Ангелы отпевают всех подряд. Боевик
Шрифт:
И побежал, рысью побежал Тимофей в метро к своей ненаглядной Сусанночке.... Эй! Эй! Сумку, сумку заберите!
У входа в подземку на урне колыхалась бухая девица, с лица – татарка. Опухшая, расписанная синяками, она опасливо кланялась, выставляя на публику свеженькую, младенчески розовую культю. Она была довольно хороша собой, но коротконогой. Чтобы усидеть на урне при поклоне, ей требовалось время от времени упираться носком левой босой ноги. Чтобы вернуть торс в достойное попрошайки положение, приходилось резко отталкиваться ногой. Другой рукой девица
Дергалась бедняга так потешно, что ее просьбы ссудить на похмелку никто всерьез не принимал. Поддатый каменщик с мастерком в авоське высыпал ей под ноги горсть мелочи и это все…
Тим прислонился лбом к бетонному столбу, оклеенному разноцветными объявлениями. " Я вор. Поймет ли меня Сусанна? Простит ли? Не лучше ли зарыть деньги в лесу и соврать?..
ГЛАВА 7
Сусанна услышала звонок из спальни, где красила батареи отопления “золотой” краской (бронзовая пудра на олифе). Дети на все лето у бабушки. Муж, поросенок, где-то шлындает, хотя должен был прилететь еще вчера…
Чем еще покинутой хозяйственной женщине отвлечь щемившее от недобрых предчувствий сердце, чем, если не дурацкой, отупляющей работой. Эту краску Тимофей (ну откуда у мужчины эстетический вкус) уже однажды высмеял и нужно было воспользоваться его непредвиденным отсутствием. Упрямого мужика следует поставить перед свершившимся фактом изящной покраски и навсегда положить конец спорам, что – красиво, а что – не красиво.
Телефонный звонок был обычный… Тим! Наконец-то!
Звонок был обычный, но сердце колыхнулось не радостно: не спроста он пропадал где-то целые сутки… Неужто опять котует? Женское провидение неприятностей сердце не обмануло…
– Алё! Соня? Ты чего так пыхтишь в трубку? Алё! Ты не в курсе, что там Тимофей натворил? – озабоченной скороговоркой спросил Владлен, брат Сусанны.
– Ничего не натворил! – Уверенно заявила Сусанна. – А что он мог натворить?
– Тебя что, дома не было?
– Владик! У женщины отпуск. Имеет она право прогуляться по магазинам?
– К вам приезжали двое лягавых из МУРА…
– Ну, а я при чем?
– Как это? Ты чо! Во, ты даешь! В натуре!..
– Господи! Так он же не прилетел! Как это я сразу не сообразила! Я не могу! Я чувствовала! Что случилось? Говори немедленно, что с Тимофеем?
– Пока не знаю. Мой человек участвует в расследовании. Против Тимофея ничего нет, он нужен как свидетель. А там кто его знает. Случается, что самый невиновный оказывается главным закоперщиком. Усекла? Но раз интересуются – значит жив…
– Как это – жив? Он мог быть и не жив?
– Не дергайся!
– Дай машину! Я еду в аэропорт! Ты врешь! Самолет разбился! Ты понимаешь? Самолет сковырнулся и все погибли! – сырым от подпирающих слез, срывающимся голосом заголосила Сусанна. – Ты понимаешь? Он разбился! Предчувствия меня не обманывают!.. Дай машину…
– Уймись… Из аэропорта он выехал еще вчера. Вдруг решил заехать сначала к матери, повидать ребятишек? Разве так не может быть? Не видел почти месяц. Все-таки отец.
– Он без меня не поедет!
– Ну, возможно, был под мухой. Вырубился, залетел, в вытрезвиловке? Он любит у тебя скорость, когда поддаст…
– Нет! Нет и нет!
– Да успокойся ты! Успокойся и жди…
– Не заговаривай мне зубы! Ты что-то скрываешь! Не томи… Тима погиб?
– Ха! Ну, знаешь ли!
– Так живой или не живой!?
– Соня! Или уймись, или я брошу трубку! Завтра приедут менты, – немедля звони мне. Тебе скажут где я буду… Не бери в голову, цыпочка моя. Разберемся…
– Ну, я… Да, я ему…
Кисть была новая, краска ложилась отлично, но смотреть надо было в оба: то и дело кисть оставляла черные волоски… Монотонная красивая работа, прямо-таки впитывала беспокойство, освобождая в сердце все больше места для надежды, что Тимочка жив и невредим…
Когда в прихожей нетерпеливо щелкнул замок, Сусанна уже вполне владела собой. Она даже не забыла скинуть прихваченный на работе траурно черный халат, прежде чем в одних трусиках повиснуть на шее… очень! очень, очень! любимого мужа.
Холодным носом Тимофей рылся у Сусанны за ухом, вдыхал запах еще вчера приготовленных к встрече волос и хрипло, загнанно шептал:
– Умираю… Умираю от любви…
– Противный. Как я рада! Всю ночь глаз не сомкнула! И ревела, и таблетки глотала, и в морги звонила…
– Налей холодненького из-под крана попить и марш в койку!
–Ты меня не любишь! Ты…
– Твой запах… Как я спешил к тебе… Мне снился Твой запах… Даже краска не перебила…
Он сильно поцеловал Суси в не накрашенные, чистые от постороннего вмешательства губы… Стал на колени и как к иконе приложился к затвердевшим в разлуке грудям жены…
– Ягодка-клубничка… Какая свежая… Какая душистая ягодка… Затем взасос поцеловал пупок.
– Где ты пропадал целую ночь, – едва отдышавшись от поцелуев, настаивала Сусанна.
– Боюсь признаться… Дай попить… Дай прийти в себя… Не верится, что я – дома, и живой… Душ, и в койку… Нет, сначала на горшок и – в койку!
Тимофей поспешил в туалет.
– А подарки любимой жене? Ты обещал привезти крабов.
Сусанна подняла с пола халат и крадучись приблизилась к сумке с располневшей пумой на боку.
– Поройся в сумке… – Стонущим от удовольствия голосом ответил нависший над унитазом Тимофей. Он любовался толстой золотистой струей, готовой забодать унитаз… Какое просветление, как играет каждая жилка!.. Не где-нибудь под кустом, впопыхах, а дома, священнодействуя…
Когда он вышел из туалета, обнаженная Сусанна, паясничая, извивалась перед зеркалом трюмо. Даже трусишки скинула. Тут же лежал квадратный футляр, оклеенный золотой фольгой. Притихшая Сусанна осторожно примеряла ожерелье, зловеще тлеющее неукротимым огнем порабощения… Какая роскошь! Я-я-язык отнялся… Неописуемая роскошь. И этой красоты он столько раз мог сегодня лишиться…