Ангелов не выбирают
Шрифт:
ПФ: Интересны также работы Ломоносова с первейшим элементом алхимиков – ртутью. В работах с ней Ломоносов впервые произвел ее заморозку с помощью жидкого азота и получил ртуть в состоянии отвердения, которая оказалась ковкой, как свинец. Известие, что ртуть можно ковать, произвело сенсацию в ученом мире того времени; оно явилось одним из наиболее убедительных доказательств того, что ртуть такой же металл, как и все прочие.
АП: Я с гордостью могу сказать, что Ломоносов вошел в науку как первый химик, который дал физической химии определение, близкое к современному, и разработал программу физико-химических исследований; его молекулярно-кинетическая теория тепла во многом предвосхитила современное представление о строении материи. Его вклад в химию был большим, но химия не была
ПФ: О! Александр Павлович! С каким вдохновением вы об этом говорите!
АП: Я готов сознаться и перед вами, дорогой Петр Федорович, и перед нашими читателями: не тем делом я занимаюсь. Я – физик, и по складу ума – ученый. И Михайло Васильевич – мой добрый гений, я не перестаю восхищаться им. Если бы никого русская земля не родила, а только его одного, то и этого было бы достаточно, чтобы оправдаться перед Творцом.
ПФ: Заслуживает уважение ваше мнение. И я разделяю его с вами.
АП: Так что же наши алхимики? Как идет развитие и внедрение алхимии в науку?
ПФ: Жесточайшими методами и быстрыми темпами. В XVIII веке название «алхимик» заменяется на «химик», так, уже при Екатерине II появляется должность химика при заводах в России. В «Положении о Тульском оружейном заводе» от 1782 года сказано: «При заводе полагается Химик, Механик и Архитектор». Однако должность придворного алхимика сохраняется до начала XX века. Последним алхимиком был граф Толстой Александр Владимирович, дальний родственник писателя Льва Николаевича. Он окончил Московский университет и продолжил образование в Германии, а затем и в Шотландии. Его интересуют проблемы превращения вещества, и он хотел осуществить вековую мечту человечества – превратить свинец в золото. Но… для подобного рода трансмутации необходима энергия, цена которой намного превысит стоимость золота, даже если опыт удастся. Уголь и нефть – слишком слабые источники энергии для подобного рода эксперимента. Молния непредсказуема и неуправляема, хотя и перспективна. И граф Толстой строит солнечную печь, выбрав для нее место неподалеку от Бухары. Все лето 1912 года Толстой пытается превратить свинец в золото. Но безрезультатно. Тогда он решил заняться более, на его взгляд, перспективной проблемой: превращением углерода в углерод.
АП: Углерода в углерод?
ПФ: Представьте себе! Уже в 1915 году Толстой смог превратить графит в алмаз, имевший юридическую ценность. После огранки этот бриллиант, названный Толстым «Анастасия», был преподнесен императрице Александре Федоровне. За 2 года граф Толстой создал алмазов на сумму не меньше чем 50 миллионов рублей золотом. Практически все они были переданы государству безвозмездно, проданы на международном рынке, а деньги пошли на вооружение полков и дивизий российской армии, участвующей в Первой мировой войне. Чаша весов решительно склоняется на тот момент в пользу победы России и ее союзников. В сентябре 1917 года Толстой покидает бухарскую лабораторию и едет в Петроград в сопровождении четырех казаков – вероятно, он лично хочет доставить очередную партию алмазов. На поезд, в котором едет Толстой, в городе Богородицке нападает банда дезертиров и грабит вагон. Казаки воспрепятствовали грабежу, завязался бой, в результате которого погибли и они, и Толстой.
АП: Удивительная история. Алхимия погибла в один год с монархией, и золотой век золотой науки, который длился почти пятьсот лет, закончился.
Спасибо вам огромное, Петр Федорович, за интереснейшее повествование, за соединение литературы, истории и… алхимии. Потому что мы уверены, что алхимия – это духовные коды восхождения души.
ПФ: Да, человек – это не просто таблица Менделеева,
Романцев застонал и открыл глаза.
