казалось, глупо и бездарно, такие вещи…
И я с трудом разжал губы, чтобы признаться сидящему передо мною человеку:
— Девять. Понимаешь, их у меня только девять. Двенадцать — было. Ты в этом прав, Чик…
Тот ошалело уставился на меня, будто я признался ему в хладнокровном убийстве собственных детей, и потрясённо прошептал:
— Ну, как же так… Ведь это… Вы потеряли их?! — Не знаю, показалось ли мне, или он и в самом деле готов был схватить меня за грудки?
— Как же теперь узнать, чьи имена носили утерянные печати?!
Честно говоря, тут слегка поплохело уже и мне. Этот, столь быстро увлекавшийся идеей человек, способен был ввести в ступор своим напором кого угодно. Мне захотелось начать оправдываться. Ну, никак, никак я не мог ведь тогда предположить, что эти потешные шарики такие ценные. Это если верить выражению ужаса, написанному на лице враз задохнувшегося Нортона. Он хрипел так, словно был пробитым кузнечным мехом. И его руки, протянутые ко мне в жесте немого отчаяния, тряслись почище работающего отбойного молотка…
Конечно, я думал и понимал, что эти самые «пули», или как он их там назвал, обладают сильнейшими убойными качествами. И рассматривал их лишь как приятное дополнение к собственной силе, и совершенно искренне считал, что приданы они мне в «усиление», и что я вправе был ими распоряжаться по собственному усмотрению… И тому подобное. Тем более, что никаких «инструкций» мне на этот счёт не давали…
Я почти начал паниковать, когда решил вдруг уточнить:
— Так ты считаешь, что эти «пули» так важны своим постоянным числом? И их всенепременно должно быть двенадцать?
Толстяк был возмущён моей тупостью до глубины души. Он аж подпрыгнул на месте и затараторил:
— Вы понимаете, что да! Это крайне важно! Ибо, если верить пророчествам, написанным Сирвенгом, они имеют силу, лишь будучи правильно распределёнными по каким-то своим определённым точкам и согласно собственных Имён. Каждое! Понимаете?! Я точно не знаю, где и как это должно произойти, но у Сирвенга на этот счёт есть почти ясные строки: " И каждая сторона Печати должна быть отмечена следом своим сообразно Имени своего. И когда двенадцать сторон Её выжгут след свой на местах своих, как на челах, тогда вспыхнет огонь, и откроются тогда Врата, и победит пришедший ко времени Ангел, и сбудется Слово, что однажды прозвучало"…