Ангелы на льду не выживают. Том 2
Шрифт:
И вдруг Дзюба, до этого момента хранивший молчание, перебил его:
– У Болтенкова был ученик, который имел основания мстить своему тренеру. И у этого же ученика был серьезный конфликт с Ганджумяном.
Антон поперхнулся и замолчал. Ну кто ж тебя за язык тянул, горе ты мое! Ведь предупреждал же: лишнего не болтай.
Баглаев пожевал губами, усмехнулся, кивнул.
– То есть вы мне предлагаете другого подозреваемого? Я вас правильного понял?
– Нет, Тимур Ахмедович, – Дзюба сохранял полное спокойствие, чем немало удивил Антона, – мы ищем связь этого ученика с Ламзиным. И если мы ее найдем, то сможем смело говорить о группе, состоящей как минимум из двух человек. Болтенкова
Вот это да! Чего-чего – а такого Антон от Ромки совсем не ожидал. И как складно выходит, если его послушать! И версия следователя о виновности Ламзина вроде бы сомнению не подвергается, что важно.
– Имеет смысл, – согласился Баглаев. – Толково. Молодец. Сделайте мне связь этого фигуранта с Ламзиным.
Они поспешили убраться с глаз долой, пока Тимур Ахмедович их не раскусил.
– Ты где так врать научился? – Сташис даже не старался скрыть одобрение и восхищение. – И без подготовки, с места в карьер. Хорошо еще, что Ахмедыч не спросил имя фигуранта и не захотел его сам допросить. Видок мы бы имели весьма бледный… Рисковый ты парень, Ромчик.
Дзюба ничего не ответил. Антон глянул на него повнимательнее.
– Ромка, не крути! – строго произнес он. – Признавайся: ты сам веришь в то, что сказал следаку? Ты считаешь, что Власов имеет отношение к убийству Болтенкова? У него же алиби, ты сам его проверял. Откуда такие мысли? Ты знаешь что-то, чего не знаю я? У тебя есть какая-то информация о его связи с Ламзиным?
– Ничего у меня нет, – тихо и четко ответил Дзюба. – И ничего такого я не думаю. Просто я увидел, что ты не можешь внятно объяснить Баглаеву, чего мы хотим, и при этом не подставиться. Ты пытался соврать – не получилось. Пришлось мне. Вот и все.
– Что с тобой, Рома? Ты на себя не похож в последнее время. Раньше ты таким не был.
Дзюба вскинул голову, повернулся к Антону.
– Это ты на себя не похож, – зло проговорил он. – Это ты раньше таким не был. Ты все время злой, тебя все раздражает. О деле вообще думать не хочешь, как будто работа тебе надоела. Я хотел у тебя учиться, я так радовался, когда ты помог мне перевестись на Петровку, думал – вот, теперь начнется новая жизнь, у меня будет наставник, который меня научит, покажет, поможет. А ты… Я понимаю, у тебя проблемы, но ты, может, думаешь, что их ни у кого больше нет? Все живут как в раю, один ты страдаешь? Всем трудно, у всех что-то происходит, но нельзя же так… Человек сидит в СИЗО, следователь уверен в его виновности, а мы чем дальше копаем – тем больше понимаем, что подозреваемых может быть целая куча и мотивов может быть миллион, но тебе как будто все равно. Я, между прочим, нашел свидетеля, который смог подробно описать, в какой одежде Ламзин в вечер убийства выбегал из дома. Это та самая одежда, которую у него изъяли. И на ней нет никаких следов. Но тебе и это неинтересно. Тебя парит только одно: чтобы начальство не ругало и следак башку не снес. Если ты собрался и меня этому учить, то я лучше на «землю» вернусь.
У Антона потемнело в глазах от мгновенно нахлынувшего стыда. Неужели так заметно, что он перестал думать о работе, озабоченный прежде всего своей личной ситуацией? У него хватало здравого смысла и самокритичности, чтобы самому понимать: работа, такая любимая, отошла на второй и даже на третий план, в голове совсем другие мысли, которые работе мешают. Но он надеялся, что, кроме него, этого никто больше не замечает. Выходит, он заблуждался. Ромка все видит и осуждает его. А кто еще видит? Серега Зарубин? Каменская? Нет, Каменская
Надо брать себя в руки. В конце концов, увольнение няни – это вопрос не сегодняшнего дня, об этом можно подумать и завтра, как сказала бы Скарлетт О’Хара. А вот убийства, которые надо раскрывать, это дело неотложное.
Преступлений-то по меньшей мере три в одном флаконе: Ефимова, Болтенков и Ганджумян. А возможно, и Носуленко, если выяснится, что это была не случайная автокатастрофа.
– Ты что-нибудь успел выяснить о гибели Носуленко? – спросил он Дзюбу, стараясь не встречаться с ним глазами.
– Разбился на машине, когда был на отдыхе в Греции. Машина арендованная. Ездил с женой и ее подругой. Женщины отделались травмами, сам Носуленко погиб. Он был за рулем. Нетрезвый. Собственно, они все были изрядно навеселе, – суховато ответил Роман.
– То есть никаких сомнений?
– Никаких.
Значит, во флаконе только два трупа и один раненый. Уже легче.
– Про жену Носуленко известно что-нибудь?
– Только имя и год рождения, больше ничего не успел.
– Звони, выясняй, – вздохнул Антон, усаживаясь в машину. – Узнавай, где живет и работает, поедем поговорим с ней. Заодно заедем в магазин, мне надо Ваське джинсы купить, я обещал ей подарить в честь окончания учебного года.
Солнце прогрело город до такой степени, что захотелось открыть окно. Пусть трасса, пусть выхлопные газы и смог, но все равно ощущение летнего воздуха, врывающегося в окно, полностью перебить невозможно. Рядом с машиной Антона ехал раздолбанный, сильно тарахтящий автомобильчик. Дзюба куда-то звонил и что-то выяснял, но его голос почти полностью заглушался звуками, издаваемыми старенькой таратайкой.
Сташис снова невольно съехал мыслями в сторону собственных перспектив: интересно, Эля поставит вопрос о машине, когда будет увольняться? Машина-то принадлежит ей, она просто любезно предоставила Антону возможность ею пользоваться.
Краем глаза он заметил, как изменилось лицо Дзюбы и каким растерянным жестом он опустил на колени руку с зажатым в ней телефоном.
– Что? – повернулся к нему Антон. – Есть адрес?
– Адрес есть, – странным голосом ответил Ромка. – Только толку нет.
– Не понял…
– Она убита.
– Кто убит? – не понял Антон.
Внимание его снова переключилось на дорожную ситуацию: они проезжали крайне неудачно отрегулированный перекресток с пешеходным переходом, который начинался метра через три после поворота направо. Многие водители, заканчивавшие маневр на последних секундах разрешающего сигнала, вынуждены были останавливаться перед «зеброй», мешая проезду в перпендикулярном направлении. Приходилось истошно сигналить и искусно маневрировать, чтобы все-таки пересечь проезжую часть.
– Жена Носуленко убита.
Сташис нервно дернул плечами и нажал на кнопку, поднимая стекло. Из-за шума он плохо слышал Ромку. Вернее, слышал хорошо, но не был уверен, что правильно. Что-то он такое странное сказал…
– Кто убит? – снова повторил он. – Прости, шумно было, я не расслышал.
– Галина Носуленко убита. Преступление раскрыто, виновный осужден.
– Когда?
– Семь месяцев назад, в октябре двенадцатого года. Раскрыли быстро, за несколько суток. В декабре уже суд состоялся.