Маша внимательно посмотрела на пациента.
– Все хорошо?
Александр Павлович махнул рукой и отвернулся к стенке. Девушка выключила телевизор и включила ночник. В комнате задрожали тени: на улице поднимался по веткам деревьев ночной ветер, казалось, какие-то исполины заглядывают в окна. Потом пришел дождь и забарабанил по стеклу. Романцев лежал с открытыми глазами и вдруг четко произнес:
– Петю…
– Что?
– Позови Петю…
Маша сначала растерялась, а потом очень обрадовалась. Конечно же, человек с экрана – это химик и поэт Петр Купцов, старый друг Романцева. Она не узнала его – в кадре он был без бороды и несколько моложе. Сюда приезжал зимой: с седой окладистой бородкой в льняном плетеном свитере и напоминал Маше средневекового рыцаря в кольчуге. А дочь его – Алла Купцова, жена герра Хофмана. Она в первое время помогала Маше адаптироваться к Германии, а потом закрутилась с детьми и уже редко приезжала в клинику. Как же Маша сразу не сложила эти кубики!
– Сейчас, сейчас сообщу герру Хофману. Не волнуйтесь.
Весь вечер Александр Павлович о чем-то сосредоточенно думал и перед сном выдал:
– Человек – тот же металл. Ему нужна транс…фор…мация…
Ничего длиннее этого слова она не слышала от него – «трансформация».
Глава 11
Жертва
Следующий день прошел на удивление тихо. Хозяйничал за окном все тот же дождь, и они не выходили на улицу. Смотреть программу Романцев отказался. Просил почитать ему дневники Теслы. Маша удивилась и достала с полки книгу, что принесла Алла Борисовна вместе с его любимыми вещами и альбомами. Начала читать и сама увлеклась.
– Без смысла он жить не может… – вдруг проговорил Романцев. – Не может.
– Что?
– Спать! – сказал он четко.
И вот долгожданная ночь. Романцев мирно заснул. Мирно гудели чуткие приборы. Маша уже привыкла к ним и не замечала этого гудения. Оно бессознательно создавало ощущение покоя. Все как обычно. Единственное, что изменилось с последнего дежурства – поменяли цветы в вазе. Наверное, Алла Борисовна заходила, решила она.
В одиночной палате и тишина какая-то особая. Маша подошла к Александру Павловичу и поправила одеяло. Спит. Что-то он сегодня рано, и десяти нет… Ну и слава богу. И заснул спокойно, и вел себя тихо целый день. Днем к нему заходила дочь Купцова, они даже поговорили немного о даче. Значит, память возвращается и эксперимент с фильмами удался. Александр Павлович попросил на ночь какао и заснул. Счастье-то какое: не кричал, не скандалил. Девушка примостилась на стуле и стала вслушиваться в ночную жизнь больницы. Как же тихо… только пульс окрашен в тональный ритм прибора.
Резкий сигнал заставил ее вздрогнуть. Она решила – в соседней палате. Потом обожгло: Романцев! Это у него! Что? Она метнулась к приборам. Не может быть… Остановка сердца?! Монотонный сигнал рисовал прямую линию смерти. Маша бросилась к тревожной кнопке:
– Врача! Срочно! – закричала она по-русски.
В эту ночь Александр I не спал. Он на всю жизнь запомнит то, что, может быть, произошло, а может быть, только привиделось: тяжелый хрип отца, громкое сопение заговорщиков и острый, тошнотворный запах человеческого пота…
Бригада реанимации попросила Машу выйти. На ватных ногах она зашла в «дежурку» и, рухнув на колени, начала истово молиться.
– Господи, не забери, как отца! Даруй ему жизнь, Господи! Молю тебя, не отыми! Клянусь тебе, Господи – я ни на что не претендую, не для себя прошу, спаси его! Ты все можешь! Пусть живет! Все в твоей власти, Господи! Клянусь, что… Пусть только живет! – Вдруг силы оставили ее, голова закружилась, и она упала, ударившись об угол медицинского шкафа. Кровь брызнула из рассеченной брови и окропила белый халат…