Ангелоиды сумерек
Шрифт:
Найти – чтобы расстаться.
И под конец, когда улеглась буря:
– Сколько тебе лет, Сержи?
– Девяносто пять. Самый порог трупного окоченения. А тебе, Ани?
– Шестьдесят один. Вовремя насчет армии спохватилась.
– Ты поможешь? Мы ведь поможем друг другу?
– Конечно. Но не так, как ты думаешь. Потому что теперь мы оба сумеем стать деревьями. Как поют в старых песнях.
Вернее, одним деревом.
Одиноким хмурым кипарисом, шевелюра которого заплетена мелкими алыми розами».
Когда
Немного сухого белого мха.
А также куски и полосы мягкой коры.
«Мы решили подарить тебе одежду, обувь и огонь, потому что близятся прохладные ночи. Будь осторожен с последним даром, – прошелестело у меня в мозгу. – Ты быстро догадаешься, что к чему».
– Я понял сон верно? Вы – бывшие люди? – спросил я.
Смех.
«Почти что так. Кроме того, большая птица отдала нам то, что таилось внутри тебя, и оттого мы стали богаче».
Внутри меня вместо этого находилась невнятная формула бессмертия, некая тихая карикатура то ли на человечество, то ли на сумров и кое-какие соображения по поводу здешних обитателей, не совпадающие с высказанными открыто.
Теперь надо было совершить краткий утренний обряд и подумать, на какие дальнейшие подвиги я способен. Есть мне хотелось не очень, но совсем рядом с моим лежбищем прорастали из земли большие листья, похожие на граммофон, и в каждом собралась большая пригоршня росы. Я попил, плеснул в лицо и кое-как обтёр свое тело ладонями.
– Маловато, но это вовсе не беда. Потом поищу вчерашний родник. Ох и ледяной он, братцы!
«Скоро будет много воды, целые потоки с небес. Хорошее время для нас и нашего роста. Не очень лёгкое для тебя. Оденешься – поищи себе настоящий кров».
Утолил голод я очередной пригоршней диких роз – в ход пошли и плоды, и лепестки. И подумал, что сезон дождей – это ведь тропики, а похоже не весьма.
«В Содружестве неплохо всем. Кое-кто предпочитает ливанский кедр араукарии или черёмуху белому олеандру – почему бы им не помочь?»
Потом я принялся за работу. Кремневый желвак и мох сразу уложил в корзинку – огонь пока ни к чему, потом попробую. Обсидиан легко раскололся, подарив мне парочку узких ножей и несчётное количество шилец и иголок – жаль, что последние были без ушка. Хорошенько отбил кору на плоском камне, заодно прикинув, что такая плита, нагретая за день, может послужить неплохой лежанкой. К концу суток у меня уже был неплохой кусок тапы, мягкой и гибкой, как замша, и чёткая мысль о том, как ее можно раскроить.
Сон рухнул на меня сразу и был почти без видений.
На следующее утро я вырезал себе неплохую набедренную повязку, а на ступни – две пары поршней. Чем они отличались по форме от
– Этого не хватит надолго, если я пущусь в странствия, – сказал я моему незримому собеседнику. – Особенно обуви.
«Не беда. Мы уже ищем для тебя дерево. Но работа по дереву – долгая и требует хорошего инструмента. Пока осмотрись, погуляй по окрестностям и поищи себе дом по вкусу».
Какому совету я и последовал.
Приходилось вам бродить по прекрасному, ухоженному ботаническому саду, где мирно уживаются растения нескольких климатических поясов или хотя бы посещать Аптекарский огород? Хотелось ли быть Сталкером в Зоне, которая сама стелется под ноги и предупреждает о малейшем намёке на опасность?
В Лесу была своя жизнь – но эта жизнь ко мне благоволила. Какие-то крупные животные с тёплой кровью шествовали впереди меня, переходя из одной заросли в другую. Звери поменьше, гладкостью тёмной шкуры и веревочками хвостов похожие на подсвинка, стайкой пробежали поперёк моего пути. Змеи шелестели травой и иногда листьями тех деревьев, на которые они карабкались. Муравьи складывали свои жилища весьма основательно: глядя на башни высотой в два моих роста, я вспоминал идею Хельмута о коллективном разуме мощностью в хороший компьютер. Также я по аналогии подумывал о мирном захвате пустующего термитника – вспоминались иллюстрации к «Детям капитана Гранта», – но не был уверен, что здесь имеется вид, дружелюбно настроенный лично ко мне. Термиты здесь явно обитали, но старались не попадаться мне на глаза.
Здешние бабочки размахом своих крыльев напоминали орла, а расцветкой – сошедшую с ума радугу; цветы полностью им соответствовали – удержать их не мог никакой стебель, и они росли прямо из земли. Мимоходом я приметил у корней огромную пурпурную звезду. Цветок напомнил мне раффлезию, только запах был намного приятнее: не тухлое мясо, а скорей перебродившая вишнёвая настойка.
Колибри, которых я так хотел увидеть, здесь не водилось или они попросту терялись среди насекомых. Я только надеялся, что они не были так падки на алкоголь, как здешние мухи, которые, увы, гибли во множестве на хищных лепестках.
Также приходило мне в голову, что стоило бы начать с обхода побережья и прикинуть размеры моего теперешнего обиталища, но Лес крепко сжимал меня в ладони и ненавязчиво направлял куда-то внутрь себя, и противиться ему не хотелось.
И вот, наконец, тропа уперлась в подобие стены, сплошь одетой мхом и поросшей пучками как бы глянцевых зеленых ланцетов. Только подняв голову ввысь и лишь на уровне нижнего неба встретив ветви, я понял, что это гигантское дерево.
«Мы называем его „Дерево-Корабль“ или „Дерево-Кит“, потому что оно приплыло по морю и наполнено смолой, как кит жиром».